– Подарок? Но…
– Закрой глаза и подставь ладонь… Ну же!
– Ты обращаешься со мной, как с ребенком, – улыбнулась Клэй, но подчинилась.
Ее руки коснулось что-то плоское и холодное. В тот же миг губы Уилла мягко дотронулись до лба Клэй. Она открыла глаза и чуть отодвинулась.
– Не беспокойся, я не собираюсь покупать тебя, – усмехнулся Уилл.
Клэй взглянула на свою ладонь: там поблескивала серебряная монета. Она поднесла ее к лампе и прочла: год выпуска – 1612.
– Ох, Уилл…
– Коб. Помнишь, что это такое? Монета, отрубленная от серебряной полосы и отчеканенная вручную; я нашел ее в то лето, когда ты уехала. Это самая старая монета, которая мне когда-либо попадалась, – я так и не смог заставить себя продать ее, держал в качестве талисмана. Теперь, когда мы опять встретились, я хочу, чтобы монета принадлежала тебе.
– Думаешь, мне не помешает немножко удачи?
– Девочка моя, да кому же она помешает? – Уилл подтянул второе кресло и уселся напротив Клэй. – Знаешь, когда-то ты была моим талисманом…
– Прошу тебя, Уилл, я не хочу больше вспоминать о прошлом; с ним покончено.
Уилл наклонился вперед, не отводя от нее взгляда:
– Нет, Клэй, нет… Я не в силах забыть. Это настоящее чудо – то, что мы с тобой опять встретились. Я люблю тебя так же крепко, как любил всегда.
Уилл снова потянулся губами к Клэй, но она отвернула голову, и в тот же миг из спальни донесся телефонный звонок.
– Черт. – Уилл какое-то время медлил, глядя на Клэй, затем повернулся и пошел к аппарату.
Поднявшись на ноги, Клэй перекинула через плечо сумку. Подойдя к окну и выглянув наружу, она убедилась, что окно выходит в темную аллею, и двинулась в сторону прихожей. В этот момент Уилл вернулся в комнату, и Клэй впервые заметила, что его плечи начали обвисать.
– Спасибо за коньяк, – сказала она.
– Рад был снова увидеть тебя, Клэй.
Клэй удивилась тому, что Уилл не попытался уговорить ее задержаться дольше и даже не поцеловал на прощание. Когда он убирал пачку сигарет в карман мятой холщовой куртки, его глаза остановились на блестящем предмете, лежащем на самом краю полированной доски кофейного столика у дальней стены комнаты. То была испанская монета.
– Клэй, я действительно хочу подарить ее тебе.
– Должно быть, она стоит целое состояние. Я не могу принять такой подарок.
Уилл открыл ее сумочку и сунул туда монету.
– Выполни мою просьбу, и можешь считать, что совершила дневную порцию добрых поступков.
Клэй улыбнулась:
– Тебя вряд ли можно назвать стариком, ты совсем не изменился…
– Спасибо. Ты не представляешь, как я рад это слышать. – Уилл распахнул дверь и взял Клэй за руку. – Я посажу тебя в такси.
– Не стоит беспокоиться. Тут недалеко, всего два квартала, а я владею каратэ и сумею постоять за себя.
– Уверена?
– На все сто.
– Тогда я займусь своими бумагами. Этот звонок… Мне нужно встретиться с одним сослуживцем.
– Доброй ночи, Уилл, и спасибо за монету. Не забудь, ты обещал показать мне свою жемчужную ферму.
– Что? Ах да, жемчужная ферма. Да-да, конечно. Я тебе позвоню.
Решив не дожидаться скрипучего лифта, Клэй спустилась вниз по трем лестничным пролетам, и за это время радость встречи с Уиллом исчезла без следа. Восемь лет назад Уилл был цветущим и преуспевающим молодым человеком, но теперь он словно полинял. Для своих сорока с чем-то он оставался достаточно привлекательным, был в хорошей форме и, по-видимому, пил куда меньше прежнего. И все же что-то в его облике внушало Клэй брезгливость. Если у него так хорошо идут дела, отчего он живет в этом жутком помещении?
Клэй прошла по вестибюлю отеля, миновала шумный бар и еще одну дверь, которая вела в массажный кабинет. На улице было сыро после прошедшей грозы. Толпа людей, местные и туристы, собрались вокруг молодого тайца в красочном костюме, игравшего на флейте из длинных тростинок, пропущенных через кусок тыквы. Клэй остановилась послушать.
Завораживающая мелодия постепенно вернула ей доброе расположение духа; она вытащила из сумки «Никон» и несколько минут снимала музыканта и зрителей. Ночь была жаркая; в воздухе витали сильный аромат жасмина, длинные плети которого увивали стены буддийского храма, стоявшего неподалеку от отеля, и еще какие-то незнакомые Клэй запахи: каждый таец-буддист держит во дворе дома похожий на кукольный домик ковчежец, в котором хранятся ежедневные подношения из цветов и пищи и зажигаются ароматные свечи, призванные отгонять злых духов.
Опустив камеру в сумку, Клэй оглянулась… и замерла на месте. Уилл Стоун, выйдя из отеля, быстрым шагом пересек улицу, и в тот же миг у обочины затормозил черный «датсун» с шофером. Стоун забрался на заднее сиденье, где уже находился какой-то человек; автомобиль въехал в переулок, развернулся и покатил туда, где стояла Клэй. Она отступила в толпу, не упуская из виду подъезжавшую машину, и в этот момент спутник Стоуна подался вперед, давая указания шоферу, потом откинулся на спинку и выглянул в окно. Красноватый свет уличных фонарей вырвал из темноты его лицо, и у Клэй все внутри сжалось. Она продолжала стоять неподвижно до тех пор, пока автомобиль, проехав мимо, не свернул на Силом-роуд, потом, как автомат, прошагав три квартала до отеля «Ориент», поднялась в номер, вынула из мини-бара бутылку «Клостера» и, только открывая крышку, заметила, что у нее дрожат руки. Взяв с собой бутылку, Клэй вышла на маленький балкон с видом на гостиничный бассейн и террасу. Вдали, у противоположного берега реки, мерцали огоньки парома, шедшего из Тонбури.
Пиво было вкусное и прохладное, и вскоре напряжение Клэй начало спадать. Она находилась в Бангкоке, на краю мира, автомобиль двигался по темной улице, и она лишь на короткое мгновение увидела лицо в окне.
Но как бы Клэй ни пыталась себя переубедить, она уже не сомневалась в том, что сумела узнать мелькнувшее в свете фонаря лицо – лицо ее единокровного брата Бью Йейтса.
Опять Бью, сначала в Бомбее, теперь здесь. Разумеется, это было совпадение, и все же оно произвело на Клэй мрачное впечатление. Сейчас она находилась вдали от конной фермы в Виргинии, на которой родилась, выросла и впервые встретилась с Бью Йейтсом, но уже одного взгляда, брошенного на него, оказалось достаточно, чтобы перед мысленным взором Клэй с кристальной четкостью возникли картины минувших дней.
ЧАСТЬ 2ПРОШЛОЕ
Глава 11
Темно-зеленый «шевроле» с кузовом для перевозки лошадей распахнул бампером решетчатые ворота и запетлял по дорогое, минуя белоснежный транспарант «Конная ферма Уиллоуз», под которым висела маленькая табличка «Перекупщиков просят не беспокоиться». Проехав еще сотню ярдов, фургон, наращивая скорость, пролетел по гаревой дорожке, ведущей к конторе и конюшням. Когда он наконец с визгом затормозил, из кабины выскочили двое мужчин в джинсах и заскорузлых от пота рубахах.
– Ладно, Бак, дальше ты сам управляйся, а часиков в пять приходи прямо в дом.
– Ясное дело, Мак. Передай Клэй мои поздравления. – Бак Смит улыбнулся, показав огромные зубы.
– Обязательно, если поспею вовремя. – Мак Фитцджеральд вытащил из кармана рубашки позолоченные часы и взглянул на циферблат. На часах стояла монограмма «К. М. Ф.», неизменные инициалы всех мужчин в семье, начиная с прадеда, выходца из Шотландии, Кеньона Маккракена Фитцджеральда Первого. – Черт побери. У меня осталось всего сорок пять минут, чтобы одеться и добраться до школы.
Мак сорвался с места и бегом преодолел добрую милю до главной усадьбы.
– Мистер Мак! Слава Богу. Вам известно, который час? Мы опаздываем. – Нона Хьюджес, чернокожая домоправительница и по совместительству кухарка, была одета в свое лучшее небесно-голубое с кружевными рукавами платье тридцать второго размера, которое сидело на ней в обтяжку.
– Бегу, бегу. Мисс Смит уже готова?
– Надевает шляпку. Ваша одежда на кровати.
– Хорошо… дайте мне пять минут. – Мак Фитцджеральд помчался вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньку и не обращая внимания на усиливающееся сердцебиение. – Когда мы спускались по холму из Уэйнсборо, у нас лопнула шина, – крикнул он на ходу Нелл Смит с извиняющейся улыбкой. – Но не беда. Нагоним. Выходите на улицу и садитесь в автомобиль. Подарок у вас?
– Да, здесь, – крикнула Нелл через закрытую дверь спальни. – Я уже его упаковала. – Она любовно прикоснулась пальцами к маленькой коробочке, обернутой золотой фольгой.
Мак Фитцджеральд уже плескался в душе и не мог слышать мисс Смит. Поток ледяной воды, струясь по его мускулистому телу, вернул ему силы, и постепенно дыхание Мака пришло в норму.
Обернув полотенце вокруг пояса и подойдя к раковине, он посмотрел в висевшее над ней зеркало. Мак уже брился сегодня перед отъездом из дома; поэтому, обнаружив на щеках пробивающуюся щетину, решил, что сойдет и так. Дочь говорила, что он напоминает ей актера Чарльтона Хестона – что ж, совсем неплохо для сорока семи лет. Увы, молодость не вернешь, и вот уже Клэй, его единственная дочь, его дитя, заканчивает школу и собирается осенью в колледж. Как быстро летят года…
Мак сбросил полотенце на пол, быстро прошел в спальню, взял чистое белье, и тут его взгляд невольно остановился на фотографии в серебряной рамке, стоявшей на тумбочке у кровати, где был запечатлен он сам в возрасте тридцати шести лет, прекрасная Клэй с веселым круглым лицом – тогда ей еще не исполнилось шести и прекрасная тридцатилетняя Элеонор. Через месяц после того, как был сделан этот снимок, самолет «Сессна-110», которым она училась управлять, из-за тумана врезался в гору. Даже теперь, одиннадцать лет спустя, мысль об утрате заставила сердце Мака сжаться.
Ему было невыносимо тяжело не только в день трагедии – с тех пор они с дочерью чувствовали себя потерянными и одинокими. Днем им еще удавалось создавать видимость благополучного существования, но по вечерам малейшая искра воспоминаний могла вызвать слезы на их глазах. Без Элеонор, без ее смеха, без импровизированных вечеринок, которые она так любила устраивать, поместье Уиллоуз казалось пустым. Глубокая печаль ни на минуту не оставляла Мака и Клэй.