В какой-то момент впереди показались люди. Четверо чёрных, в кепках и с магнитофоном. Они громко разговаривали и смеялись. Так смеются ловцы, когда уверены, что поймали.
Сёма остановился и смотрел на них со всё возрастающим страхом. Ну и что, что здесь нет ловцов, и никто о нём не знает. Маленький медведь с телефоном на дороге, и у медведя совсем никого нет.
Они отломают мне лапку, отчего-то решил Сёма и, бросив телефон, прыгнул в ближайшую канаву. Он лежал мордочкой вниз, зажмурив глаза, и баюкая лапу. Нет, уж лучше пусть совсем сломают. Не надо лапу, пожалуйста, не на-адо…
Чёрные прошли, не заметив ни трубку, ни самого Сёму. И сразу за ближайшим домом свернули налево. А маленький медведь выбрался на сухое и, даже не отряхиваясь, побрёл дальше.
Уже под утро он вышел к нужной улице. Здесь было тихо. У каждого дома разбита своя, непохожая на другие, клумба. Кошка выглянула из окна и снова исчезла за занавеской.
Маленький медведь спрятал телефон под разлапистый синий цветок и подошёл к двери с цифрами 78 налегке. Некоторое время раздумывал, как дотянуться до звонка. В конце концов, принялся просто стучаться и скрестись.
В груди, как раз где-то рядом с пресловутой пластинкой, снова подпрыгивал и наматывался сам на себя клубок страха. Сёма даже прижал к себе лапку, чтобы меньше за неё бояться.
Тут такое дело: надо просто стучать. Это как прыгать через клетки: остановился, и всё.
Дверь открылась, и Сёма пошатнулся от неожиданности. На крыльце стоял узкоглазый человек в коричневом халате. Он внимательно смотрел на грязного маленького медведя с поджатой лапой. А Сёма вдруг забыл, что нужно говорить.
Узкоглазый присел и протянул к Сёме руку. Маленький медведь смотрел на ладонь Кенто и почему-то ни о чём не думал. Мысли вдруг совсем кончились, а вместо них плыли какие-то белые круги.
– Мацушита, – пробормотал маленький медведь.
Тот как будто не услышал.
– Мацушита, – повторил Сёма и тут же прикрыл глаза лапой. Слишком страшно ждать. Слишком.
– Юки-га хоси-кара фуру, – сказал Кенто.[1]
Сёма сдвинул лапу с одного глаза и увидел, что человек улыбается.
Почему он так делает, маленький медведь не знал. Сёма совершенно не понимал по-японски.
26Глубокий космос
– Уходить к нулю, закрыть космос и не идти на контакт… – повторял голос Капитана из переносного передатчика. И снова, уже в пятый раз на этом месте обрывался.
– Его ещё можно спасти? – спросила Лара.
Синоптик-Радист покачал головой.
– Теперь и нас нельзя спасти.
Он опустился на треснувшую бетонную плиту, с которой время уже почти до конца слизало жёлтую предупреждающую краску.
Из-за Лариной спины нерешительно выглянул синий заяц.
– А про кого говорит ваш ящик? – поинтересовался он, стараясь от страха пригнуться и казаться меньше и незначительней. – Кто может придти за нами из космоса?
Радист лёг и, закрыв глаза, вытянул руки по швам.
– Те, кто нас создал, – сказал он. – Вы их любите называть Проводник.
– Нет-нет, Проводник придёт, чтобы всех спасти… – затараторили вокруг, кто-то вроде бы даже зашипел и заскрёб когтями. Хотя какие там когти… у них ничего такого не предусмотрено, даже зубы – из мягкого пластика.
Синоптик-Радист ничего не ответил. Он уже знал, что остался один. Когда после обращения отряд не вышел на связь, всё стало предельно ясно. Они последние. Никакого космоса уже не закрыть. А с ловцами… теперь и нет никакого смысла встречаться с ловцами.
– Неужели вы видели Проводника? – спросил кто-то, притронувшись к лицу Радиста.
Он открыл только правый глаз, зачем-то экономя оставшийся заряд в грудной пластине.
– Если бы я его видел, я бы постарался оторвать ему голову, – сказал Радист. – Это только Капитан всё думал, что с ним можно договориться. Жертвы ему носил. Думал, выкупит всех вас за уже разобранных.
Он снова погрузился в темноту, и на самом деле почти отключился. В темноте было пусто, но всё равно неспокойно. Желание что-нибудь делать металось, не находя выхода, а голова никак не могла сообразить, к чему его приложить.
Радист открыл глаза: весь выводок Кукольного дома встал полукругом вокруг него и внимательно, явно чего-то ожидая, смотрел.
– Почему вы не уходите? – удивился Радист. – Я больше вас никуда не веду. Можете делать, что интересно. Правда, – он усмехнулся, – недолго.
– Почему они охотятся за нами? – спросила кукла Лара, и зайцы закивали и загалдели:
– Почему? Почему? За нами?!
Радист постучал себя по груди.
– Штука, из которой ты сделана, ценнее того, что ты можешь о ней подумать, – сказал он. – Она нужна, а ты – не очень.
Кукла взмахнула ресницами – большими, как веера.
– А как же остальные? – задала она единственный стоящий вопрос.
– Остальных теперь нет, – Радист зачем-то встал. Может быть, оттого, что лучше всё же куда-нибудь идти. Выбрать направление и двигаться, не сворачивая. А когда направление иссякнет, снова выбрать и снова не сворачивать. И так до конца.
– Совсем никого? – кукла тронула Радиста за руку.
– Никого.
– И нас совсем никто не любит? – спросил кто-то из игрушечной толпы.
– Не знаю, – сказал Синоптик-Радист, – но то, что кто-то хочет разорвать нас на части – гарантирую.
Они испугались. Сбились в цветастую кучу вокруг куклы и замерли. Как будто так можно спастись. Как будто есть смысл держаться друг за друга. И только кукла продолжала смотреть на Радиста в упор.
– Тогда нечего делать в этом месте, – сказала она.
– Точно, – согласился Радист. – Только вот другого нет.
Кукла снова хлопнула невероятными ресницами. Это у неё, похоже, что-то вроде взмаха флагом.
– Я слышала, есть ещё глубокий космос.
– Ты не могла об этом слышать.
– Так он есть или нет?
– Не знаю, – сказал Радист. – Туда так никто и не собрался.
– Туда теперь соберёмся мы.
Радист оглядел сгрудившиеся вокруг Лары игрушечные фигурки.
– Счастливого полёта.
Каменный свод пещеры поднимался метров, наверное, на 40. Его когда-то обшивали металлом, но теперь многие листы повывалились, и на их месте чернели геометрически выверенные дыры. Пол покрывали великанские плиты без конца и края, у них даже стыков не было видно. Игорь всё время старался забирать вправо, чтобы ненароком не свалиться в довольно глубокую яму для железнодорожных путей. Шедший впереди председатель двигался в отличие от него уверенно, хоть и не особенно быстро. Остановившись, он поводил по своду фонариком, и остался увиденным крайне недоволен.
– Всё свинтили, а, – сказал он, покачав головой, – ну не суки ли?
Игорь тоже попробовал рассмотреть что-нибудь наверху, но ничего интересного не заметил.
– Владимир Павлович, а что тут раньше-то было? – спросил он, переведя луч света на синюю с оранжевыми светоотражающими полосами охотничью куртку председателя.
– Государство тут было, Игорёк. Оно тут работало, придумывало, как вас, сопляков, одевать, как защищать вас от иностранного мудачья. И вот ради кого, а? – председатель зло сплюнул в сторону.
– Нет. Я про то, что конкретно тут было. Хранилище, похоже? Надеюсь, оно хоть не радиоактивное?
Председатель снова пошёл вперёд, громко шаркая по полу сапогами.
– Вот потому и посадили страну в говно, что вас только ваше «конкретно» интересует, – проповедовал он. – Здесь настоящее советское предприятие было – минсредмашевская контора № 9. Так что не ссысь, серьёзные люди всё делали.
Игорь хотел возразить, что даже если это и правда, то, во-первых, тут уже много лет никто не следит за оборудованием. А во-вторых, здесь же не просто так всё бросили, и запрещают без разрешения спускаться. Но он решил не спорить с Палычем. Председатель совета кластера только ещё больше завернёт про своё великое время, да про совковые героические подвиги. Надоело.
– А вы часто на охоту ходите? – сменил тему Игорь.
– Да давно уже не ходил, – признал председатель, – так и охотничий сезон когда последний раз объявляли?
– И много зверей подстрелили?
– А ты приди ко мне в кабинет и почитай, что в благодарственных сказано, где стоит подпись генерального. А то вы думаете, что Палыч – старый хрен, и прижимает вас слишком. Так вас не прижимали ещё, Игорёк, по-настоящему.
Председатель остановился, поймав лучом фонаря проём в стене.
– Значит, так, – предупредил он. – Сначала по синему коридору влево, потом будет жёлтая зона. Весы там стоят большие, как на рынке – только чашка одна. Там полностью одеваемся и застёгиваемся, ружьё в руки – и начинаются настоящие блядки. Усёк?
Игорь кивнул, но тут же сообразил, что председатель на него не смотрит, и добавил:
– Конечно, Владимир Павлович.
Они нырнули в туннель, который сразу же принялся извиваться и путать всё новыми ответвлениями. Председатель последовательно забирал влево. Временами попадались светлые пятна пространства – там, где лампы на потолке или в стенах по неизвестной причине оказались долгоживущими, пропустили конец истории и продолжали светить и после него. Благодаря им становилось видно, что коридор выкрашен чем-то наподобие извёстки, под которой заметен тёмный, наверное, и впрямь синий, тон. В тех местах, где извёстка обвалилась, он, правда, больше был похож на бурый. Пол оказался скользким, Игорь несколько раз чуть не полетел вниз – под ногами тянулось нечто вроде непрозрачной стеклянной пластины.
– Владимир Павлович, а как это рыли-то в граните? – спросил он в какой-то момент. – Техники же не было, наверное, никакой?
– Техники! – презрительно отозвался председатель. – Руками рыли. Зэки спецлага и днём, и ночью, кирками хуячили. А руководил – сам Славский. Я ещё под стол пешком ходил, но меня батя иногда приводил – на стройку посмотреть. Гигантская была, великая вещь! Сейчас вас хрен заставишь что-нибудь такое для страны сделать.