— Точно, — согласился с ним я, — но совсем хорошо бы было, если б наши выиграли эту игру, а то на тоненького получилось.
— А люди говорят, вы в Москву ездили, — интригующим голосом задала вопросик Алла, — вроде бы этот матч смотреть. Правда?
— Чистая правда, Алла, — не стал отпираться я, — ездил и смотрел.
— Ну и как оно всё вживую? — продолжила она, — интереснее, чем по телику?
— Никакого сравнения нет, — честно ответил я, — эмоции гораздо ярче, ощущение сопричастности больше.
— А Фил Эспозито какой там в натуре? — спросил Обручев, — такой же как в телевизоре?
— На медведя похож, — ответил я, — когда он в первом периоде шлёпнулся, то сидя отдал честь нашему Леониду Ильичу, а тот ему похлопал.
— А что, и Брежнев на игре был?
— Да, конечно — дело-то серьёзное… и не только он, а ещё и Подгорный с Косыгиным рядом сидели.
— А драку эту… — продолжил интересоваться Обручев, — ну Мишакова с канадцем которая… кто начал?
— Я этот момент пропустил, — честно признался я, — но силовой приём, по-моему, Мишаков провёл, а Жильбер сильно расстроился из-за него. Так и началось кажется…
— Канадец сдрейфил, — подал голос Половинкин, — когда Мишаков его звал один на один.
— Они и так на два штрафа набоксировали, — ответил я, — дали бы каждому по удалению до конца, надо это?
Класс дружно выдохнул, а вопрос задала отличница Зоя:
— А как же вы билеты туда достали? Наверно непросто было?
— Билеты мне случайно достались, — не стал углубляться в подробности я, — по знакомству. Но хватит уже о постороннем, давайте заканчивать тему о производных и переходить к интегралам.
Класс опять дружно выдохнул, но на это раз разочарованно, и мы занялись изучением формулы Ньютона-Лейбница. А на перемене меня опять зазвала к себе директорша, сама для этого в коридор вышла, надо ведь… я в принципе спрогнозировал, для чего ей понадобился, и мой прогноз сбылся процентов на девяносто.
— Я опять о том же, Антон Палыч, — начала она, — о хоккее.
— Опять линейку надо провести?
— Нет, на этот раз лучше бы что-то оригинальное придумать.
— Хорошо, я подумаю до конца дня, а потом сообщу вам свои соображения, — дипломатично ответил я.
И в этот момент грянул телефон у неё на столе — большой, чёрный, как будто сошедший с экрана исторического фильма о гражданской войне.
— Слушаю, — сказала она в трубку, и тут её лицо буквально на глазах побелело, а потом покраснело. — Я всё поняла, — сказала она, выслушав речь невидимого собеседника, — мы всё сделаем, как вы сказали.
— Что случилось? — озабоченно спросил я, — что-то нехорошее?
— Торжества отменяются, — бросила она карандаш на стол, — Брежнев умер…
Да, это был большой удар… я посидел минутку без движения, вспоминая, когда ж он в нашей-то истории скончался… получилось, что в 82-м, через десять лет — ох, и изменил же ты историю, Антоша…
— Сейчас надо будет сделать сообщение во всех классах и отменить уроки, — мёртвым каким-то голосом продолжила директорша. — Похороны завтра наверно будут, тогда траурный митинг проведём…
— Я сообщу учителям, — предложил я, — они сейчас почти все в учительской.
— Да, иди расскажи им… а я пока тут посижу, — и она схватилась за сердце.
— Может врача вызвать? — с тревогой спросил я.
— Не надо, иди — у меня тут валидол есть, — и она бросила таблетку в рот, а я вышел в школьный коридор.
Объявление о смерти вождя сами наверно понимаете, какую реакцию в учительской вызвало. Англичанка Софья даже слезу пустила.
— То есть мы сейчас распускаем всех учеников по домам? Я всё верно поняла? — спросила завуч по воспитательной работе.
— Да, — подтвердил я, — распускаем и возвращаемся сюда обсуждать дальнейшие мероприятия.
— А по радио ничего не передавали, — это подала голос чертёжница Ираида.
— А вы включите, наверно уже передают, — посоветовал ей я.
Она подошла к пластмассовому репродуктору, был у нас и такой, на окне стоял в углу, и повернула рукоятку громкости… оттуда раздалась музыка Чайковского из «Лебединого озера». И одновременно зазвенел звонок.
— Все по классам, — скомандовала завуч, — выполняем распоряжение руководства и возвращаемся сюда.
Первый концерт Чайковского
Первый концерт Чайковского
Я тоже пошёл, следующим уроком у меня геометрия в восьмом-Б значилась, это где Вася Дубин с Ваней Красногоровым сидели. Класс встретил меня настороженно и тихо — слышно было бы, как муха пролетела, если б они у нас тут летали.
— Антон Палыч, — взял инициативу в свои руки Ваня, — а мы уже всё знаем…
— Откуда? — на автомате вырвалось у меня.
— Ребята из параллельного класса рассказали, у них физкультура была, и радио там в тренерской комнате работало, вот они и услышали…
Всё очень просто, подумал я, а вслух сказал так:
— Ну а я ещё раз повторю, на всякий случай — сегодня утром скончался руководитель нашего государства Леонид Ильич Брежнев, поэтому все дальнейшие уроки отменяются. Расходитесь по домам и очень прошу вас — ведите себя прилично… О времени и месте траурного митинга мы вас оповестим.
— Что ж теперь будет-то, Антон Палыч? — продолжил допытываться Красногоров, — я сколько себя помню, всегда Брежнев начальником был.
— Жизнь продолжается, Ваня, — философски заметил я ему, — будем учиться так же, как и раньше.
Надо отдать ребятам должное, никто кричать «ура» не стал, и в воздух портфели тоже не кидали — собрали тетрадки с учебниками и молча вышли из класса. Остался один Вася.
— Антон Палыч, — подошёл он ко мне, — а я почти закончил этот вертолётик-то…
— Квадрокоптер, — поправил я его.
— Да, квадро…коптер, — поправился он, — в своей комнате испытывал, взлетает, висит и садится вполне исправно.
— О, — неожиданно возникла у меня шальная мысль, — а что, если использовать это дело применительно к текущим обстоятельствам?
— А это как? — озадаченно переспросил Вася.
— Я к тебе загляну после обеда, там и обсудим, — предложил я ему, — а сейчас извини, дела в учительской.
А персонал школы номер 160 уже собрался там практически в полном составе. Директорша пересчитала нас по головам и выяснила, что не хватает только физрука Фирсова.
— Семеро одного не ждут, — сказала она, — начинаем без Фирсова. Ребят всех по домам распустили?
Учителя по очереди ответили, что да, конечно.
— Незрелых высказываний не было? — продолжила допытываться та.
Никто не признался, что слышал что-то такое.
— Итак, согласно последнему распоряжению гороно завтра в школе тоже выходной день, а в среду в девять ноль ноль должно состояться траурное собрание. Если дождя не будет, то на улице, возле памятника героям (был у нас и такой, к двадцатилетию Победы открыли), а если будет плохая погода, то в актовом зале. Сначала я скажу вступительное слово, потом кто-то из учителей и желательно, чтобы ученики тоже поучаствовали. В заключение запустим гимн СССР и разойдёмся. В четверг обычный учебный день. Какие-то замечания или предложения будут?
Тут вошёл запыхавшийся физрук и приложил обе руки к груди в знак извинения, Оксана Алексеевна строго посмотрела на него, но сказать ничего не сказала.
— У меня есть маленькое предложение, — вылез я на первый план, — но озвучить я его хотел бы с глазу на глаз.
— С вами, Антон Палыч, — жёстко ответила она, — у нас отдельный разговор будет. Через полчаса в моём кабинете. А если других предложений и замечаний нет, тогда на этом всё. В школе остаюсь я и дежурный, кто у нас сегодня дежурный?
Дежурной оказалась вовремя вернувшаяся из Казахстана литераторша, она согласно кивнула головой.
— А остальные могут расходиться по домам… и я вас очень прошу воздержаться от разных политических высказываний и рассуждений, — добавила она в итоге.
Делать нечего — народ немного пообсуждал случившееся и потихоньку рассосался из учительской, осталась одна Кира Петровна да я в дальнем тёмном углу.
— Как-то всё это неожиданно, — сказала, глядя в окно, Кира, — я же его вчера только видела по телевизору, он на хоккее сидел…
— Я тоже его там видел, — похоронным голосом отозвался я, — из соседнего сектора.
— Вы на стадионе были? — тут же решила уточнить она.
— Да, знакомые билеты подарили… метрах в тридцати он от меня сидел… вместе с Косыгиным и Подгорным. Выглядел вполне бодро.
— И кто же теперь генеральным будет? — спросила она.
— Я не знаю, — пожал плечами я, — обычно тот, кто руководит похоронами, тот и становится генсеком. Давайте радио послушаем, — и я повернул рукоятку приёмника.
Там продолжался Чайковский, но уже не «Лебединое озеро», а первый концерт для фортепиано. Который Пётр Ильич посвятил пианисту Рубинштейну, но впервые исполнил его почему-то пианист Ханс фон Бюлов и не в Москве, а в Нью-Йорке. Советская власть непостижимым образом полюбила это произведение, поэтому оно звучало практически на всех торжественных концертах, и во время траурных церемоний тоже.
— Мда, похоже мы ничего тут не дождёмся, — сказал я, — этот концерт на час примерно.
Но ошибся, потому что музыку вырубили на полуслове… полузвуке точнее, после чего последовала сводка новостей.
— Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубокой скорбью извещают партию, весь советский народ, что 28 сентября 1972 года в 23 часа 30 минут скоропостижно скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС Леонид Ильич БРЕЖНЕВ. Имя Леонида Ильича Брежнева — верного продолжателя великого ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм — будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества. Председателем комиссии по организации похорон Леонида Ильича назначен Алексей Николаевич Косыгин. В стране объявляется трехдневный траур, — сказало радио.
— Вот видите как всё просто, — продолжил я, выкручивая громкость в ноль, — Косыгин и будет генеральным… с вероятностью 99%.