угнетающей нас силой — всевластием бюрократии под видом законного государства — мы понимаем хорошо и отчетливо. Будем неустанно разъяснять нашим узколобым друзьям ошибочность постановки национального вопроса вне контекста классовой борьбы. Марксист должен видеть в национальных противоречиях скрываемые за их видимостью классовые антагонизмы.
За явлениями житейских отношений нужно уметь отличать видимость от действительных классовых противоречий, реальный учет которых только и позволит вести правильную и побеждающую политику. Видимость заключается в том, что между российским генералом и крестьянином-чеченцем, или торговцем-кавказцем и русским покупателем, или чиновником-евреем и российским гражданином конфликт национальный. Действительная сущность заключается в том, что здесь нет конфликта гуманитарного, а исключительно классовый: экономико-социальный. То, что торговец-кавказец на 10 копеек обманет, а русский бы нет — ничуть не меняют экономическую основу отношений, т. е. не превращают в межнациональные чистые отношения между продавцом и покупателем.
Противоположности между тремя антагонистическими классами гораздо основательнее, чем между самыми противоположными нациями. Противоречия между колонизаторами-европейцами и индейцами-аборигенами на 90 % классовые, чем национальные, религиозные и пр. (идеологические, духовные, культурные). Нельзя отделять одно от другого, но нужно видеть главный фронт. Нужно уметь видеть одно в другом.
Не существует общественных противоречий, не объясняемых с позиций классовой борьбы. Триалектическое классовое объяснение и понимание одновременно дает ключ к разрешению этих противоречий. Для объяснения политики и общественной жизни где бы то ни было, в любой стране, в любой исторической эпохе необходимо рассмотреть классовый состав этого общества и триалектическое межклассовое взаимодействие. Материалистическое понимание истории — это разгадка всех загадок. Марксизм, триалектика, классовая борьба могут не упоминаться в политической риторике (как не упоминается никогда макиавеллизм), но их незнание или игнорирование в научном анализе неминуемо приводит к поражению.
Мы стоим на пороге новой эпохи, где классовая борьба по-прежнему будет вестись между тремя антагонистическими классами, но уже вооруженными триалектикой. Государственный шовинизм, буржуазный космополитизм и пролетарский интернационализм — вот три непримиримо-враждебные лозунга, соответствующие трем великим классовым лагерям современного общества и выражающие три политики, три мiровоззрения в национальном вопросе. [Ср.: Ленин, 24: 123]. Государственный шовинизм объясняется стремлением бюрократии угнетением национального меньшинства завоевать себе поддержку чуть менее угнетаемого национального большинства, т. е. за национальной политикой спрятать классовую эксплуатацию. Чеченцы уничтожаются «для защиты русских», но при всех притеснениях русского меньшинства, например в Средней Азии или Прибалтике, российская бюрократия (на деле, а не на словах) скорей и не задумываясь поддержит местную бюрократию, чем своих русских соплеменников; причем, совсем не потому, что «в правительстве не русские».
Да, национальный вопрос существует. Но во много раз острее существует вопрос классовый. Полно болванов, кричащих о «правах русских», ничего при этом не говорящих о правах трудящихся. Тот, кто поднимает национальный вопрос и молчит о вопросе классовом — тот провокатор или наивный дурак. Коммунисты ставят вопрос иначе: сначала победа в классовой войне, потом русский национализм.
Туполобый осел, мечтающий для счастья, «чтобы русские были во власти», наивно полагает, что чиновник, буде он русский, наплюет на интересы своих собратьев-чиновников и бросится защищать русский народ и русских рабочих. Самый честный, русский, богобоязненный, патриотичный чиновник ничуть не лучше чиновника-взяточника, антихриста или продавшегося евреям, как наличие честных и порядочных капиталистов ничуть не исключает эксплуататорской сущности капитала. Когда мы входим в кабинет чиновника, нам плевать на его национальность, его вероисповедание, политубеждения и интеллигентность. Будь он хоть насквозь русским и хоть трижды православным, мы знаем, что это сволочь и осознаем свое бессилие перед его произволом.
Слова Сталина-марксиста: «…В национальном вопросе есть свои пределы. Это важный вопрос, но есть другой вопрос, более важный — вопрос о власти рабочего класса…Вопрос национальный есть подчиненный вопрос в отношении к вопросу рабочему» [ «Известия ЦК КПСС», 1991, № 4, с. 172]. Пришедшему к политической власти рабочему классу национальный вопрос не нужно будет даже формулировать — она его решит и так.
Разрешением классового вопроса разрешается и вопрос национальный. Никак не наоборот. Однако, велик соблазн — по некультурности, вульгарности и незнанию истории — свое классовое, т. е. экономическое и политическое угнетение пытаться решать воинствующим национализмом. Но ни буржуазия, ни государство никогда не будут препятствовать этому, ибо прекрасно понимают, что именно так лучше всего распыляются силы противостоящего им народа. Сами же эксплуататорские классы строго блюдут свое классовое единство и никак не национальное. А нам подбрасывают национализм. Но мы возьмем и не клюнем. Тогда уже некуда будет деваться этому государству в борьбе против нас, как прямо призывать себе на подмогу церковников, призывающих к смирению. А мы им — Гегелем по зубам. Вера в бога как в истину сильнее церковной веры.
Сила идеологического оружия — в предельной ясности. Мармеладный и квазибоевой лозунг: «русские, объединяйтесь» — пустой, но красивый, и такой же беззубый, как и призывы: «граждане духовные, объединяйтесь» или «люди честные, объединяйтесь против нечестных», т. е. слишком, слишком широкий и не только бесполезный, но и прямо вредный, как дезориентирующий, не дающий ответа: кому объединяться, с кем именно, на какой платформе, для чего и против кого. Подобные лозунги требуют новых бесконечных пояснений и вызывают тысячу новых вопросов: куда девать тех, кто под духовностью понимает обряды и иконки, как конкретно различать русских непатриотов от нерусских патриотов и т. д., и т. д.
Как пощупать «духовность»? Есть ли конкретная методика определения, кто — наш, кто — не наш, кроме классовой? Без марксистского классового анализа все иные инструменты и попытки понять противоречия в обществе с национальных, религиозных, нравственных, этических, культурологических, любых других идеалистических позиций беспомощны, как арифметикой пробовать решать тригонометрические функции…Лакеи власти, прикрывающиеся показной гуманностью иисусики, обязательно обвинят, что-де марксизм полагает единственным своим методологическим инструментом классовый подход, напрочь отбрасывая все остальные, тысячу других, второстепенных.
Коммунистам еще десятки и сотни раз придется разбивать пошлые обвинения в «игнорировании» национального вопроса; десятки и сотни раз объяснять свою позицию о том, что марксизмом не отрицается нацвопрос, но впереди него ставится классовый, рабочий вопрос. Именно: национальное самоопределение чеченцев, курдов, палестинцев, басков, ирландцев, евреев возможно в первую очередь классовым самоопределением трудящихся вместе с рабочим движением других народов, и лишь в следующую очередь — т. е. после, после образования и оформления единого, межнационального рабочего движения — последует самоопределение национальное. Для рабочего класса угнетаемой нации гораздо ближе интересы рабочего класса нации угнетающей, чем «собственная» буржуазия и бюрократия. Единое международное рабочее движение — есть коммунистический Интернационал.
Залог победы класса, его идеологии и лидеров — есть понимание времени. Классовая борьба — не есть привнесение извне зла, но историческая, общественная и политическая данность. Классовая борьба — есть правила игры, которые невозможно поменять, но нужно знать и понимать.
Прежний марксизм по-прежнему остается нашим основным оружием в борьбе против капитала. Новым трехклассовым марксизмом не увеличивается количество врагов рабочих на один за счет бюрократии, но развеивается туман над фронтом борьбы и вносится ясность и порядок в ряды собственные. Понимание собственных сил и собственного единства — важный шаг к победе. И дворник — пролетарий, и профессор. Оба — наемные рабочие, оба зависимы и от власти, и от капитала. Оба — единый класс. У лейтенанта и генерала крайне мало общего, хоть оба русские: одного государство (армия) кормит, другого бьет по морде. Сытость за счет нищеты. Вместе они могут быть только против их общего врага — третьего — капиталиста, но которого сытый стремится представить единственным виновником нищеты.
Как, интересно, борец за русскую идею представляет себе этого лейтенанта, не защищенного социально, классово, зато с разрешенным вокруг национальным вопросом? Это не сравнимо даже со свободой воли без хлеба… Но о каком национальном угнетении могла бы идти речь, если был бы разрешен вопрос социальный? Как может быть решаем национальный вопрос без разрешения вопроса классового? Как могут защищаться интересы, скажем, безработного или бездомного как русского? Национальный вопрос разрешается сам собой при политической власти трудящихся. Все иные спекуляции только на руку стремящейся к удержанию власти бюрократии. Национальными, религиозными, «общечеловеческими» лозунгами сознательно затушевывается их глашатаями основной закон политики: политика — это борьба классов, классов — три.
За 100 лет в России просматривается закономерность, требующая еще наблюдений и подтверждений: как только госвласть чувствует собственную неуверенность, сразу из «патриотических» кругов всплывают лозунги борьбы против евреев. Но только марксистская оценка классовой борьбы дает понимание того, что не под черносотенными угрозами шатается власть. Самодержавие чиновников шатается и рушится только под ударами организованных трудящихся. Не националистические, никакие иные идеологические, а только классовые лозу