Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века — страница 25 из 29

Хирадо Рэнкити

Манифест японского футуризма

Маринетти[120]: «После царства животного вот оно, начинается царство механическое».

* * *

– Мы живем в могучем зареве и жаре. Мы дети могучего зарева и жара. Мы сами – могучее зарево и жар.

– Непосредственное чувство, ощущение, которое призвано заменить знания! Враг футуристического антиискусства – общепринятые представления. «Время и пространство уже мертвы, мы живем в абсолютном движении». Мы должны творить, отважно бросаясь в атаку. Здесь в нас лишь проявляется активность, свойственная человеческой природе, которая стремится ощутить Высший Закон (истинную сущность Бога) в открывающемся перед нею хаосе.

* * *

– Нам больше не нужны многочисленные кладбища. Библиотеки, музеи, академии не стоят рева мотора скользящего по шоссе автомобиля. Принюхайтесь к затхлому духу библиотечных хранилищ, которым пора на свалку, – насколько же лучше свежий запах бензина!

– Поэты футуризма воспевают всевозможные институты цивилизации. Они внедряются, как потенциальные двигатели будущего, проникают в нашу более подвижную, чем прежде, более механическую волю, подстегивают наше иррациональное творчество, служат представителями скорости, света и жара.

* * *

– «Пляшущие хамелеоны истины» – разноцветные, многосоставные – все оттенки цветовой гаммы, что видятся в переливах калейдоскопа.

* * *

– Мы, возлюбившие быстроту мчащихся мгновений, все те, кто вслед за Маринетти поддался чарам мелькающих кадров кинематографа, – мы примем на вооружение акустические эффекты, математические символы, все механические средства, чтобы принять участие в свободном и самопроизвольном Созидании. Насколько хватит сил, мы будем стараться сокрушать условности стилистики и поэтики, в первую очередь выметая трупы прилагательных и наречий, используя неопределенные формы глаголов, чтобы проникнуть в неизведанные области, куда до нас не вторгался еще никто.

* * *

– Ничто не заставит футуризм торговать своим телом. Только свобода механизмов – энергия – движение – абсолютный авторитет – абсолютные ценности.

Проникновение в суть

О радость движения!

Радость бьющегося сердца,

Работающего мотора!

О радость вертящихся колес,

Машущих крыльев,

Радость рук,

От металла станков

Протянувшихся к городам, к селам,

В бесконечность!

Красота силы, движущейся в Едином!

Красота голосов, слившихся в Едином!

Красота тел, шагающих в Едином!

О радость длящегося движения –

дальше, дальше, –

Что исходит из завода,

Что исходит из жилища,

Что исходит из городских кварталов!

Летящие птицы

Птицы летят

Души их и тела

            потемнели

Черные птицы

Тощие и хилые

Они летят!

            Вписаны в кружение

       Вселенского вихря

       Над пучиной магнетизма

            Втянутые в водоворот

       Кружат!

             Кружат!

       Крылья мельницы

       Крыло за крылом

       Крыло

             Крыло

Крыло

                         Крыло

       Мертвая петля

             Рывок в сторону

                   Разворот

       И у каждой траектория полета

       Подвешена над бездной

Впечатления от посещения больницы К.

По щеке девушки розовым крюшоном стекают волны крови – огромный мотылек присев у постели больного друга возле окна словно веером машет белыми крыльями и примеряясь к сладкой пыльце – Sapa – Sapa – Sapo – SSSSSS – белый мотылек складывает крылья – головы – головы – головы – головы – свинцовые домики сгрудившихся голов – линии вобравших зависть взглядов – среди бесчисленных падающих на нее лучей губы девушки иногда растягиваются в улыбку

Пьеса для оркестра

ГОЛОС ЗАРИ Bruu – unBB

N голос                голос

uu голос и заря + +голос+свет свет свет

u. голос голос голос зари

u. голоса вещей голос голос голос голос

R. голос ==== голос самолет

B – ++++++голос+пашущие люди люди люди люди

B… голос голос башня… любовь человек

NO.. голос+голос+люди пашущие в сердце

uV.. голос голос+ вавилонская башня… пахарь

–. голос гора долина гора вавилонская башня

пляшущий человек

u. новый голос вавилонская башня

B. новый голос голос звонка люди

B новый тихий голос ру… люди

НОВЫЙ ГОЛОС башня башня башня башня

люди люди

Беспредельная вечность

бесконечная спираль винтовой лестницы

бесформенное беспредельное небо синее-синее голубое –

голубое

неожиданно медленное колыханье падающего парашюта

       Br Br Br BRRR RRRRRRRRrrr

нет даже времени вздохнуть

отбрасывает загадочную черную тень

внезапно промчавшееся по небу Желание

приглушенный вопль

испускаемый этой гигантской массой

       А! А! А! Аааааааааh!

8765432

продолжающийся в бесконечность безграничный глаз

прорывающая границу пурпура брешь и вопль

прямо в наполненной ожиданием реальности

затвердевающий газ

       Brn! BRBRRRR…

       глубь неба глубь неба глубь неба

Хагивара Кёдзиро

Из книги «Смертный приговор»

Хибия

Могуче очерченный четырехугольник

      цепи каленое железо интриги

      военные мундиры драгоценные металлы ордена

и слава

высоко высоко высоко высоко высоко вздымается

высоко

СРЕДОСТЕНИЕ СТОЛИЦЫ – ХИБИЯ[121]

Искривленное пространство

      бесконечные волчьи ямы и могилы

      кладбище вооруженных новейшими

познаниями клерков

высоко высоко высоко высоко еще выше еще выше

меж высокими зданиями темные провалы

      бойня эксплуатация скрежет зубовный

высоко высоко высоко высоко высоко высоко высоко

      движется движется движется движется движется

движется движется

ХИБИЯ

он идет

квартал идет

      всё впереди

в руке у него ключ к нему самому

      пустотный смех

      шальные хороводы денег

ОН ИДЕТ

точка

безмолвно – к могиле – к погосту

последний танец и чарка саке в придачу

пик и фокус

высоко высоко высоко высоко высоко высоко высоко

вздымается

шпиль

он идет один!

идет один!

ХИБИЯ

На скамейке в парке Хибия

На скамейке в парке Хибия

Грустная буква S выведенная снегом и любовью

Неизвестно куда плывет синяя рыба

В небе отражаются дома замерзшего квартала

В голове латинские буквы имени любимой

Брошенная кожура мандарина

Красный язык смеющийся над самим собою

Стальная пружина

В этой кишащей толпе меж зданиями новых улиц

Видится мне гигантская стальная пружина.

Вот свинцом налитый человеконенавистник

Извергает причудливые клубы дыма.

По-военному выкликая команды,

Он себе облюбовал огромный город.

Он не знает нежной утонченности,

изящного колорита,

Извергая и рассеивая клубы густого желтого дыма,

Загрязняя город и отравляя воздух.

Робкие сердца он безжалостно подавляет.

У него есть снаряды и дикое багровое сердце,

Не такое, как сердца людей, ставших толпою.

Он упорно оказывает сопротивленье

Миру обуржуазившейся толчеи улиц,

Во весь голос призывая всесильный хаос.

Человеконенавистник раскачивает широкими плечами

Всю нервическую женственную цивилизацию планеты.

Лицо его – мрачная непроницаемая маска,

Не выказывающая ни радости, ни печали,

Но откуда-то из глубины доносятся глухо,

Слышатся стенания могучего сердца.

Он – пафос!

Он – сила!

Он – разрушение!

Он – созидание!

Он – подлинное могучее движение!

Он – вызов цивилизации!

Смотрите, я современность!

Исполинская стальная пружина

В толчее прекрасных кварталов-новостроек!

Ямамура Ботё

Болотце

Есть в горах заглохший затон, болотце,

очертаньями похожее на молящегося человека,

и вода в нем всегда удивительно неподвижна.

В глубине виднеется унылое отраженье

облаков, плывущих по небосводу.

Водяная птица, испугавшись порыва ветра,

с плеском ныряет,

всколыхнув облака в поднебесье.

О печаль! В лучах закатного солнца

птица вновь и вновь погружается и всплывает.

А еще тот затон немного похож на сердце.

Пусть цветы печали напоят его ароматом.

Есть в горах заглохший затон, болотце.

Одиноким призраком

плавает водяная птица.

Путь

Нет протоптанного пути предо мною –

Это все следы, что сам оставляю.

Что ж, таков он, путь нашего мира,

Таков путь человека,

Хотя следовать этим путем дано и стрекозам…

Пейзаж (Серебряная мозаика)

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

смутныйзвуксвирелисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкищебетжаворонков

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

сплошьцветысурепкисплошьцветысурепкисплошьцветысурепки

сплошьцветысурепкиденьужнаисходесплошьцветысурепки

Так ли было все, когда этот мир зарождался?

Улетучилась бледно-лиловая дымка.

Взгляни на море!

Ослепительная прозрачность водной глади,

Зари сиянье –

Так ли было все, когда наш мир зарождался?

На песчаном берегу, о который чуть слышно,

Набегая, плещут волны прибоя,

Одинокий рыбак стоит, для молитвы сложив ладони.

На песке видны отчетливые следы чаек.

Море нынче спокойно.

На ложе болезни

В час, когда я дремал,

занедужив, один на ложе,

навестила меня стрекоза,

потом еще заглянула.

С той поры она прилетала меня проведать

по утрам и по вечерам,

иногда и днем заявлялась…

Снова болею

В час, когда я дремал

на постели, сломлен недугом,

одинокий листок, покружившись,

ко мне спустился –

это был дубовый листок

из дальнего леса,

до которого мне не дойти, –

давно я его не видел…

Пион в лунную ночь

Что-то смутно белеет во тьме –

пион, должно быть?

Ну конечно!

Это пион –

во мраке ночи,

наедине со звездами и луною…

Облака

Стою на холме

и рассеянно наблюдаю

старика,

ребенка,

облака…

Лошадь

Никого вокруг.

Лошадь

нюхает воду…

Родные края

Журчанье

Реки Небесной[122].

Поздняя осень.

Островки,

Как рассыпанные бобы,

Далеко в море –

Края родные.

Цветок вьюнка

Долго

разжигал Басё огонь в очаге.

Поставил чайник.

Будто вспомнив о чем-то,

заглянул в порожний рисовый ларь.

Грустно улыбнулся.

В плошку чаю плеснув,

причмокивая тихонько,

закусил холодным вчерашним рисом.

О вьюнок!

Ведь так оно все и было?

Ни жены, ни детей не было у поэта…

Митоми Кюё