— Тише, — сказала девочка. — Муэрдаго совсем испугается. Иди сюда, дурачок, иди!
Орленок, бывший, вероятно, прирученным, появился из кустов и неуклюже заковылял к хозяйке. — Вот так-то. А ты сидишь здесь зря.
— Это ты мне? — опешил Педро, не отводивший взгляда от девочки.
— Кому же еще? Ведь ясно же было сказано: в Мадриде сам узнаешь все, что нужно знать, но не больше. Зачем ты пришел сюда?
— Затем, что времени ждать у меня больше нет. То, что мне нужно узнать, мне нужно узнать немедленно. Слышишь? — Педро еще хотел прибавить «дьявольское отродье», но слова эти так и застыли у него на губах.
Девочка в ответ печально улыбнулась, напомнив ему другую улыбку, виденную где-то совсем недавно, но женскую… или мужскую..?
— А сам-то ты знаешь, что хочешь узнать?
— Да. Теперь — знаю.
— Ну, если знаешь, так, значит, и узнаешь, — невозмутимо ответила девочка.
— Когда?!
— Когда? — Она вдруг рассмеялась и прижала к себе свою птицу. — Да тебе осталось лишь перестать сомневаться — вот и все!
И с этими словами она ринулась вверх по склону. Однако Педро быстро бросился вслед, но, совершенно того не ожидая, догнал беглянку с большим трудом. Он стиснул худые плечики. Голубые, почти прозрачные глаза посмотрели на него без страха и удивления.
— Кто ты?!
— Альбахака[116]. Пусти меня, ты, сумасшедший! Больше от меня ты все равно ничего не узнаешь, а если не будешь дураком, то все и так получишь.
И вдруг, сам не зная как, растворяясь в этих голубых, как залив у Бадалоны, глазах, Педро прошептал прямо в лицо этой девочке доверчиво и страстно:
— Но я ведь не ошибаюсь, скажи!
— Нет, не ошибаешься. Но поторопись. — И неуловимым движением она выскользнула из его рук, как голубая змейка, после чего скрылась в кустах, где давно уже призывно клекотал ее орленок.
Теперь уже Педро мчался к городу на полном галопе, и в голове у него возникали и тут же обрывались какие-то странные слова, видения и мысли. На центральных улицах он взял себя в руки и заставил Эрманиту идти медленно, надеясь увидеть, услышать или еще каким-нибудь неведомым образом ощутить обещанный девочкой знак. Но улицы были тихи и мертвы.
Успев вернуться во дворец еще затемно, и отведя Эрманиту в стойло, все так же медленно и то и дело оглядываясь, он стал подниматься к себе. Ночной дворец, как всегда, переполняли какие-то неведомые шорохи, отдаленные вздохи и стоны, тонкий звон часов и оружия, и, так же, как всегда, разливался запах дорогих ароматов, прикрывавших неприятные миазмы разложения и пресыщенности. Остановившись перед своими апартаментами, Педро еще раз огляделся кругом, словно вор, но опять ничего не увидел, а утром, которое уже робко просачивалось сквозь шторы, заканчивалось отведенное ему время. Тогда он, не глядя, рухнул на кровать второй комнаты, служившей и спальней, и кабинетом, а чаще всего — местом для упражнений с оружием, и неожиданно ощутил острую боль в виске.
По лицу потекла тонкая струйка крови. Педро зажег свечу и тут же увидел лежавшую прямо в изголовье небольшую металлическую шкатулку с призывно торчащим в замочной скважине ключом.
Он жадно схватил ее, открыл и при тусклом неверном свете увидел на дне женский перстень, к которому черным воском была припечатана простая серая бумага.
И все-таки сначала он долго рассматривал перстень. Это был явно видавший виды перстень, ибо таких давно уже не делали. На нем сверкал крупный дорогой, но достаточно просто ограненный гранат.
— Гранат… — прошептал Педро, — власть и победа… Значит, я действительно не ошибся… — Потом он уже спокойней вскрыл записку.
«Предъявите сие кольцо нужному лицу и напомните ему, что доказательства, опровергнуть которые невозможно, живы».
Педро провел рукой по лицу, словно отгоняя наваждение, затем решительно сбрил бороду, умылся, тщательно спрятал под сетку свои роскошные вновь отросшие кудри, переоделся в костюм обыкновенного мадридца, каковые бродят по улицам тысячами, и снова вышел на улицу, сунув наваху за пояс, а кольцо в карман.
Но путь его на этот раз лежал отнюдь не ко дворцу графини Кастильофель, а прямо к резиденции премьер-министра. Козырей у него на руках было не так уж и много, но, с другой стороны, шел он все же не с пустыми руками. И если грамотно распорядиться имеющимися сведениями, можно достичь многого… очень многого.
Во дворце Буэнависта уже царила утренняя суматоха, поскольку герцог Алькудиа, несмотря на все свое сибаритство, вставал рано, предпочитая с утра быстро разделаться со всеми делами, чтобы вторую половину дня со спокойной совестью посвятить удовольствиям. Педро уверенно направился прямо к третьему подъезду, которым обычно пользовалась прислуга, но не самая простая, а привилегированная. Однако на полуплощадке между первым и вторым этажом дорогу ему вдруг преградили два гвардейца с примкнутыми байонетами. Педро чертыхнулся, вспомнив, что Хуана нет, как нет и времени добираться сейчас до графа Аланхэ. Никакие ссылки на принца Астурийского здесь не работали, скорее, наоборот, а рассвет уже стремительно вступал в свои права.
«Проклятый кердо охраняет себя, как невинную девицу!» — со злобой подумал Педро, понимая, что в покои Клаудии ему тоже пробраться не удастся. Также не было смысла стоять где-нибудь за углом неизвестно сколько времени, рассчитывая на то, что валет за чем-нибудь выйдет из дворца. А что если негодяй уже прямо в эти минуты идет на половину фаворитки, чтобы поставить ее перед фактом полнейшего крушения не только всех ее надежд, но и самой жизни. И Клаудии даже нечего будет бросить ему в лицо!
— Дьявольщина!
Но тут вдруг это случайно сорвавшееся с его уст ругательство, напомнило ему слова, сорвавшиеся совсем недавно с жарких губ Пепы: «Площадь Альмиранте у святого Иосифа…»
И Педро, свысока посмотрев на гвардейцев, властным тоном приказал:
— Передайте сеньору Браулио, что к нему пришел человек с площади Альмиранте. И побыстрее. У меня нет времени.
Тон Педро был настолько непререкаем, что один из солдат тут же ушел куда-то в глубины дворца. Но в следующее мгновение Педро пришла в голову повергшая его в ужас мысль о том, что, услышав эти слова, валет может немедленно покинуть дворец другим ходом и, пока не поздно, отправиться прямиком к зеленым братьям. Однако, с другой стороны, еще непонятно, что лежит на его весах, и чем именно рискует он сам… Придется немного подождать.
Спустя несколько минут гвардеец вернулся и жестом предложил Педро следовать за ним.
Юноша очутился в небольшом, но элегантно отделанном помещении, которое вряд ли можно было назвать жилищем валета. Даже у него самого обстановка была гораздо проще. В кресле у окна сидел человек среднего роста, имевший на удивление незапоминающееся лицо. Узнать его на улице или среди дворцовой челяди было бы практически невозможно. При появлении Педро этот безликий человек лишь слегка повернул коротко стриженую голову в направлении вошедшего и снова как будто бы углубился в свои бумаги. Педро, тоже молча, слегка скосил глаза в сторону стоящего в дверях гвардейца. Браулио досадливо махнул рукой, и гвардеец вышел, прикрыв за собой дверь.
— Надеюсь, вы прекрасно понимаете цель моего визита? — сразу же начал Педро.
— Безусловно, поскольку о площади Альмиранте никто здесь не слышал уже лет десять.
— Да, именно десять, вы не ошиблись. Итак, времени у меня мало, поэтому приступим к делу немедленно, — однако, прежде чем говорить дальше, Педро мгновение, как учил его мастер восточных единоборств Су, жестким взглядом смотрел прямо в глаза серому человеку, и, увидев, как тот занервничал, понял, что этот поединок им уже выиграл. «Он трусоват, и достаточно будет только хорошенько припугнуть его», — подумал юноша. А вслух сказал. — Я предлагаю вам полное молчание в обмен на ваше. Если же вас не устраивает простое молчание, готов обменяться с вами более материальными знаками нашего договора: вы отдаете мне все документы, порочащие определенную особу, а я вам в ответ дарю вот это. — И Педро положил на ладонь гранатовый перстень, который кровавым отблеском вспыхнул в первых утренних лучах, заглянувшего в боковое окно солнца.
Браулио лишь криво усмехнулся.
— Ну, во-первых, перстень еще не доказательство, а, во-вторых, мне ничего не стоит вызвать сейчас стражу и просто забрать его у вас.
— На что я вам отвечу следующее: пока гвардеец войдет, вы уже будете мертвы. — И Педро, умевший двигаться молниеносно, в мгновение ока приставил прямо к горлу сидящего валета наваху. Тот скривился, но не дрогнул. — Затем я сдамся вашей охране и получу награду у вашего хозяина за устранение французского шпиона. Он — человек разумный и предпочтет лучше остаться с известной особой, чем бороться за сомнительную честь трупа, до которого здесь нет никому никакого дела. Но это не главное, — сказал он затем, отступив на шаг и убрав нож, — кроме перстня, есть и еще одно очень важное и живое доказательство, заполучить которое вам не удастся никак.
Лицо Браулио стало серым; он был потрясен, уничтожен, раздавлен. Да, он выяснил, откуда девчонка знает тайну. Но лучше бы он никогда не выяснял этого, ибо это ставит теперь под угрозу его собственное дальнейшее существование.
— Проклятая ведьма! Ведь она утверждала, что девчонка…
— Да-да, прелестная девчонка, голубоглазая, как… Скажем, как небеса над Бадахосом, — и после этого Педро вполне добродушным тоном добавил. — Итак, доблестный мсье Браулио, у вас положение незавидное. Вы обо мне ничего не знаете, мой же хозяин знает о вас все. И если вы вдруг совершите что-нибудь такое, что может ему не понравиться, вас тут же уберут, как французского шпиона. И ваш хозяин только скажет нам за это спасибо.
— Послушайте… Но…
— Но успокойтесь. Мы занимаемся отнюдь не вашей персоной, и нас пока вполне устраивает нынешнее status quo. Для чего — вам знать необязательно. Поэтому отдайте мне компрометирующие документы и передайте интересующейся особе вот этот перстень. — Педро снова сделал длинную паузу, а через несколько мгновений, все так же твердо посмотрев в уже явно испуганные глаза серого человека, спросил: — Так вы согласны на мое предложение или вам больше по душе другие варианты?