Летчик впервые, как укладывали его уже в шалаше, осмотрел всех четверых вполне осмысленным взглядом.
- Что, господин Горн? Гам-гам? - заговорили кто как мог, жестикулируя руками в придачу.
Летчик едва нашел силы перевести взгляд на остальных и со стоном снова закрыл глаза.
- Кажется… напился и наелся господин Горн.
Ваня сдержал назойливую неприязнь товарищей.
Теперь вот они спят. Раненый, кажется, тоже. Завтра снова хлопоты с ним, все пойдут на тот щавель, а ему найдут яйцо. Послезавтра то же самое. Наверное, еще найдутся и какие-то ягоды. Лес полон всевозможных орехов, птицы. И все это - непрерывные, хлопотные проблемы, а не хоть бы какая-то перспектива выжить и добраться до родного края.
«Непременно надо починить эту рыбацкую сеть, - рассуждал Ваня. - Приладим парашютные стропы и завтра же затянем в этом самом пруду. Не может быть, чтобы в нем не водилась рыба. В консервных банках наварим ухи, щавелем и солью с той горы заправим. Ого, еще как можно роскошествовать! А жить будем по расписанию, изучать остров, выхаживать немца. А когда вернемся, напечатаем свои очерки об острове, назвав его островом Юных ленинцев! Наверное, здесь есть и какие-то ламы, кролики. Поймать, как Робинзон… А пятница?.. Неужели на острове нет никаких людей?.. Летчика окрестить Пятницей? Но человек имеет свое имя. Перевелись времена Пятниц, хотя робинзонад в мире еще хватает».
Свежая, темная, наполненная шумом океана ночь заставила часового сначала плотнее завернуться во френч летчика, а затем и сесть, опершись на шалаш. Вечером появились были какие-то комары или москиты, но скоро исчезли от прохлады.
И Ваня уснул. Далее мысли оформились в сны. Он гонялся с пистолетом за ламой, стрелял, чтобы добыть хотя бы мясо для раненого, потому что на молоко можно и не надеяться. А лама превратилась в страшного фашистского офицера, и, вместо догонять, Ване самому пришлось убегать от него…
От испуга он проснулся. Пистолет лежал у ног на земле, весь мокрый от росы. Ночь кончалась, наступало росистое, прохладное утро. Над прудом едва-едва поднимался туман.
- Ну вот, Олег, можешь записать в журнал: «Первые сутки на необитаемом острове прожиты». Теперь начинается наша новая жизнь.
Четверо друзей сидели на крутом берегу океана, открытом для восходящего солнца, грелись. Как часовой, Ваня предупредил, что, пока раненый спит, здесь состоится их «общее собрание», на которых они должны выработать основное направление деятельности на острове. Ждать им спасения с острова от англичан или от американцев - даже жалко времени. Островок необитаемый, для военных нужд непригодный. Вряд ли мимо прошел когда-нибудь хотя бы один из военных кораблей. Наверное, какие-то подводные рифы вокруг острова.
- Надежды, конечно, не надо терять, но и руки складывать не годится. В конце концов, когда-то кончится эта проклятая война, и к шалашу прибудут настоящие его хозяева - рыбаки. Тогда и освободимся все. А… от пленного язык немецкий выучим. Жить мы должны, ребята, жить!
Слова старшего товарища звучали убедительно, хотя, возможно, в них и слышалась грусть. И ребята больше внимания сосредотачивали на положительных перспективах, о которых говорил старший товарищ.
- Верно, Ваня, надо жить! Давай выкладывай программу. По-моему, так мы, собственно, как в экспедиции здесь; изучаем так называемую флору и фауну, контуры острова, ветры - пассаты и муссоны… вообще погоду. А наш пятница… Действительно, назовем его…
Юра не удержался, перебил расфантазировавшегося оратора:
- Ты, Рома, хоть и сын строителя, а рассуждаешь, как последний неприспособленный интеллигент. Взрослый немец с континента Европа, офицер, имеет имя, а ты - «Пятница». Сам ты Средой вскоре станешь. Да и вообще: так вот тебе все и удалось. Ходи, изучай, любуйся. А еду больному Пятнице Захар Иванович будет по радио присылать? Голова!.. Я предлагаю с этого и начинать наш разговор, с какого-то жизненного рациона, пусть и островного. Вот сеть нашли. Сегодня же надо ее починить.
- Чем? Шпагат тебе тоже Захар Иванович по радио пришлет?
- Отрежем немного строп, рассучим их, вот тебе и шпагат. По-моему, Ваня прав, не только же с океана, а именно из этого ставка рыбаки питались свежей рыбой во время океанской путины. В противном случае они бы не построили там свой шалаш.
- Ставок весенними водами сделан, это факт, я об этом еще ночью думал, - говорил более опытный Ваня. - Но рыба там есть. В самом деле, Юра прав, стропы сделаны из крепких мягких шпагатин. Для войны всегда все делается добросовестно. Это предложение принимаем. Стропы же нам тоже помогут тянуть невод с обоих берегов ставка. Консервные банки, огонь есть - значит, и уха сегодня будет. А вот как вы смотрите на то, чтобы наш шалаш перенести хотя бы вот сюда. Ночью он будет защищать от холода, а днем - от солнца. Зато будем иметь тут столько простора!
- Вот тут уж, Ваня, а не будет дела, - сказал Роман. - У нас же больной на руках. Не каждый же день таскать его с места на место от солнца. К тому же мы должны маскироваться здесь от авиации, сам же ты говорил, когда посылал меня снимать парашют с дерева. Это уже два. А третье - мы же должны поддерживать наш священный очаг.
- В-четвертых, еще наступит и зима. В лесу хоть уютнее будет.
- Верно, Олег, еще и зима. Я просто ставлю на обсуждение нашу жилищную проблему. Получается, что шалаш должен оставаться там же.
- И вот что, Ваня: давайте построим каменный дом. С печкой, с дверью и с окном! Нам нужно хорошо защищаться, потому что у нас, как у тех господ, на пятерых - одни штаны. Один костюм летчика только для часового и то… Придется же его возвращать.
- Только для часового! Выздоровеет летчик, сам поймет все, так сказать, выгоды трусов на курорте.
Ребята впервые захохотали, как и в лагере в Крыму, - непринужденно, искренне. Ваня подтвердил:
- Да, Юрочка, для часового. Он же и санитар, и медсестра, и врач для больного. Камня тут хватит, времени у нас тоже, кажется мне, вполне достаточно. А глину будем приносить с той стороны озера. Так одобряем, ребята?
Предложения принимались единогласно и дружно. Одобрили также и первую рекомендацию Романа - изучить остров. Это, в конце концов, было необходимо для них, чтобы точно знать, сколько здесь орехов, какая птица и зверь живет. Последним пунктом «протокола» Олег слово в слово записал лаконичную фразу Вани как приказ старшего: «Ежедневно по утрам, пока спит раненый, вместо физзарядки, учить Романа плавать…»
Олег экономно, но достаточно полно изложил свой «протокол» на трех страницах блокнотика, и ребята вернулись в хижину выполнять решения. Ваня распорядился:
- Юра будет дежурить возле больного и чинить со мной сетку. Роман с Олегом пойдут на поиски приличных консервных банок.
- Ви есть совиецьки пионири, с самолета Вейгта? Ви спа-саль моя жизен?.. - с тяжелыми передышками вдруг сказал раненый летчик.
- Таков закон советских людей: раненому, пусть и врагу, у нас не мстят. Но… судить еще будем, после того, как… выпишем с этого, - Ваня показал рукой на плохонький шалаш, - с этого госпиталя.
Немец несколько раз закрывал и открывал глаза, будто пытаясь понять что-то сложное и непонятное для него.
7
Только после долгих мытарств и нервотрепки Адаму Безруху удалось добиться до генерала. Генерал был слишком занят, это видел и понимал Безрух. Но он, как агент рейха, выполнял задачи именно этого генерала. Правда, он опоздал. Но кто же знал, что так внезапно начнется долгожданная война!
- Ваш приказ выполнен, господин генерал, дочь генерала Дорошенко со всеми надлежащими документами с некоторых пор находится на моих руках! - отрапортовал Безрух.
Генерал только самовлюбленно улыбнулся. Без какой-либо потребности схватился за оружие на добротных ремнях с блестящими латунными пряжками.
- На руках? - переспросил, почти смеясь.
- На руках. Конечно, не в буквальном смысле, господин Яуге. Кормят, нянчатся по моему приказу. А война же и к Гамбургскому порту добиралась уже несколько раз…
- Хватит! Вы преступно опоздали с выполнением приказа, - резко перебил генерал. - Теперь можете выбросить эту уродку хоть псам голодным, не то время.
- Но ведь…
- Не то время! Ребенок нужен был тогда, потому что… нам нужен был генерал Дорошенко. Понятно? Выбросить! Понятно или нет? Впрочем… удочерите этого щенка советского генерала… Может, оно пригодится другим органам рейха… - генерал уже нервничал. То и дело открывалась дверь, высовывалась голова адъютанта, но тут же исчезала по энергичному взмаху руки генерала: «Нет». Безрух понял, что проиграл в этой операции. А ведь можно было еще в первый день войны вернуть Дорошенко ребенка, получить ценное вознаграждение и работать «на троих богов». Теперь же все три «боги» не нуждаются в его старательных молитвах.
«Почти все», - чуть не вслух спохватился. Потому что архангелы третьего, наиболее спрятанного божества, и сегодня платят Безруху деньги, требуют работы.
К представителям этого третьего «бога» и пошел Безрух, выйдя, собственно выскочив, от пресыщенного первыми военными успехами генерала.
По документам это были обыкновенные корреспонденты нейтральной испанской прессы, на самом деле… специальные сотрудники соответствующего департамента на заокеанском континенте. Что именно им было нужно, обер-лейтенант Адам Безрух мог только догадываться. Но, по старинному правилу шпиона, не выяснял о тех нуждах заокеанских информаторов. Даже то, что настоящим испанцем был только один из них, а двое других - из штата Бискайя, Безруха мало волновало. Сам он был «принципиальный интернационалист».
- О-о! Сеньор Безрух в отличном настроении. Сколько? - воскликнул долговязый «испанец» со штата Бискайя, имитируя пучками подсчет денег.
- Отложил разговор, - выдохнул Безрух. Он не хотел откровенно высказывать свое «недовольство» решением генерала.
Долговязый понимающе присвистнул. Переждал, пока запыхавшийся от быстрой ходьбы Адам Безрух сядет за стол на скамье в этом советском доме «будущего коммунизма», как, иронизируя, называли они дом пожилой колхозницы на окраине села, под лесом.