Листья березки в нашем саду превратились в роскошный занавес из золотых медальонов, поблескивающих на серебристых ветках. Запоздалая летняя роза распустила свои лепестки, не задумываясь о том, сколько ей отпущено.
Шквал, налетевший с Антарктики, расплющил гавань в стальной лист, разбросал по небу птиц. Неудивительно, что птицы с такой радостью приветствовали тихую, прозрачную зарю. Они не желали вспоминать о вчерашнем шторме. Не слышалось в их голосах и тревоги из-за скорого наступления зимы. Просто они, как чуду, радовались этому мигу, этому прекрасному осеннему утру. Мне многому предстояло у них поучиться.
Пожалуй, именно теперь, когда я знала, как до обидного коротка жизнь всякого живого существа, красота этого утра казалась мне особенно яркой и пронзительной. Возможно, исцеления нужно искать не в книгах, не в слезах или религии, а в восхищении простыми вещами — цветком, ароматом влажной травы. Любовь к котенку помогла мне снова принять мир.
14Наблюдательница
Мудрая кошка не полагается на эмоции и наблюдает, не вынося суждений.
Первая наша зима после утраты Сэма выдалась на редкость суровой. Снег покрыл холмы до самой гавани. Громады сине-фиолетовых, как гигантские кровоподтеки, туч с Антарктики вваливались прямо к нам в окна. Косые дожди наотмашь били по стеклам. Ветер срывал с нас куртки, пока мы пробегали по зигзагу, который превратился в настоящий водопад.
Мало-помалу я привыкла ездить под пешеходным мостом. В первый раз я затаила дыхание и, пока машина громыхала вниз по склону, не отрывала взгляда от треугольника лежащей в отдалении гавани. В следующий раз, медленно поднимаясь вверх, я позволила глазам скользнуть по автобусной остановке и бордюру тротуара, с которого сбежал тогда Сэм.
Весна явилась неохотно, незаметно, с кисточками желтых цветов. Оживляя в памяти последние шаги Сэма, я заставила себя пройти вниз по зигзагу, до обветшалых деревянных досок пешеходного моста. Задержавшись на середине, я посмотрела вниз, на дорогу.
Ничем не примечательная полоса асфальта. Ни пятен на ней, ни выбоин, никаких отклонений. Ничто не напоминает, что здесь лишился жизни мальчик. Я уповала на то, что перед смертью ему не было страшно и одиноко.
На улицах я больше не высматривала крупных тридцати-с-чем-то-летних женщин в очках или без оных, с волосами мышиного цвета. «Форд-эскорт», припаркованный у обочины, теперь не вызывал желания подбежать и удостовериться, не разбита ли фара. К тому же, в любом случае, поломку давно уже исправили, много месяцев назад. Теперь он колесит по холмам как ни в чем не бывало, делая вид, что никогда никого не убивал.
Погода становилась теплее, а нам предстояло впервые пережить целую серию событий: десятый день рождения Сэма, потом первое Рождество без него, а там и первая годовщина несчастного случая. Никогда больше я не смогу полюбить лето всем сердцем, как раньше.
Время от времени меня парализовало внезапное чувство вины, когда я замечала, что целых несколько минут прошли без воспоминаний о Сэме, без тоски по нему. Засмеявшись или чему-то радуясь, я тут же начинала стыдить себя за то, что предаю сына. Но постепенно до меня начинало доходить, что, затворившись в коконе скорби, я ничем не помогаю Робу, не воздвигаю достойного памятника нашей жизни с Сэмом, да и вообще, я должна быть благодарна судьбе за то, что до сих пор жива.
С мужеством, достойным самого Супермена, Роб заново осваивался в школе. Учителя жаловались, что он с трудом усваивает материал, но для меня главным было то, что сын обзавелся новыми друзьями. Мы со Стивом так и не пережили нового всплеска любви, но оба стали терпимее относиться к некоторым нашим различиям и теперь, по крайней мере, лучше ладили. Клео постоянно наскакивала на нас из-за углов, напоминая, что жизнь слишком сложная штука, чтобы воспринимать ее так уж всерьез. С дружеской поддержкой Джейсона и Джинни нам удалось преодолеть и следующую зиму и добраться до второй весны. Дни становились длиннее, и вечера после школы стали любимым временем, когда мы собирались все вместе, вчетвером. Мы с Джинни сидели в саду и провожали день бокалом шипучки, наблюдая, как гоняют мальчишки, освобождаясь перед сном от переполняющей их энергии.
Сначала сногсшибательный облик Джинни меня шокировал. Со своими странными серьгами и эксцентричными прическами, она казалась мне блондинкой из анекдотов, чудом попавшей в тело темноволосой женщины. Просто поразительно, насколько далека я была от истины. С удивлением я узнала, что Джинни не только дипломированный акушер, но и учится на факультете естественных наук. Но это ерунда по сравнению с остальным: она привила мне любовь к искусственному меху, давала поносить свои серьги, включая блестящие оранжевые молнии из плексигласа, которые сияли ярче электричества. Джинни научила меня наклеивать накладные ресницы поверх обычных и не бояться туфель на платформе. У меня появилась подружка, о которой я всю жизнь мечтала: сумасбродная, мудрая, добрая и наделенная способностью, почти мистической, появляться именно тогда, когда я особенно в ней нуждалась.
Роб с Джейсоном сдружились на почве любви к Клео. Им казалось, что ей пора бы уже обзавестись котятами. Когда я призналась, что наша кошка перенесла операцию, оба мальчика пришли в ужас.
— Это просто ууужас! — Джейсон недоуменно потряс головой.
— Да уж, — вступил Роб. — Почему ты не захотела, чтобы у Клео были детки?
Стоя на травке, на фоне апельсинового заката, мы с Джинни обменялись улыбками. Мы так подружились, что даже подумывали, а не устроить ли нам новозеландскую версию африканского длинного дома.[7] По короткому зигу нашего зигзага мальчишки постоянно бегали друг к другу в гости. Хотя Джинни с Джейсоном жили в роскошном двухэтажном особняке, им обоим, казалось, нравилась наша захудалая халупа.
— Понимаете, — начала я, — кошка может приносить котят три-четыре раза в год. Если бы Клео рожала каждый раз по пять котят, получается, у нас бы появилось двадцать котят за год. Представьте себе, как двадцать котят носятся по дому.
Роб решил, что это было бы просто классно. Когда я спросила, куда бы он положил их всех спать, Джейсон вызвался взять одного котеночка себе.
— Все равно останется девятнадцать, — подключилась Джинни. — А пройдет совсем немного времени, и они сами тоже начнут рожать котят. В конце концов, котят будут сотни, даже тысячи.
— Вот это да! — Роб повернулся ко мне. — Зачем, зачем ты это сделала?
Я постаралась объяснить преимущества стерилизации. Без нее Клео то и дело пропадала бы на свиданиях. Если бы мы попытались ее запирать, она грустила бы и отчаянно орала. Ветеринар объяснил, что операция сохранит ее от многих болезней, даже от рака.
— Тебе-то никто не мешал рожать детей, — выкрикнул Роб.
Этот разговор на медико-репродуктивные темы подтвердил, что верным было наше решение не посвящать Роба в подробности предстоящей Стиву операции, куда более длительной и неприятной, чем у Клео. Больной ни разу не пожаловался, хотя время от времени глаза его туманились от боли. Хирург объявил, что операция прошла удачно, но пока невозможно сказать с уверенностью, достигнут ли результат. Для этого должно пройти время. Стоически пережив период выздоровления, Стив упаковал вещи и отбыл в свой очередной рейс в море.
Клео почувствовала, что мальчики меня осуждают. Она вывернулась из рук, требуя, чтобы я выпустила ее на травку, после чего стала прогуливаться вдоль стены дома, гордая и грациозная, как Наоми Кэмпбелл. Глядя ей вслед, я почувствовала укол вины. Возможно, столь изящное и прекрасное создание, как Клео, имела право оставить в этом мире свое потомство.
— Ты должна была позволить ей иметь детей! — буркнул Роб, сплевывая на дорожку. — Да ладно, Джейсон. Пошли копать.
Мальчиков сдружило то, что оба обожали Клео, а со временем у них обнаружились и другие общие интересы. В частности, они проводили раскопки в углу нашего сада, таком заросшем и запущенном, что я туда раньше и не заглядывала. Заросший тенистыми папоротниками, окутанный запретной тайной — превосходный уголок, где мужчины могли реализовать свою извечную тягу к приключениям и открытиям.
День за днем они таскали из-под дома сначала лопату Стива, потом кирку. В их руках инструменты казались громадными и опасными. В наши дни родителей, пожалуй, привлекли бы к ответственности за то, что беспрепятственно позволили маленьким детям играть с подобной боевой техникой. Но мальчишки были по-настоящему увлечены своими раскопками.
Огненный мяч солнца тонул за горами. Долины, как шалью, покрылись инеем. Город под нами приветливо гудел. Я спросила Джинни, не позвать ли ребят в дом, ужинать, но она только пожала плечами. Копание в земле было слишком важным элементом возмужания.
Хотя я по-прежнему с трудом удерживалась, чтобы не завернуть Роба в мягкую блистерную упаковку и не сдувать с него пылинки, но, по крайней мере, начала понимать, что это ошибочный подход. Необходимо было взять себя в руки и дать свободу, столь необходимую мальчику, чтобы вырасти уверенным в себе молодым человеком. Раскопки в саду продолжались не одну неделю, к вящей радости Раты (единственному среди них эксперту в этом деле). Клео, сидя на ветке, вела наблюдение за жизнью беспечных пташек, пока внизу мальчишки, подражая ковбойской походке вразвалочку, обменивались взрослыми неприличными словечками.
Никто, в том числе и сами мальчики, не знал, зачем они роют эту яму. Ее назначение постоянно менялось. Сначала это был туннель на другую сторону Земли, но довольно скоро строители начали потеть и решили, что слишком близко подобрались к центру планеты. Несколькими днями позже замысел поменялся, и они решили, что ищут сундук с золотом, почти наверняка оставленный здесь капитаном Куком в одном из его путешествий. Еще через несколько дней под домом был обнаружен старый пружинный матрас. Ребята вытащили его и, уложив поверх ямы, соорудили чудовищного вида трамплин.