– Не твоё дело, – огрызнулся Валька, но дверь распахнул.
Андрей переступил через порог, с сомнением оглянулся по сторонам и снова перевёл взгляд на Валькин халат.
– Слушай, надо поговорить. Но лучше бы, конечно, не здесь.
Валька презрительно фыркнул.
– Уже бы взяли, – заметил он, – Сычёв и прочее.
– Не факт. Валь, если есть где, то лучше там.
Валька покривился: ему явно не хотелось никуда вылезать из уютного захолустного сумрака. Он, поди, не в танки – так в какой-нибудь «Ассасин» бьётся, а тут Андрей в целое путешествие тащит.
Попереминавшись с ноги на ногу в танце нерешительности, Валька всё-таки ушёл в спальню одеваться. Он вернулся в дырявых джинсах и старом свитере с красными и зелёными ромбиками, вроде бы он в нём ещё в институте ходил. С другой стороны, у него тогда живота не было. Если только свитер растянул…
Они вышли из офицерского блока и двинулись вверх по Курчатова – по направлению к Ленинградскому проспекту. Фонари горели через два, а то и через три, и света, можно сказать, не было вовсе.
– Куда это мы? – поинтересовался Андрей.
Валька мстительно поцокал языком:
– Ну раз ты такой джеймсбондовский, то на месте и увидишь. Зачем предупреждать безопасность и марсиан?
Андрей улыбнулся и кивнул.
Шли молча, только Валька насвистывал тему из «гардемаринов». У него всегда это лихо получалось – свистеть. В детстве Андрей изо всех сил старался сравняться с другом, но нет. Даже тут нужен талант.
На подходе к Ленинградскому около поваленного фонарного столба темнела мёртвая автомобильная туша. Похоже, она сковырнула столб и сама отлетела от удара.
– Удолбался он, что ли? – разглядывая тёмные куски на асфальте, сказал Валька. – Водитель в смысле.
Андрей подошёл к останкам машины и провел рукой по номерной панели – нет номеров. Потом скажет, что здесь не требуется. В начале года что-то такое принимали, мол, передвижения по внутренним дорогам корпораций оговариваются правилами внутреннего распорядка.
Минут пять шли по дороге, потом Валька свернул во дворы. Он достал из кармана связку из двух ключей и крутил её на пальце.
– Отцовский дом? – догадался Андрей.
– Да, батяня уехал в какую-то очередную Абхазию, шпионит, поди.
Подъезд неожиданно открывался ключом. Вроде бы даже самым обычным. Внутри оказалось светло и довольно чисто.
– Да, – заметил Валька, – буржуи они тут.
Лифта не было – в блоке всего три этажа. Валькин отец жил на втором. Перед входом в квартиру на стене был прибит железный ящик вроде почтового, только из такого толстого металла, как будто его вы́резали из лобовой танковой брони.
– Телефон в ящик кинь, – сказал Валька, – на обратном пути заберешь.
Андрей вытряхнул свой «самсунг» из чехла и аккуратно опустил в железный короб. Валька кинул туда же «айфон».
– Ботинки снимай, – предупредил Валька, только войдя в квартиру, – тапки в тумбочке слева. Любые, кроме синих, бери – батя не любит, когда его вещи трогают.
Андрей разулся, но тапки брать не стал. Ему не хотелось проходить вглубь квартиры. И запах тошнотворно-сосновый неприятен, и вообще…
– Давай тут тогда поговорим, – предложил он, – место, я понимаю, надёжное?
Валька кивнул.
– Телефон ты сдал, дверь двойная, а здесь у батюшки каждый месяц человек приходит – жучки ищет. Потом – системы какие-то работают, и прочее. Самое защищённое место, короче, какое я знаю.
– Ну хорошо, Валь.
И Андрей стал рассказывать. Подробно про встречу с фейк-активистом, кое-что про Алису, и совсем немного – об игрушечной делегации. Но тут такое дело: хоть два слова скажи – а за ними потянется длинная история. На большой срок.
Валька слушал внимательно, не перебивал и ничего не спрашивал. Он даже в лице не менялся, так – водил глазами по потолку, не более. Когда Андрей закончил про пятерых доарсеников и Второй фронт, Валька тяжело вздохнул.
– Солдат Вавилона, что ли? – угрюмо поинтересовался он.
– Когда Лазарчука читали, мы оба мечтали.
– Ага, – зло сказал Валька, – тебя всегда в разное говно тянуло. Влезть и сидеть там, помирать. Ты жить-то вообще собираешься? Героически погибнуть всё равно не выйдет. Ни одна тля про тебя ведь даже не заикнётся, если что.
– Валь, мы с тобой это уже обсуждали.
– Да-да, – сказал Валька, прохаживаясь по коридору. – Только тогда ты не пытался прыгнуть с двадцатого этажа. А сейчас, смотрю, уже примерился. Андр, пятерых вместе с Костылём – за банальное воровство! – уже вздёрнули. И это – только чтобы поприветствовать нового генерального. А тут – целая госизмена. Ты же знаешь, чем это кончится?
– Чем может кончиться, если сорвётся. Знаю, конечно.
Валька остановился и стукнул кулаком по косяку двери.
– Зачем, а?!
Андрей молчал.
Валька снова вздохнул и ушёл на кухню. Стал чем-то там звенеть, наверное, готовить кофе.
– Что тебе надо? – спросил он оттуда.
– Надо потереть обо мне записи в «микроновской» базе. Чем глубже – тем лучше.
– Спятил, что ли?
– Нифига, Валь.
Валька продолжал греметь и звенеть, и Андрей почувствовал себя неуютно. Остро кольнуло ощущение, что всё вокруг не своё. Ненужное какое-то. Лишнее и пустое. И хорошо бы из него выбраться. Из квартиры этой, из блока, и вообще.
– Кофе у отца нет, – объявил вернувшийся Валька. – Я пью цикорий, тебе не предлагаю. Я тебе вместо этого предлагаю головой подумать. Ты, блять, как будто не живёшь, а только сочинение про жизнь пишешь – такое, чтобы русичка «пятёрочку» поставила.
– Спасибо, Валь.
– Да пошёл ты, – сказал Валька, отхлёбывая из огромной кружки, – смотреть на тебя тошно, игрушечный святоша.
Ирка встретила у самых дверей и провела по гостевому пропуску. Андрею разрешение на верхние этажи уже забили.
От входа до первого лифтового холла всё пространство загадила собой толпа плохо одетой дебиловатой молодежи. Соискатели. Те, кого после отбора сунут в «горячую зону» – поближе к якобы остановленным реакторам и заполненным хранилищам. За все восемь лет, что Андрей работал в «Микроне», эта толпа никогда не редела, она всё время отращивала новые – совершенно неотличимые от старых – лица. Их всегда больше, чем нужно, этих идеальных людей. И хорошо ещё, что набор только два раза в год. На фоне неспешно шевелящейся, сплёвывающей на пол и пахнущей по́том массы такими смешными кажутся грёзы фантастов о клонированных трудовых армиях будущего. Кому нужны какие-то гомункулы, когда вот эти вот сами выращивают и доводят себя до нужной кондиции? Сами глотают метадон, полируют пивом и идут продавать себя на органы в наше славное подземное царство. Там ведь как: сначала сдадут щитовидная и поджелудочная, потом почки и печень, потом начнут рассыпаться суставы – у тех, кому повезёт до этого дожить. Правда, говорят, что некоторые добираются и до 50-ти. Но может, и врут – Андрею таких героев видеть не приходилось.
Продравшись через толпу, Андрей и Ирка спрятались от будущего корпорации за дверьми лифта. Наверх, кроме них, никто не ехал. Когда кабина дёрнулась и пошла отсчитывать этажи, Ирка посмотрела вопросительно. Андрей покачал головой.
Только выйдя на девятнадцатом, он заговорил.
– В кабинете уже ни слова, Ир, – предупредил он. – У меня в сейфе, который у окна, шесть папок с документами. Ключ возьмёшь у Вальки завтра. Пять сжечь, одну – на ней написано «Эридан» – спрятать. Не у себя, и не у родственников. Подумай, где.
Ирка кивнула.
– Мне понадобится групповой пропуск на журналистов с аппаратурой, со спуском в «море». Лучше списком. Число – с завтрашнего на две недели. Три человека и сопровождающий.
Ирка сделала большие глаза.
– Ира, это очень большое одолжение, но у меня нет другого выхода. Прошу тебя.
Ирка ошарашенно мотала головой. Они дошли до внутреннего поста, и Андрей уже потянулся за паспортом, когда охранник косо глянул сквозь стекло и махнул рукой – мол, давай дальше. Вот уж точно – никогда не угадаешь…
– И последнее, – сказал Андрей, – если всё будет так, ты вытащишь сразу несколько человек. Честное слово, Ир. Ну всё, пришли.
На шикарной двери красного дерева в рельефных наличниках висела золочёная табличка: «Дмитрий Скоков. Советник начальника департамента по информационным вопросам». Ну что же, значит, преемником стал Дима.
Андрей завистливо причмокнул. Это было то самое, до чего у него так и не дошли руки и из-за чего Валька регулярно ездил ему по ушам. Называлось это, если верить книжке по внутренним коммуникациям (Андрей предпочитал не верить), презентационным фундаментом, но Валька говорил: необходимые понты. Ты можешь не носить Ulysse Nardin и не одеваться в Zegna – хотя и то, и другое, конечно, желательно. Можешь даже не ездить на X5 – дело хозяйское. Но вот твой кабинет должен непременно находиться на топовом этаже. И, конечно, должен быть похож на рот, полный немецких имплантов: чтобы блестяще, дорого и в полный рост. Чтобы каждый начотдел, попадая в зазор между первой и второй парой дверей, уже ссался от зависти и накатывающей мании ничтожества. Чтобы случайно забредшие отскакивали как ошпаренные. Чтобы равные признавали за равного.
У самого Вальки, помнится, в двух огромных аквариумах шныряли туда-сюда глазастые рыбы и какая-то мелкая головоногая дрянь. Сбору мебели он посвятил чуть ли не два года: писал запросы, составлял жалобы на отдел снабжения, вытягивал приличные экземпляры из уже розданного.
Андрей на все эти действия крутил пальцем у виска, чем страшно злил Вальку.
– У тебя в башке пусто, – говорил тот, – тебя и за человека-то в канцелярии не считают. Нестяжатель хренов.
В общем, Андрей так и не успел сосредоточиться на необходимом антураже. Сначала не взялся, а потом всё как-то не до того было.
Дима Скоков был другим человеком. Правильным. И поэтому именно в его, а не в какой-нибудь бывший свой кабинет пришёл Андрей. У него даже имелась вполне форматная причина – нужно забрать вещи, штук, наверное, десять. Разная наградная ерунда, Андрей и сам не помнил наверняка, что там может быть, но преемнику это стремление наверняка будет понятным.