р жалобно ныли внутри, а я сжимала ноги, пытаясь унять эти ощущения, но тщетно. Не помогало. После нескольких минут спокойствия и тишины, сзади почувствовала вновь движения.
— Эй, — услышала мягкий голос и почувствовала дыхание на плече, а потом и вовсе поцелуй. Губы Гектора ласкали мою кожу. — Умеешь же выбесить, — тихонько засмеялся на ухо, а я пялилась в стену, в закрытую дверь, мечтая убежать через нее.
Мужская рука легла на живот, заставив мышцы опять сократиться, а меня замереть. Пальцы Гектора вновь двинулись вниз, особенно один заскользил по маленькой дорожке волосков.
— Я честно умею лучше, — поведал томным шепотом на ушко. Палец нырнул опять опасно низко и ухватил между ног.
Не знаю, как удалось? Откуда взялись силы и решимость, мужскую руку скинуть с себя, резко подняться в положение сидя, свесив ноги с кровати. Хотя от такой позы боль взорвалась с новой силой, как спящий вулкан, она зажгла тело.
Я встала с постели, с трудом вытащила покрывало из-под мужского тела, обернулась, сухо посмотрела на любовника. Старалась ничего не чувствовать, и не показывать боль, что жгла внутри.
Волосы поправила и произнесла:
— Всё супер! Взял «свое», теперь иди! — кивнула в сторону балкона и окна, откуда гость вероятно пришел ночью. Наверное, сломал ручку на балконе.
Нашла силы посмотреть в бесстрастное, молчаливое лицо и раздвинуть губы в улыбке. А потом, наконец, открыть дверь, и, невзирая на боль в груди, вдохнуть побольше кислорода. И направиться в душ. Смывать чужеродные прикосновения, запах мужского тела. Всё-всё с себя. Прочь, любые воспоминания о предателе.
Лучше бы Артему отдалась в отеле Приама, или в тот день в душе надо было сбегать за презервативами в аптеку и довериться другу. Кто угодно лучше, чем этот предатель.
Глава 36
POV Диана
Дрожащими руками желтой губкой стирала с кожи мужские, нетерпеливые прикосновения, горячие поцелуи, следы ласк. Они хоть и невидимые, но я помнила жесткие, шероховатые ладони на груди, на ляжках и в особенности между ног. Поначалу они гладили, а потом жестко держали, не щадя кожу.
Я терла и терла губкой свое тело, которое вернули обратно, попользовались и отдали. Возможно от трения оставляла красные царапины на коже, но пусть, лишь бы не чувствовать больше прикосновений. Когда подняла шершавую губку к ногам, где Гектор особенно трогал, в голос застонала. От пены раздраженная кожа сильно защипала, поэтому поспешно отняла губку, прислонившись рукой к запотевшему стеклу душа, и продыхивала-пропускала жжение.
Надо было обычным мылом, а не гелем для душа стирать присутствие Гектора с себя. Я максимально растерла кожу, будто пытаясь снять ее с себя, заменить на новую, которой он не касался.
И отсчитывала секунды. Одну, вторую, третью... и так много раз подряд. И молилась, святой земле — лишь бы ушел, лишь бы добился «своего» и ушел. Оставил в покое.
Надо быть последним извергом, чтобы продолжить экзекуции после нашего акта. Это явно не занятие любовью, зачем люди так называют? Это обман, не любовь движет ими.
Возвращалась из душа в одном полотенце, одежду забыла захватить перед бегством, слишком опасалась, что Гектор остановит.
Слегка подрагивающей рукой приоткрыла дверь, невольно скрипнув ею на всю квартиру.
Пожалуйста...уйди…оставь меня...не хочу тебя больше видеть. Никогда не хочу.
В зале по-прежнему горели два светильника: один — я включила, другой — Гектор с целью рассмотреть предложенный десерт или поздний ужин.
Пусто в зале. В форточку завывал морозный ветер, но от этого лучше — тело остывало от огненных ласк. А другая дверь в комнату открывала вид на пыточную кровать, где по-прежнему горел свет. Гектор включил его, чтобы видеть нас, наши тела, нашу близость.
Насмотрелся? Достаточно удовлетворился?
Балконная дверь оказалась цела за исключением защелки, которая теперь не работала после грубого вмешательства.
Я облегченно прилегла в одном полотенце на диван. Чтобы унять боль, поджала ноги к животу. Способ помогал, унимал последствия акта. А зубы позорно стучали и стучали друг об друга. И тело дрожало, может от холода (я не вытиралась после душа) может существовала другая причина — нервы.
Почему у меня все неизвестно, как происходит?
Почему у Эли нормально? Учится, работает, мужчинами пока не интересуется, но и так довольна жизнью, улыбается, радуется.
Алина вроде бы тоже отошла. Поначалу влюбилась, обожглась, но недолго горевала. И, кажется, перестала злиться. Ведь была свидетельницей, когда Гектор вытаскивал из дома Люды, но подруга обходила стороной тот момент. Алина теперь улыбалась и порой пыталась найти ко мне ключик, отпереть из темницы прежнюю спокойную и вечно улыбающуюся Диану. Которая не таила зла.
А я — неудачница. Без работы, без места учебы, влюблена была в одного, а потом и не знаю, куда это пропало? И главное любила одного, а целовалась с другим в те же моменты. Это наказание свыше за развращенность? Как папа правильно утверждал...
Часа через два, гипнотизируя телевизор невидимым взглядом, неуклюже поднялась все еще ощущая обжигающие укусы боли между ног. В комнате на тумбочке пронзительно зажужжал мобильный телефон.
Передвигаться было тяжело, поэтому не спешила. После звонка раздался своеобразный звук смс-соообщения:
«Болит?»
От прочтенного сообщения сильно сжала трубку. До неприятного ощущения. До хруста пальцев. Страстно мечтая об одном — раздробить старинный, мобильный тети.
Как он, черт его подери, меня вычисляет? Откуда узнал номер? Я покупала новую сим-карту перед бегством, отрезала все ниточки, связывающие с прежней Дианой.
У него ведь нет камер здесь в квартире? Не мог дойти до подобной низости?
Я машинально огляделась в поисках подозрительных вещей: старинный телевизор, толстый, маленький, (не как у тети тонкий, с огромной диагональю); рядом с балконом на полу до сих пор лежали осколки битого стекла от бокала; диван; светильники на красных стенах; несколько горшков с цветами и три выхода из комнаты.
Ванная комната. Не мог же туда поставить камеры?
О чем я думаю? Это совсем психиатрическая клиника, ДАЖЕ для Гектора.
Очень глубоко и часто дышала, оглядывая беспокойным взглядом комнату.
Что тебе, черт тебя подери, НАДО? — громко и крайне раздраженно выкрикнула на всю комнату? — Что еще НАДО?
Спрашивала у балконной двери, которая вечером впустила мужчину в личное убежище. Хотелось рвать и метать, разворотить каждую деталь в квартире, до чего прикасался Гектор и особенно диван, на котором мужчина сидел, разорвать ногтями, ножом и кровать выпотрошить, где он меня имел, как какую-то последнюю...конченную Розу. Словно я — мерзкое отродье, которое требовалось сжить со свету, взять и уничтожить.
Потом до вечера вновь впала в состояние апатии, валялась и смотрела в одну точку на телевизоре, а там комедия о влюбленной парочке, видимо, смешная потому что на фоне смеялись, а мне хотелось заткнуть уши.
Почему все смеются, почему все счастливы? Я тоже хочу смеяться и быть счастливой.
Позже стемнело, а я по-прежнему в одном полотенце в позе эмбриона, за день не поменяла позиции.
Вновь услышала вибрацию телефона.
Только бы не он. Сердце опять жалобно заныло в груди, как побитое палками, как в тот момент, когда Гектор остервенело зажимал мои бедра и до отказа обрушивался, вдавливал весом в кровать, не давая вылезти. И каждый раз до моего протеста, до небольшого вскрика, слушая мой голос. Будто желал удостовериться, что я неравнодушна к наказанию. Не равнодушна. Ты прав. Ты преуспел в этом.
«Я врача прислал, открой ему.»
И по сообщению вновь приказывал жалкой девчонке. Рабыне его прихоти.
Пошел ты со своими указаниями! Знать не желаю, видеть не хочу! Я готова переехать к отцу в соседний округ, когда обещал забрать? Обещал единственного предоставить? Теперь все равно. Пусть и этот предлагаемый единственный — Каратель, всё равно. Хуже быть уже не может, верно?
В дверь раздался громкий звонок. Я затихла в момент, вероятно перестала дышать, присев на диване, а рядом лежал телефон с смс, на которую не успела ответить.
Неспешно направилась открывать незваному гостю. Распахнула дверь, было все равно кто и в каком состоянии увидит.
— Да?! — громко спросила, обнаружив на пороге квартиры взрослого мужчину, предположительно старше отца, одетого в темное пальто до колен. Воротничок-стойка, на голове лысина, темные глаза скрыты линзами очков.
Когда открыла, гость стряхивал с плеч белые пушинки снега, а потом отвлекся от занятия и улыбнулся:
— Здравствуйте, Диана Абрамова?
Не ответила, просто стояла, опершись на дверную коробку, и смотрела на нарушителя спокойствия. И единственное желание в тот момент наверное, было четко видно в моих глазах — жажда мщения, яркий убийственный огонь должен гореть. Мужчина осекся и неуверенно продолжил:
— Меня прислал Гек...
— Идите вы и ваш наниматель! — на эту фразу хватило всего запаса легких, чтобы громко прокричать в белом, пустом коридоре на радость зевакам-соседям. Квартиры находились на расстоянии двух метров и мой крик долго стенал в каждом уголке. Но на следующем слове я на секунду запнулась и озвучила уже менее уверенно:
— На-хер! — голос дрогнул по середине слова.
До чего я докатилась? Взрослого мужчину-врача, желавшего помочь, послала и гордо закрыла дверь.
Не в силах стерпеть разъедающей жалости к самой себе. Я четко оставила кадры воспоминаний и щедро их воспроизводила в течение дня.
Стерев позорные слезы с кончиков ресниц, поморгала, не позволяя себе плакать.
Присела на красный диван резко и тут же поясницу, бедра, ягодицы — тело прострелило молниями боли. Стреляло и стреляло, а я сцепила зубы, чтобы не застонать. Сидеть невозможно — улеглась на бочок, опять сжавшись в позу эмбриона.
Взяла телефон и яростно стала набирать ответ — послание «самому доброму представителю живых существ», в котором от живого существа, наверное, только тело. Я не знаю, почему у Гектора теплая кожа? Как циркулировала кровь, если сердце у него не работало? Не билось. Отсутствовало напрочь.