– Себя?
Андрей двинул головой, словно пытался размять затёкшую шею.
– В институтские годы каждый второй кажется себе мыслителем. А у нас группа была – одни эти самые вторые. Сколотили масонскую ложу, готовили переустройство мира. Наделали кучу глупостей, само собой, попались. Сейчас из семерых на свободе двое: я и Валька Савельев.
И он рассказал про свой «второй фронт». Про акции, СИЗО и подвалы, про опубликование документов Росновы и про то, что последовало за этим.
Алиса поглядывала на Андрея краем глаза. Он говорил, чуть приподнимая уголки губ в лёгкой полуулыбке. И когда речь шла об арестах и допросах – тоже. Рисуется решила Алиса, как и тогда, в больничной палате.
Алиса в какой-то момент поймала себя на том, что не следит за словами, а только слушает голос – таким говорили в советских фильмах уверенные в своей правоте пионеры.
– В финале, – рассказывал Андрей, – меня определили в «Микрон», а мой дружок Марат пошёл работать в безопасность. Перестраивать систему с самого дня. Как там, «ты должен сделать добро из зла, потому что больше его не из чего сделать». Его потом посадили за экстремизм на восемь лет.
– А ты? Так же думал?
– Что-то в этом роде. Надо убрать плохих людей и поставить хороших. И как только мы – хорошие люди – сможем переустроить хоть один этаж, хоть один департамент, – мы будем большие герои на все времена. Я, собственно, и пришёл работать к своему шефу – Геннадию Яковлевичу – потому что он что-то такое пытался затеять: перестал давать взятки в бюджетный, добился строительства собственной линии энергоснабжения, тендер на строительство ТЭЦ провёл по-честному, а не как это принято в стройкомплексе кластера… Сейчас он в ведомственной общаге, живёт под двумя уголовными делами. Знаешь, коммунизм в отдельно взятой комнате не задался. Как и полагается, самые близкие, верные и замечательные потом на суде просили не ассоциировать их с «антигосударственной» деятельностью. Один теперь даже зам генерального…
– Слушай, – сказала Алиса, поморщившись, – и как ты у них работаешь?
– А вдруг я – Штирлиц? Работаю на этот твой «второй фронт», а пиар «Микрона» – только прикрытие?
– Врёшь ты всё, – сказала Алиса, – совсем на Штирлица не похож.
– А на кого похож?
– Ну на кого… На Нуриева. Точно! Я всё думала, кого ты мне напоминаешь.
– О, боже мой! – засмеялся Андрей. – Я же вроде при тебе не танцевал, сдерживался.
– Соглашайся! – потребовала Алиса. – Нуриев – классный! Я его с детства обожаю. Чуть-чуть волосы под него подправить, и будешь совсем хорошенький!
– Тогда ладно. Но только если совсем.
Сигнал GPS то и дело терялся. То ли поблизости стояли глушилки, то ли не очень хотел работать приёмник. Из-за этого пару раз сворачивали не туда. Алиса хмурилась и начинала покусывать губу, затем резко тормозила у первой попавшейся машины и шла спрашивать дорогу. Андрей поглядывал ей вслед и, достав блокнот, что-то записывал.
– Тебе приходилось когда-нибудь иметь дело с вашей корпоративной безопасностью?
Андрей кивнул.
– Я во время одних разбирательств сидел в местном изоляторе. Клопы там – звери. Таких хорошо брать для охраны дачи.
– Я вот тоже с этими вашими шпиономальчиками намедни познакомилась, – Алисе вспомнилось глумливое сюсюканье Петрушевского.
– «Второй фронт»?
– Ага.
– Расскажи, что́ это была за песня? Твоё сольное я послушал уже. А вот «Любовников» – совсем выборочно.
– Спасибо, – кивнула Алиса, закуривая. – Ну, сложно песню-то пересказывать. Они, ну на том сайте, почему-то одну строчку выдернули: «Рабство спадает с плеч, мы уходим на второй фронт».
– Социальный протест.
– Да какой там социальный протест, – отмахнулась Алиса, выдыхая дым в приоткрытое окно. – У меня в оригинале «горе» вместо «рабства» было. Не знаю, в общем.
Айрат жил рядом с Краснокаменском, не в городе даже, а в ПГТ Солнечный. Съезд с шоссе в его сторону предварял странный знак: церковный купол, перечёркнутый волнистой красной линией. Алиса бывала здесь раньше и оттого знала, что купол – это Москва, а знак – просто экстравагантная выходка местных умельцев. Андрей же разглядывал поделку с большим интересом.
Это был совсем маленький городок. Один из таких, про которые думаешь, проезжая мимо: «надо же, где только ни живут люди». За ржавым остовом исполинского механизма потянулась промышленная зона. За ней появился чахлый лесок и дохлые туши брошенных элеваторов. Только через десять минут спотыканий о выбоины показались дома, построенные в боевой порядок. Очевидно, они ожидают, что элеваторы рано или поздно оживут и постараются их сожрать.
Андрей хорошо знал такие места. Он сам 30 лет назад родился в закрытом «ящике» в Томской области. Сначала кажется, что это лучший город на свете, потом обещаешь себе, что в следующем году точно уедешь, а затем раз – и дёргаться уже поздно: жена, дети, двушка в кредит от «Микрона». Смешно, но в Томске теперь – тоже «Микрон»; по-моему, по всей стране уже один «Микрон»…
Алиса свернула на длинную прямую улицу, с одной стороны которой всё ещё сохранились остатки деревьев, а с другой стоял плотный ряд блочных девятиэтажек.
– Как называется это место? – поинтересовался Андрей.
Алиса глянула на навигатор.
– 60 лет ВЛКСМ.
– Мог бы и сам догадаться.
Ехать по городу пришлось совсем недолго – нужный дом был третьим в цепи. Свернули в арку, над которой висел щит «Вселенский луч», – реклама стоявшего рядом магазинчика.
– Я паркуюсь хорошо, – предупредила Алиса, – можно не бояться.
– Да я в общем-то и не боюсь, – хмыкнул Андрей.
– Это ты мне пытаешься льстить, конечно.
– У меня полно дурных привычек, но конкретно эта отсутствует.
Алиса скептически покачала головой.
Во дворе оказался детский сад с ажурной решёткой забора. И вдоль неё, и рядом с подъездами стояла куча заснеженных машин. Иные из-за наросшего сугроба можно было опознать разве что по колёсам. Парковаться было совершенно негде. Алиса проехала вдоль трёх домов и вырулила снова на улицу – решила встать у обочины.
– Вроде бы вон те окна, средний подъезд, последний этаж… Ты меня подождёшь немного, ладно? – спросила она, скосив на Андрея глаза. – Я разведаю и тебе позвоню. Просто не знаю… на всякий случай пока одна пойду, хорошо?
Андрей кивнул.
– Я музыку оставлю, – сказала Алиса, пробегая пальцами по кнопкам магнитолы, – это моя любимая.
Тихо заиграла «Missed» Пи Джей Харви. Алиса взяла телефон и, хлопнув дверью, пошла по направлению к дому № 49/2.
На подъездной двери висел искромсанный до полной неразборчивости бумажный плакат. Домофона не было, только кнопки кодового замка. Нужной комбинации Алиса, конечно, не знала; она уже хотела было набрать Айрата, как дверь открылась, выпуская тучную женщину в платке. Та глянула на Алису неприязненно, но дверь всё же придержала.
– Спасибо, – сказала Алиса и прошла внутрь.
В подъезде пахло жареной картошкой. На исписанную быдлограффити дверь лифта кто-то налепил объявление: «ИСПРАВЬ свою ЖИЗНЬ продай Квартиру!». Алиса улыбнулась.
Айрат жил на последнем, но кнопки «9» в кабине не нашлось – её выломали из панели. Пришлось подниматься с восьмого. Алиса глянула на часы: полчетвёртого. Неделю назад договаривались, что она заедет около трёх. Ну, так и получилось в итоге.
Она вышла на площадку и направилась в дальний левый угол к квартире 107. Однако до самой квартиры Алиса не дошла. На двери висел портрет в чёрной траурной рамке. Портрет Айрата.
Реальность уменьшила резкость, и света в кадре стало заметно меньше. Алисе вдруг показалось, что она смотрит на себя со стороны и видит каждое движение, каждую эмоцию на лице так, как если бы она зависла слева от себя и смотрела на объёмную движущуюся модель. И вот эта 3D-Алиса сделала несколько шагов по лестничной площадке, зачем-то коснулась ладонью листа с некрологом и чуть не упала – наверное, у неё закружилась голова. Эта посторонняя Алиса хлопнула рукой по звонку, и стояла, слушая, как он жужжит и бьётся с обратной стороны двери.
Долго ничего не происходило. Потом дверь защёлкала несколькими замками, и в ней прорезалась узкая щель. Выглянула растрёпанная женщина в халате. Алиса не смогла понять: это жена Айрата Таня или кто-то другой, – не хватало света.
Женщина ничего не спрашивала, просто смотрела в упор тяжёлым взглядом.
– Простите, – выдавила из себя Алиса, – Айрат…
– Из-за тебя, – тихо, но вполне отчётливо проговорила женщина. – Из-за тебя! – на повторе она завизжала. Дико, истерично и самозабвенно.
Алиса отшатнулась, и тогда женщина плюнула в её сторону и с размаха захлопнула дверь. Алиса продолжала в ужасе пятиться. Она достала телефон. Непослушными пальцами попробовала открыть адресную книгу, но мозг отказывался подсказать, кому нужно теперь звонить. Обернулась. Может, надо вернуться и попробовать… попробовать что?..
Ей казалось, что вопль должен был разбудить весь подъезд, но из соседних квартир никто не вышел, вокруг было по-прежнему безжизненно.
Алиса медленно-медленно, борясь с телом за каждый шаг, вернулась к лифту и застыла возле створок. В который уже раз всё вокруг подёрнулось рябью и стало ненастоящим, похожим на сон, от которого очнулась только пару секунд назад, и ещё не знаешь, правда это или злые шутки сознания. Алиса стояла в оцепенении, глядя в одну точку и видя в ней лица всех «Любовников».
– Все её любовники мертвы, – прошептала она и закрыла глаза рукой. По руке тут же побежали слёзы.
Рыдая, Алиса сделала несколько шагов и схватилась за перила. Это всё не взаправду, уговаривала она себя. Пусть уже оно схлынет, а рядом окажется только Юлька и звёзды на обоях.
Он подобрался почти неслышно, как если бы у него за спиной имелись крылья. Только в последний момент что-то зашуршало под ногой.
Алиса открыла глаза и увидела. Чёрный человек с застывшим лицом стоял в двух шагах и смотрел на неё. Он был совсем как тот, в Росастро, только без галстука, запонок и белой рубашки. В чём-то неприметно-спортивном.