Клавдия с презрением смотрела на чувственные лица, на убегающие назад лбы, на ушедшие в глубокие орбиты глаза, на густые брови, на толстые губы, раскрывавшиеся, чтобы поглощать огромные куски пищи. Легаты были старыми людьми.
Исключением являлся, только один сановник, находившийся в свите императорского легата, по-видимому, венгерец родом. Он был очень молод, вряд ли ему было двадцать лет. У него были правильные черты и почти женский, правильный овал лица. На плечи ниспадали густые каштановые локоны. Громадные глаза сверкали.
Он не был разговорчив, но часто смотрел на Клавдию. Несколько раз глаза их встречались, и венгерец первый опускал свои.
К концу обеда разговор перешел в общую беседу. Послышались крики, веселые возгласы, смех, посыпались шутки, остроты и анекдоты. Это был тот момент, когда исчезает человек, и его место заступает зверь. Всякая сдержанность в такие мгновения отбрасывается. Всякие приличия и правила этикета забываются.
Слуги подливали вино в кубки. Блюда были убраны. Речей не произносилось. Гости разошлись по залам замка. Некоторые вышли на прогулку в олений парк. Клавдия, кардинал, Людовико Партичелла и некоторые другие, в том числе и венгерский рыцарь, остались в большом зале. Клавдия сидела у окна и наслаждалась вечерней прохладой.
На небе светились звезды. Время от времени в залу долетал чей-нибудь голос со стороны спавшего города. Из внутренних комнат замка доносились взрывы грубого смеха гостей, проходивших на балкон, откуда открывался дивный вид на город.
Беседа между оставшимися в большом зале оживилась. Венгерец, ободряемый соблазнительными взглядами Клавдии, осмелел и рассказал несколько необычайных приключений. Клавдия внезапно почувствовала порыв расположения к юноше. Какое сравнение мог выдержать с ним кардинал? Один был стар и дряхл, а другой был — сама юность! «Любовь предпочитает любвеобильное сердце», — сказал когда-то Данте. В сердце женщины, приближающейся к закату молодости, любовь расцветает неожиданно, безумно, буйно, подобно тропическому цветку от поцелуя солнца.
Клавдия почувствовала, как внезапно растаяла ее любовь к кардиналу. Любви, собственно, давно уже не было. Оставалась только тень былой страсти. Теперь в душе молодой женщины рождалась новая.
У Эммануила не было соперников. Клавдия всегда была верна ему и гордилась своей верностью. Но сегодня в сердце вошел новый гость. Вспыхнула новая любовь, могучая и властная.
Клавдия… Капризная, чувственная и жестокая куртизанка, она была охвачена новыми чувствами, несмотря на то, что кардинал, склонившись к ее уху, говорил о неумирающей любви.
Разговор был прерван шумом и криком ссорящихся голосов. Все бросились по направлению, откуда они доносились. Два рыцаря стояли друг против друга, готовясь вступить в единоборство на мечах при девственном свете звезд. Их удалось быстро успокоить и вернуть из ада в замок. Клавдия заняла свое прежнее место у окна.
Было около полуночи. В течение краткого отлучения Клавдии из залы судьба ее решилась. Ссора рыцарей, была придумана нарочно. Едва зал опустел, слуга графа Кастельнуово подлил яду в кубок куртизанке. Клавдия выпила бокал, ничего не подозревая. Но едва поставила пустой бокал на стол, как вдруг почувствовала недомогание, распространившееся со страшной быстротой по всему телу. Она подумала, что это подействовала на нее ночная сырость. Окна оставались открытыми… Недомогание усилилось, и дрожь охватила тело молодой женщины,
Клавдия побледнела и, поднявшись со скамьи, сказала:
— Я нехорошо чувствую себя.
Видя, что все в одно мгновение поднялись на ноги, а по лицу кардинала пробежала тень страшного подозрения, она сделала успокоительный жест и добавила:
— Пожалуйста, не беспокоитесь. Продолжайте вашу беседу…
Она сделала несколько шагов при поддержке кардинала и отца, как вдруг судорога сковала ее тело. Глаза Клавдии широко раскрылись, словно увидев смерть. Эммануил пробормотал несколько слов. Людовико Партичелла продолжал поддерживать дочь. Все гости окружили ее, чувствуя, что происходит что-то неладное. Гости из других комнат и из парка устремились в залу. Зал мгновенно наполнился народом. Ничей голос не нарушал молчания. Мужчины не смели смотреть друг на друга.
Клавдия, откинув голову, сидела в кресле, беззвучно повторяя:
— Я умираю… я умираю… я умираю…
Кардинал упал перед нею на колени, прижимая похолодевшую руку к своим губам. Явился врач. Он приказал перенести Клавдию в постель, осмотрел ее и воскликнул:
— Она отравлена!
— Я умираю… о, я умираю, — продолжала твердить Клавдия.
— Отравлена!.. Вы говорите, она отравлена? — грозно сказал кардинал. — Существует какое-либо средство, чтобы спасти ее?
— Нет!..
Раскаявшись в своем опрометчивом ответе, он поспешно добавил:
— Природа может сделать чудо. Однако, взгляните, как лицо ее постепенно теряет окраску. Посмотрите, как дрожат ее руки. Попробуйте, как холодеют ее ноги.
— Яд! Ты говоришь, она отравлена, — повторял кардинал. — Значит, кто-то отравил ее…
— Я умираю… умираю… — шептала слабеющая Клавдия.
Людовико Партичелла со слезами на глазах, молча стоял у изголовья. Кардинал вышел из спальни и вернулся в залу, где собрались гости.
— Она отравлена, отравлена! — вскричал он.
Легаты не успели произнести слова утешения.
Кардинал обезумев продолжал повторять:
— Отравлена! Кто из вас подлил ей в вино яд? Она отравлена, говорю вами. Кто-то налил яд в ее кубок! Кто-то явился сюда с ядом, за этот стол, за который я собрал одних друзей. Кто мог сделать это?..
— Молчите? — продолжал кричать он. — Никто не смеет защищаться? Вы холодны и равнодушны при виде преступления!.. Вон отсюда!.. Ступайте вон!.. Вон из замка! Среди вас убийца… Убийца!..
Легаты колебались, не зная, относятся ли к ним слова кардинала.
— Вы тоже убирайтесь вон! — Кричал им Эммануил — Я не боюсь вас больше… Я не желаю слушать вас! Я здесь хозяин! Я хозяин, и вы должны повиноваться мне!..
Толпа гостей, по-видимому, не была тронута смертью Клавдии. Венгерский рыцарь, вышел вперед и, пытался успокоить кардинала. Но старик оттолкнул его.
Гости быстро разошлись.
— Он сошел с ума, — говорили папские легаты, кутаясь в плащи.
— Да, он сошел с ума, — вторили послы императора.
— Он сошел с ума, — решило духовенство Трента.
— Он сошел с ума, — шептали рыцари, позвякивая мечами.
— Сошел с ума! Сошел с ума! — понеслось по городу.
— Сошел с ума от любви? — сказал один из легатов, возвращаясь с пира. — Немножко поздно, по моему мнению!
— Ну, это болезнь неизлечимая, — пожал плечами его спутник.
Даже ближайшие кардиналу люди не рискнули остаться с ним. Смерть Клавдии потрясла их. Всем хотелось уйти из зала, где умирала красавица.
Эммануил, после вспышки гнева, вернулся в комнату Клавдии. Там никого не было, кроме Людовика и врача. Кардинал приказал врачу уйти, как только он окончит свое дело.
Врач поклонился и исчез. Клавдия больше не жаловалась и не стонала. Лицо ее передергивалось судорогой, руки конвульсивно сжимались и тянулись к кардиналу. Это были движения существа, расстающегося с жизнью.
— Клавдия, Клавдия! — воскликнул кардинал нечеловеческим голосом.
Но Клавдия не ответила. Губы ее оставались немы. Из божественных уст не вырвалось ни звука. Яд заканчивал свое смертоносное дело.
Клавдия умерла, не приходя в сознание, тихо, подобно тем древним куртизанкам, которые умирали в уверенности, что бог любви примет их в свои объятия и отнесет в Елисейские поля.
На городских башнях пробила полночь. Чей-то голос прозвучал в тишине. Клавдия вытянула руки, и лицо ее приняло спокойное выражение. В спальной раздавались рыдания двух мужчин.
Клавдия-куртизанка, Клавдия-чаровница не будет больше околдовывать своею любовью кардинала. Клавдия-капризница не будет больше пускать на ветер достояние города. Теперь она была безжизненным телом… Теперь от нее осталось только имя. Пустой звук!..
За занавеской стояли слуги кардинала. Они были напуганы и потрясены, и среди них, быть может, находился убийца…
Глава XIX
Хоронили Клавдию торжественно. Но народ не принимал участия в похоронах. Духовенство присутствовало по необходимости. К месту последнего упокоения Клавдию провожало всеобщее равнодушие.
В течение нескольких дней легаты не посещали кардинала. Эммануил по совету Людовика начал следствие о смерти Клавдии. Виновный разыскан не был. Граф Кастельнуово и дон Беницио радовались и тайно праздновали победу.
Враги Партичеллы ожидали его близкой гибели. Действительно, через несколько дней после смерти красавицы императорские легаты потребовали удаления Людовика. Кардинал не возражал.
У него не оставалось больше силы для сопротивления. Он безучастно принимал сыпавшиеся на него удары. Людовико Партичелла отправился в Италию и там провел остаток своих дней. Кардинал заперся в своих покоях и перестал интересоваться делами княжества.
Он вышел из затворничества только для того, чтобы распорядиться насчет ночной покаянной процессии. Процессия должна была совпасть с сороковым днем кончины Клавдии, и явиться последней данью его умершей подруге. Распоряжение кардинала несколько удивило соборное духовенство. Но папские легаты решили, что процессия явится для кардинала поводом всенародно покаяться в своих грехах.
В течение недели духовенство во всех церквах, приглашало прихожан принять участие в процессии. Процессия состоится при торжественной обстановке. Сам кардинал будет участвовать в ней. Он хочет отречься от своего прошлого и снова стать пастырем народа. Многие из врагов кардинала забыли свои враждебные чувства. Смерть Клавдии пробудили несбыточные надежды. Присутствие легатов было предзнаменованием, что дела княжества придут, наконец, в порядок.
Поэтому процессию ждали с большим нетерпением.
В церквах шли деятельные приготовления. Население рылось в старых сундуках, ища разные украшения. В течение десяти лет не бывало подобной церемонии. Весь город только и говорил о ней. Все были уверены, что кардинал принесет публичное покаяние. Никто не думал, что процессия явится апофеозом памяти Клавдии. Никому не приходило в голову, что это будет посмертное прославление куртизанки, приведшей князя и княжество на край гибели. Никто не воображал, что церемония будет посвящена одной ей и только ей!