После новых колебаний Антоний принял последний проект, хотя ему не по душе было бегство перед армией, начальника которой он презирал.
Вероятно, впрочем, что Антоний надеялся разбить римский флот, полагая, что выигрышу морского боя будет способствовать выход из узкой гавани Акциума. Если он победит, он сделается хозяином положения и атакует деморализованную армию Октавиана... Если произойдёт нерешительная битва — с таким могучим флотом он не допускал возможности поражения, — он проследует в Египет.
Отступление придётся предпринять в наихудшем случае. Побеги и болезни сильно уменьшили состав экипажей, поэтому Антоний решил сжечь 140 кораблей, пополнив их экипажами остальной флот. Двадцать тысяч легионеров, союзников и пращников были посажены на суда.
Чтобы не уменьшать мужества солдат и моряков, от них скрыли, что эти приготовления к битве были скорее приготовлениями к отступлению. Секрет этот так хорошо сохранялся, что штурманы были удивлены получением приказания оставить на судах паруса, с добавлением, что во время сражения будут действовать только весла; причём Антоний разъяснил, что это делается с целью лучшего преследования врага после победы.
2 сентября, утром, корабли Антония, сгруппировавшись в 4 больших дивизиона, прошли канал Акциума и, выйдя из него, выстроились для битвы лицом к флоту Октавиана, ждавшего их в 8 или 10 стадиях от берега.
Правое крыло флота Антония было под командой Антония и Публикола; центром командовали Марк Инстей и Марк Октавиан, левым — Целий. Клеопатра находилась при резерве в 60 кораблей.
В римском флоте Октавиан командовал правым крылом, Агриппа — левым, а Аррунтий — центром.
Около полудня начался бой.
Сухопутная армия, стоявшая готовой к бою, но неподвижно, не видела, как было это в других сражениях, галер, которые шли бы друг на друга, стараясь ударить медными водорезами. По причине своего медленного хода тяжёлые корабли Антония не могли наносить стремительных ударов, а лёгкие суда римлян, в свою очередь, боялись разбить носы о громадные сооружения из толстых брёвен, скреплённых квадратным железом.
Это была постепенная осада, так сказать, бой подвижных цитаделей против подвижных башен. Три или четыре римские галеры соединялись для атаки одного из кораблей флота Антония, столь больших, говорит Виргилий, как острова Киклады, поплывшие по морю.
Солдаты метали дротики и пускали горящие стрелы на палубы судов, привязывали брандеры к надводной части судов и шли на абордаж, в то время как сильная батарея метательных машин, расположенная на верхушках башен атакованного сооружения, осыпала градом стрел и камней атакующих.
Сначала правое крыло под командой Октавиана отступило под натиском дивизиона Целия, на другом фланге Агриппа сделал обходное движение для захвата Антония и Публиколы, они разорвали боевой порядок в центре Либурны и воспользовались благодаря своей быстроходности этим, чтобы взять на абордаж корабли двух Марков, позади которых находился резерв Клеопатры.
Успех и неудача чередовались.
Обе стороны сражались с одинаковой яростью, и неизвестно было, на чьей стороне будет победа.
Нервность Клеопатры всё погубила.
Находясь в продолжение нескольких часов в лихорадке и унынии, она с мостика «Антониады» беспокойно наблюдала за движением кораблей, надеясь сначала на победу, но в описанный момент, испуганная суматохой и воплями, она желала только одного — бежать.
С нетерпением, растущим с минуты на минуту, она ожидала сигнала об отступлении. И вдруг она видит правое крыло, удаляющимся к берегу, левое, идущим в море, а центр, который её защищал, атакован, взят на абордаж, разрознен, разбит и прорван римскими судами.
Тогда, повинуясь лишь своему страху, Клеопатра приказывает поднять паруса и с 60 кораблями проходит линию сражающихся и удаляется в открытое море.
В самый разгар сражения Антоний заметил это движение египетской эскадры и узнал пурпуровые паруса «А н т о н и а д ы».
Это бежит Клеопатра, лишая его в самый решительный момент резерва... Но царица не могла приказать отступить... он сам должен был дать сигнал... Промах, ложное движение... паника... Антоний, в свою очередь, поднимает паруса на галерах и бросается вслед за Клеопатрой. Он приведёт назад египетские корабли, восстановит порядок и укрепит успех боя...
Но прежде чем настигнуть «Антониаду», несчастный решил, что Клеопатра покинула его из трусости или измены... Он не вернёт ни её, ни кораблей... Он думает вернуться в сражение, где найдёт гибель вместе с солдатами.
Умереть, не увидя Клеопатры?! Этого сделать он не может!!
Роковая сила влечёт его по следам этой женщины. Он достигает «Антон и аду», но его охватывает стыд за самого себя. Он отказывается видеть царицу, садится на носу корабля и остаётся там три дня и три ночи, закрыв лицо руками.
IX
Египетский флот и другие корабли, за ним последовавшие, остановились в порту Ценополис близ мыса Тэнар.
Здесь около десяти раз женщины Клеопатры делали попытки заставить Антония нарушить молчание, и наконец им удалось свести любовников: они поужинали и провели ночь вместе...
О, презренная человеческая немощь!!!
Несколько друзей, избежав плена, привезли новости: флот сопротивлялся долго, но все уцелевшие корабли были захвачены Октавианом.
Армия сохранила свои позиции и, казалось, осталась верной. Антоний немедленно послал гонца к Канидию с приказанием привести войска, а сам отплыл в Циринейку, где он оставил несколько легионов.
Один из его кораблей вёз драгоценности, его любимые вещи и всю золотую и серебряную посуду, на которой подавали обед союзникам царя. Перед отъездом из Ценополиса он разделил эти сокровища между несколькими друзьями, которых он заставил бежать в Грецию, не желая, чтобы они разделили его роковую судьбу. Расставаясь с ними, он их по-дружески уговаривал, утешал, стараясь поддержать их улыбкой, грустной и доброжелательной.
Клеопатра покинула Грецию за несколько дней до отъезда оттуда Антония. Она торопилась вернуться в Египет, боясь, чтобы известие о несчастье Антония не вызвало революции. Чтобы ввести в обман народ и выиграть время для принятия соответствующих мер, она вошла в Александрийский порт с показным триумфом. Носы её кораблей были украшены венками, с них доносились победные песни, музыка флейт и цитр.
Утвердившись во дворце, Клеопатра немедленно приказала убить неверных лиц, которых она опасалась; эти казни принесли пользу не только царской сокровищнице, так как после смерти действительно виновных или лишь подозреваемых их имущество всё равно конфисковалось, но также избавляли Клеопатру от опасений немедленного переворота. Что же касается будущего, то царица боялась его нисколько не меньше: она всё ещё находилась под впечатлением ужасов Акциума.
Иногда, поглощённая идеей смерти, она хотела устроить себе такую же пышную смерть, какой была её жизнь.
Она построила на берегу моря, на оконечности мыса Лохиас, громадную гробницу, намереваясь сжечь себя со всеми своими сокровищами.
На другой день она уже думала о бегстве. По её приказанию значительное количество её огромных кораблей перетащили при помощи брасов, машин и вьючных животных на другую сторону перешейка, в Красное море.
Она мечтала сесть на корабли, нагрузив на них все свои богатства, и начать в какой-нибудь неизвестной стране Азии или Африки новую жизнь, нравственную и великолепную. Антоний не замедлил вернуться в Александрию. Он находился в состоянии самого мрачного отчаяния. Армия, находившаяся в Акарнании и покинутая Канидием, который бежал, сдалась после семи дней колебания Октавиану.
В Циринейке ему даже не удалось увидеть своего подчинённого Скарпа, принявшего сторону царьянцев и угрожавшего его убить. Ирод, его креатура, которого он сделал царём Иудеи, послал засвидетельствовать своё почтение победителю при Акциуме. Измена воцарилась всюду — и у союзников, и в легионах.
Антоний начал даже сомневаться в Клеопатре. Едва ли он хотел видеть её возмущавшейся жестокостью богов, а ещё больше коварством людей, и потому он решил провести в одиночестве тяжёлые дни, в течение которых его враги оставили его живым.
История Тимона, афинского мизантропа, которую ему рассказывали в более счастливые времена, теперь вспомнилась. Решившись жить, как Тимон, он поселился на пустынном молу Посейдона и начал возводить башню, которую он хотел назвать Тимониопой.
Клеопатра не покорилась так легко своей судьбе.
Подверженная в момент поражения припадкам малодушия, она затем обретала энергию.
Со столь увлекающимся воображением, какое было у Клеопатры, невозможно впадать в отчаяние не только навсегда, но даже и не надолго. Она получила известие, что корабли, перетащенные в Красное море, были сожжены арабами. Бегство сделалось невозможным, и тогда она организовала сопротивление.
В то время когда Антоний понапрасну терял время, разыгрывая мизантропа, царица набирала новые войска, снаряжала новые корабли, заключала новые союзы и создавала укрепления Пелузы и Александрии; раздавая народу оружие, она, чтобы воодушевить александрийцев к защите города, зачислила сына своего Цезариона в ряды милиции.
Антоний любовался энергией и деятельностью Клеопатры. Побуждаемый своими друзьями и уставший наконец от одиночества, он возвратился во дворец.
Царица приняла его, как принимала в былые счастливые дни, когда он возвращался из Киликии или из Армении. С друзьями «последнего часа» устраивали банкеты, праздники и оргии.
Только «неподражаемые» переменили своё название — они назвались неразлучными после смерти.
Выбор этого названия, сделанного, как из покорности судьбе, так и из-за похвальбы, достаточно характеризует обоих влюблённых.
Антоний, казалось, больше ни на что не надеялся. Клеопатра сохраняла ещё надежду, прерываемую приступами мрачного отчаяния. В эти дни она спускалась в подвалы дворца, расположенного около тюрьмы, где заключались осуждённые на смерть.