.
— Ну, прощай, старая Сауко. Я и так слишком заболтался с тобой! — Педро ловко вскочил в седло и помчался дальше, не оборачиваясь.
Он скакал, почти не разбирая дороги, то и дело погоняя ни в чем неповинную Эрманиту. Значит, Гедета жива, хотя и превратилась в ужасную нищенку. А ведь если бы дон Рамирес не пропал, он вряд ли оставил бы дуэнью своей любимой умершей жены и воспитательницу пропавшей дочери в таком состоянии! Неужели он все-таки погиб в ту первую французскую войну, сгинул где-нибудь в Перпиньяне? Разумеется, при первой же возможности он сообщит Клаудии о ее верной дуэнье… Да только где теперь сама Клаудита? Ничего, сейчас главное — добраться до Ла Гранхи и выведать все о планах Вальябриги, а там… Все равно надо будет увидеться с Хуаном… Как хорошо, что он сейчас рядом с ней…
Его высокопреосвященство кардинал де Вальябрига восседал в своей огромной гостиной во главе стола. Его алая мантия и алая кардинальская шапочка, казалось, бросали свой тревожный отствет не только на лицо этого молодого еще человека, но и на всю обстановку вокруг. Напротив него стояла красивая стройная женщина средних лет в темных монашеских одеждах.
— Так вы продолжаете утверждать, мать Агнес, что сестра Анна бежала из монатыря при помощи некоего дворянина из Картахены? — почти зло и, по всей видимости, не в первый уже раз спросил он у монахини.
— Да, Ваше Высокопреосвященство, — побледневшими губами едва выдохнула женщина. Неужели настал, наконец, тот час расплаты, которого она так боялась весь этот последний год. В ее застывших от ужаса глазах уже стояло сырое подземелье, в которое яркой мантией сидящего перед ней владыки врывалось пламя костра.
— Но никакого дона Диего Кавьерса в Картахене нет и никогда не было.
— Я не знала этого, Ваше Высокопреосвященство.
Вальябрига встал, и ему вдруг захотелось расстегнуть воротничок, такая стояла в помещении духота. Но в такой момент он не решился нарушить строгую завершенность кардинальского облика. Неожиданно в голову ему пришла спасительная мысль.
— Откройте окна, — коротко бросил он стоящим у входа гвардейцам. Пусть лукавая монашка вдохнет свежего воздуха, а то еще потеряет сознание раньше времени. «А заодно и ощутит напоследок всю прелесть ускользающей от нее свободы», — злорадно подумал он, чувствуя, что сейчас готов собственными руками выцарапать похотливые глаза этой лицемерки.
Все четыре окна тут же были распахнуты настежь, однако никакого облегчения это не принесло; на улице стоял знойный полдень.
— А вы узнали бы этого человека, попадись он неожиданно вам на глаза? — вдруг резко спросил кардинал, глядя прямо в бледное, осунувшееся за последние дни лицо.
— Да, Ваше Высокопреосвященство, — с надеждой вскинула глаза аббатисса. — Я бы узнала его даже в полной темноте, по движениям, по звуку голоса… — зачарованно продолжала она, вспоминая молодого красавца, с которым провела однажды волшебную неделю. Такие замечательные любовники встречались редко даже в ее богатой практике, и настоятельнице было жаль, что она никогда уже больше не увидит и не примет в свои объятья этого жаркого юношу. Последнее чувство едва ли не перевешивало в ее душе страх перед подземельями.
— Отлично, отлично, — думая о чем-то своем, пробормотал Вальябрига, и уже хотел пока отпустить женщину, являвшуюся для него сейчас столь ценной свидетельницей, и позволить ей перевести дух, как ему доложили, что прибыл тот самый королевский гвардеец, которого Его Высокопреосвященство хотел нанять к себе на службу.
— Пусть он тотчас же явится ко мне, — жестко отрезал кардинал и пристально посмотрел в лицо вдруг странно затрепетавшей всем телом монахини…
Резиденция кардинала представляла собой небольшой, но весьма помпезный дворец на окраине Ла Гранхи. Еще недавно дворец этот принадлежал королю, но Карлос Четвертый подарил его своему племяннику вместе с титулом инфанта. Педро, неспешно приближаясь к новой резиденции кардинала, пристально разглядывал ее со всех сторон, полагая, что теперь ему придется, возможно, поселиться в пределах ее высокой мощной стены. Остановив Эрманиту прямо перед массивными воротами, он невольно подумал, что эта резиденция напоминает скорее крепость или даже тюрьму, чем дворец инфанта, но, покинув седло, решительно постучал в тяжелую створку.
Стоило ему только назвать свое имя, как весь караул сразу же с любопытством стал разглядывать его.
— Говорят, кардинал пригласил вас к себе на службу? — не выдержал один молоденький солдат.
— Что, у короля не шибко балуют? — хмыкнул вослед ему капрал, бывший, судя по всему, начальником караула.
Педро едва сдержался, чтобы тотчас же не высказать этому самоуверенному толстяку все, что он о нем думает. Однако, это сейчас отнюдь не входило в его планы, и он только хмыкнул в ответ:
— А это мы еще посмотрим, где лучше. — Педро видел, что один из гвардейцев уже убежал докладывать о его прибытии хозяину и, не зная, как скоро примет его кардинал, решил присмотреться получше к стоящим в карауле гвардейцам. — Вы то, я вижу, вполне довольны своей службой?
— А то… — снова хмыкнул самодовольный капрал. — Вон коновязь, — с любопытством разглядывая своего нового сослуживца, указал он затем на прикрепленную железными скобами к кирпичной стене жердь. Педро взглянул в ту соторну и увидел с десяток привязанных за караульным помещением лошадей.
Бывший королевский гвардеец хотел уже и в самом деле двинуться туда со соей Эрманитой, однако увидев, как странно скосила на него взгляд его стройная новая подруга, вдруг пожалел ее и, подмигнув сержанту, сказал.
— Я вижу, гвардеец, доложивший о моем прибытии уже возвращается, и… Его Высокопреосвященству, возможно, захочется сразу же проверить, на что я годен… Так что, капрал, пусть моя верная подружка пока постоит без привязи. Она у меня умница, — обернулся Педро к лошади и, глядя ей прямо в глаза, закончил: — Она будет стоять смирно.
Гвардеец сообщил, что кардинал и в самом деле требует, чтобы Педро немедленно зашел к нему.
В самом дворце, несмотря на полдень, царила тяжелая тишина, и Педро почему-то невольно подумал о подвалах, в которых Вальябрига, несомненно, прячет свои жертвы. «Но какое отношение к нему могу иметь я? Мы никогда не встречались, и пути наши не пересекались даже косвенно. С другой стороны, глупо предполагать, что он действительно хочет отблагодарить меня за тушение пожара в театре — для этого не надо вызывать человека за десять лиг. Скорее всего, он и вправду просто намерен взять меня к себе на службу? Это было бы неслыханной удачей в сложившейся ситуации».
Юноша шагал за ведущим его гвардейцем путаными коридорами, по привычке почти автоматически запоминая все повороты, двери и лестницы. Наконец, впереди показались инкрустированные красным деревом широкие двери приемной, и толстый мажордом стукнул булавой об пол:
— Сержант гвардии его августейшего величества Педро Сьерпес!
Двери распахнулись, пропустив юношу, и мгновенно захлопнулись за его спиной. Педро оказался в просторной зале, залитой щедрым сентябрьским солнцем, лившимся сквозь распахнутые окна. Камин, зеркала, изящный письменный стол, мягчайший ковер — все выдавало жилище отнюдь не деятеля церкви, а человека светского и любящего роскошь. В глубине приемной виднелась изящная женская фигура в темных монашеских одеяниях. Женщина смотрела в окно, даже не обернувшись на вошедшего. Вальябрига стоял, опираясь рукой на стол, и на лице его играла самая приветливая улыбка. Немного нарушали гармонию два вооруженных гвардейца, стоявших по обе стороны двери, через которую только что вошел Педро.
— А вот и наш герой, — весело произнес кардинал, обращаясь, впрочем, не к Педро, а к стоявшей у отдаленного окна даме, — полюбуйтесь-ка, графиня, на этого молодца!
Женщина подняла узкое сухое лицо и… одним прыжком Педро оказался на подоконнике окна, столь призывно смотревшего в горы и лес. Ах, какое счастье, что оно оказалось открытым!
— Эрманита! Сюда! — крикнул он во всю мощь своих молодых легких, и затем еще: — Держите его!
В следующий момент из-под окна раздалось призывное звонкое ржание кобылы, и Педро легко прыгнул прямо в седло. Какая удача, что этаж второй, а не третий! Какая удача, что он не велел ни расседлывать, ни привязывать лошадь пока не выяснятся все обстоятельства визита.
— За ним! Поймать его! — завопил Вальябрига, подбежав к окну и высовываясь из него чуть не наполовину.
— Караул, тревога! За мной! Все по коням! Быстро открывайте ворота! Поймать его! — привычно командовал Педро зычным уверенным голосом, и магия ритуального действия сработала. Сработала даже несмотря на то, что он был сержантом королевских гвардейцев, а не гвардейцев кардинала.
— За ним! За ним! — надрывался из окна Вальябрига. И только когда ворота, как по мановению волшебной палочки, растворились перед Педро, хозяин дворца, спохватившись, закричал: — Хватайте же его! Быстрее, быстрее!
— Быстрее! Быстрее! За мной! Хватайте его, хватайте! — как эхо, вторил ему Педро, перекрывая своим мощным голосом голос кардинала, и дежурное отделение дворца, отвязав коней, тут же и в самом деле бросилось за ним в открытые ворота, еще даже толком не понимая, кого им следует хватать.
Педро явно выиграл во времени, да и Эрманита оказалась намного проворнее кардинальских кляч, поэтому кавалеристы Вальябриги очень быстро потеряли его из виду. Скоро они вернулись обратно, совершенно сбитые с толку и не понимавшие, чего же именно все-таки требовал от них кардинал. Дон Луис Мария встретил их бледный и злой, уже заранее зная, что они вернутся ни с чем — этот чертов гвардеец оказался и в самом деле не только дьявольски ловким, но и сообразительным. Разнося на чем свет стоит бестолковых караульных и нерасторопных кавалеристов, кардинал приказал начальнику охраны перевернуть вверх дном весь Мадрид, но достать этого молодца хоть из-под земли. Особое внимание следовало обратить на район размещения королевских гвардейцев.