Роман оторвался одной рукой от трапа, дернул крышку и хлопнул ею, закрывая. Словно отсекся внешний шум - и самолет снова наполнился нормальным, привычным и успокаивающим гулом.
Ни один из четырех наших героев по-настоящему не понял всей глубины этого чрезвычайного происшествия. То, что в самолете на одного гитлеровца стало меньше, казалось каким-то призрачным сном. Хотя в то же время трое ребят ни на минуту не сомневались, что только что стрелял именно Юра, а не кто-то другой. Но откуда в его руках оказался боевой пистолет?
Почему остальной экипаж никак не реагирует на такое происшествие?
Олег первый осмелился подбежать к своему другу. Не сказав ни слова, бросился обнимать и целовать его.
- Юрочка! Какой же ты… мой! Наш… Ты, Юрочка, Герой Советского Союза! - приговаривал Олег, обцеловывая горячую голову Юры Бахтадзе.
- Это он… чех оставил, - прошептал Юра на ухо другу, как будто оправдывался.
- Чех? - вырвалось испуганное у Олега. Даже присел парень, пораженный таким известием.
Ваня тоже перестал держаться за обшивку, попытался устоять, по-матросски расставив ноги.
- А что, гадина! - сам себе сказал Ваня, оглянувшись на закрытый люк. Затем крикнул Роману, стоящему в фиолетовом конусе света: - Ромка! Роман, живем!..
Парень оторвался от трапа, шагнул навстречу Ване. Видимо, он ждал, надеялся, что Ваня будет подбадривать его на правах старшего. Может, догадывался даже, какой фразой начнет. Поэтому сам сказал навстречу Ване:
- Порядок, Ваня! Молодец, Юра.
Ваня с не свойственной ему нежностью обнял Романа, даже всхлипнул в тревожно радостном возбуждении над ухом друга.
- Это Юрочка Бахтадзе. Герой! - прошептал.
Юру хвалили, обнимали. Все беды, неизвестное и наверняка трагическое будущее затмила эта удивительная победа. Юра от волнения и слова не мог произнести.
Стояли вчетвером, крепко поддерживая друг друга, в этом теперь была их сила! Самолет грохотал, вздрагивал, словно падал в какие-то рытвины и вновь выравнивался. Они стояли как зачарованные, наивно радостные, на мгновение забыв, что летят неизвестно куда на вражеском боевом самолете, который должен же где-то приземлиться.
Юра уже не выпускал оружие, теперь ставшее для него милым и дорогим, как теплая и надежная рука матери.
Только теперь все четверо поняли, что чех не случайно оставил маузер, и изменили о нем мнение: Пранек был своим человеком!
- Где он? - в тревоге спохватился Олег.
- Ведет машину, - сообщил Ваня, единственный, кто видел через стеклянные двери, как Вейгт загадочно передавал руль лейтенанту Пранеку.
- Ура! - вырвалось у Олега. Но Роман закрыл ладонью рот возбужденному другу. Ведь они были в воздухе где-то над неизвестной землей или океаном. - Самолет ведет друг, но на нем еще есть и фашист. Малейшая его догадка о происшествии у люка, и он…
- Что же он? Один против пяти, в воздухе…
- Он пристрелит чеха за рулем, а сам выбросится на парашюте в люк под ногами.
Недаром Ваню признали главарем не только эти четверо, судьбой заброшенные путешествовать между небом и землей, но и весь пионерский лагерь. Как тонко и всеобъемлюще он понял положение.
- Ты, Юра, встань на мое место, у стены, и целься ему в голову. Целься хорошо, но не стреляй без надобности, пока я не узнаю у чеха, как надо себя вести, что делать.
Команду выполняли молниеносно. Юра стремглав бросился к стене. Из-за нее сквозь стекло двери, в скупом свете зеленых ламп, над многочисленными приборами силуэтом выделялась голова штурмана.
Ваня пошел в кабину пилота и остановился у стеклянных дверей, набирался смелости. Ведь этот третий гитлеровец, увидев около бортмеханика за рулем не пилота, а одного из четырех советских пионеров, поймет, что означал тот выстрел, прозвучавший несколько минут назад.
А штурман действительно мог услышать звук выстрела. Ведь чех Пранек его прекрасно слышал, находясь в кабине по соседству со штурманом. Правда, Пранек ждал этого выстрела! Но слышал и штурман. Он на мгновение оторвал взгляд от карты и приборов, слишком резко, вопросительно посмотрел на чеха. Их взгляды встретились, глаза засветились зеленым блеском, отраженным от приборов. И чех в этом тревожном взгляде штурмана понял стандартный вопрос:
- Что это?
Пранек игриво подмигнул штурману, слегка качнув головой назад. И штурман многозначительно кивнул головой в ответ - мол, все ясно. Он снова склонился над приборами и картами. Но Пранек тоже прекрасно играл свою игру. Уголком правого глаза он следил за штурманом. От его тревожного внимания не укрылось, как тот дрожащей рукой, вороватым движением выключил радионаушники Пранека.
- Послушайте, штурман. Вы случайно выключили мои наушники. Что случилось? - Крикнул чех в трубку.
- Вполне возможно, - поспешил штурман, тотчас включая наушники пилота.
- Герр бортмеханик, - обратился штурман к Пранеку. За время своего пребывания на корабле он вообще никого не называл по фамилии, как принято в эскадрильи по специальному приказу командира. - Послушайте, господин бортмеханик, куда делся пилот?
- Расправился с большевистскими детьми и, видимо, спит, - ответил Пранек.
- Сном праведника? Вы слышали выстрел? - снова спросил штурман, глядя на чеха.
- Вполне возможно, господин штурман, - ответил чех, заметив, что к нему в кабину проскочил старший из ребят. Теперь Пранек уже не сомневался, что тот единственный выстрел попал в цель.
- …Вейгт! Вейгт! Я - капитан фон Пуффер… Вейгт!.. - услышал чех в наушниках, но не отвечал командиру эскадрильи. - Вейгт! Я - капитан фон Пуффер… Где вы? Готовимся к посадке, где вы, черт вас побери?
- Вейгт убит! На корабле партизаны…
Штурман уже успел закончить эту фразу, когда оторопелый чех спохватился и выключил своим аварийным выключателем его передатчик. Штурман понял: единственное спасение - это выпрыгнуть из самолета на парашюте. Но для того чтобы снять наушники, встать с сиденья и протянуть руку, чтобы дернуть на себя рычаг люка под ногами, ему надо потратить не менее полминуты времени.
Это целая вечность в его положении.
Внимательному Юре Бахтадзе нужно было только одно мгновение, чтобы понять намерение фашиста. А другого момента вполне хватило, чтобы нажать на гашетку маузера.
Штурман неуклюже упал поперек открытого люка. Судорожно схватился рукой за ножку кресла, на котором сидел, и… повис над пропастью.
- Алло, вы… как вас там. Пионеры, черт побери! Лечу в Америку, капитулировать буду. Кто из вас водит автомашину?
- Конечно же, Олег! Он и самолет уже изучал в авиакружке! Олег! - крикнул Ваня.
Олег не ждал повторения. Едва услышав свое имя среди невероятного шума, подошел и наклонился к чеху. Но внешний шум, врываясь в открытый штурманом люк, не давал возможности свободно говорить бортмеханику. Чех нажал на ручку сбоку, которая синхронно соединялась с ручкой штурмана. Но люк не закрывался. Удивленный Пранек приподнялся с места - хотел увидеть, что ему мешает.
Ваня ловко отскочил в сторону, ухватился за спинку кресла и ногой сбил с ножки задубевшую руку штурмана. В тот же миг люк, хлопнув, закрылся. А чех давал уже следующий приказ, четко выговаривая каждое слово:
- Открыть тот, внутренний люк, - кивнул головой назад, - и выбросить за борт все банки с горючим, все, что можно, - прочь, прочь! Снять дверь с петель, боковые скамейки с гнезд, брезент, вещи экипажа - все за борт! Нам нужен потолок… Олег! - крикнул, чуть передохнув, чувствуя, как все четверо бросились выполнять приказ командира.
Олег повернулся и стыдливо стал, едва прикоснувшись к локтю пилота, подумав, что тот не видит его со стороны.
- Оле-ег! - еще раз крикнул чех. В чрезвычайном покое Пранека Олег почувствовал высшую меру волнения. - Может быть воздушный бой… Это основные рычаги управления. Берись за мою руку сверху на штурвале. Если слегка, словно играючи, повести рукой сюда или туда, корабль послушно пойдет в ту же сторону. Но нам лететь только на запад. Эта стрелка указывает направление. Ясно?
Олег догадывался, к чему идет, и не совсем охотно кивнул.
- Садись! - неумолимо приказал чех. - На учебной машине летал? Садись и здесь.
Не отрывая руки от штурвала, Олег просунулся на освобожденное чехом место. Тот улыбнулся, чуть скрывая принужденность улыбки. Хотел таким образом успокоить парня.
- И помни: Пранек здесь всегда и автопилот я включил, равновесие будет держать сам, - успокоил мягким тоном, но уже крича, потому ребята открыли люк и внешний шум бурей ворвался внутрь. - Возьми себя в руки! Волноваться можно только на дне океана, над которым летим, или в желудке акулы… Ну вот, правильно! Теперь берем штурвал на себя. Корабль поднялся вверх. Браво, браво! Давай еще выше, Олег! Теперь выровняй. И еще выше, выровняй…
Олег почувствовал у себя на щеке нежный, родительский поцелуй. А может, только так показалось. Потому что в следующее мгновение возле него уже никого не было.
- Ой! - ахнул парень. И тут же смущенно притих.
Лейтенант Пранек стоял на расстоянии одного метра от парня и пристально следил за приборами и за вспотевшими руками парня. Затем обернулся на лязганье крышки люка.
- Выполнено, товарищ командир! - ответил Ваня, вложив в то смелое «товарищ» и любовь, и благодарность, и пионерское рвение.
После нескольких маневров рулем «на себя» машина достигла потолка. Почти раздетым ребятам становилось холодно. Кроме Олега, с которого от напряженной работы ручьями струился пот. Но и он понемногу успокоился, остыл.
Стрелка скорости все еще нервно качалась, но теперь уже между цифрами 410 и 470.
Пранек, стоя возле Олега, время от времени включал наушники, смотрел на приборы, увеличивал подачу газа в моторы. Корабль начинал слышнее стонать на неожиданных ямах, когда попадал в облака, которых в действительности не было. Чистое, черное небо серело над головой многочисленными звездами.
Вдруг Пранек услышал в наушниках слабый голос: