— Он благополучен настолько, насколько можно этого ожидать при сложившихся обстоятельствах, — ответил римлянин.
— Что ты хочешь сказать? Неужели он болен? — спросила Клеопатра.
Гней жестом руки отказался от предложенного ему подноса с едой и напитками. Клеопатра вспомнила, что римляне иногда поступают так, дабы подчеркнуть свои стоические убеждения, в особенности в трудный час. Ясное лицо Гнея омрачилось. Напряженным голосом он обратился к собравшимся:
— Будучи союзником моего отца и находясь в долгу перед ним за его щедрое гостеприимство по отношению к твоему отцу, покойному царю, во время пребывания оного в Риме, равно как за неустанные усилия по восстановлению законного правительства вашего государства, ты ныне должна откликнуться на просьбу моего отца. Он просит тебя немедленно снарядить для меня флот и сухопутную армию, дабы помочь Риму в борьбе против ренегата Юлия Цезаря.
— Рим воюет с Цезарем? — удивилась Клеопатра. — До нас еще не дошла эта новость. Или дошла? Как получилось, что мы не слышали об этом?
Она посмотрела на остальных присутствующих. Они отреагировали с вежливым намеком на внимание, как будто сын Помпея принес им последние известия о здоровье дальнего родственника.
— Царица, как известно всему миру, Цезарь намеревается установить свою тиранию. Этот человек безумен. Он отвернулся от Республики и конституции и начал действовать сам по себе, — негодующе произнес Гней. — Сенат почти в полном составе явился к моему отцу и стал молить его защитить государство от угрозы со стороны Цезаря. Мой отец — единственная сила, могущая стать щитом против Цезаря; он единственный, под чьим началом находится армия, способная разбить легионы Цезаря. Они обезумели от долгих лет победоносных войн и целиком и полностью порабощены Цезарем.
Потиний и Теодот начали бормотать сочувственные слова в адрес Гнея, осуждая действия Цезаря и предлагая Помпею свою безоговорочную помощь. Потиний выступил вперед:
— Царица великолепно помнит ту благосклонность, которую твой отец оказал царскому семейству в Риме. Разве не так, владычица?
— О да, — ответила Клеопатра, осознав, что Потиний уходит от обязательств по передаче Гнею армии и флота, ведя отвлекающие разговоры. — Я была всего лишь девочкой, и твой отец позволил мне ездить верхом на своей лошади, просто потому, что мне так хотелось.
— Мне известна эта история, царица, — отозвался римлянин, низко поклонившись ей, а потом вновь обратив к ней свое красивое лицо и одарив ее долгой улыбкой.
«Как удается этим римлянам сохранять белизну зубов? — гадала Клеопатра. — Они у них такие белые и острые, словно у молодых хищников. Неужели это потому, что близнецы, основавшие их город, действительно были выкормлены волчицей?»
Царица не знала, пытается ли Гней очаровать ее или завоевать ее поддержку. А может, то и другое разом? Она улыбнулась ему в ответ, в то же время спрашивая себя: если Помпей столь могуществен, то почему его сын явился в Александрию испрашивать помощи у египтян? Ведь нельзя же усомниться в том, что многочисленных римских легионов вполне достаточно, чтобы защитить Италию от ренегата Цезаря.
— И как идет война? — поинтересовалась она. — Каковы ваши успехи?
— Мой отец покинул Италию, чтобы перегруппировать свои армии в греческих землях. Он ожидает поддержки от наместника Сирии. Цезарь вторгся в Испанию. Он намеревается отобрать ее у римского народа и установить в ней свою власть.
Так значит, всего за несколько месяцев Цезарь изгнал могущественного Помпея из Италии и уже обратил свои помыслы на захват остальных римских провинций — тех, которые еще не были подчинены ему. А ведь еще и март не наступил.
— А что касательно Рима? Кто правит в городе?
Гней, похоже, чувствовал себя неуютно, как будто ему не нравилось, что его допрашивают подобным образом.
— Цезарь вошел в Рим. По его приказу солдаты ворвались в храм Сатурна и забрали оттуда казну вопреки вето, наложенному народным трибуном Метеллом, который самолично пытался остановить преступников, встав у них на пути. Ренегат конфисковал всю казну Рима для войны против своей собственной страны. Он произнес угрожающую речь, обращенную к сенаторам, сказав, что, если они слишком трусливы, чтобы править вместе с ним, он будет править один. Затем он ушел, забрав все деньги и оставив присматривать за городом своего ставленника Антония.
— Какой ужас! Какое предательство! — закудахтал Потиний.
— Значит, Цезарь взял город? — уточнила Клеопатра.
Не обратив внимания на ее вопрос, Гней продолжал:
— Цезарь недооценивает могущество моего отца. С его стороны было глупостью позволить моему отцу ускользнуть в Грецию. Помпей Великий явится с победой из восточных земель, как это было тринадцать лет назад. — Гней был готов защищать своего отца до последнего, и Клеопатра оценила эту готовность. — Мы должны застать Цезаря врасплох, если он достаточно глуп, чтобы верить, будто может выиграть войну на землях Греции!
Потиний выпрямился, напустив на себя благочестивый вид.
— Пусть Афина Паллада, чей щит подобен грому, защитит твоего отца в этой войне! Сегодня за ужином мы проведем подсчет наших кораблей и солдат, которых мы можем передать под его начало.
Выразив облегчение и признательность, Гней ушел.
— Великий человек! — воскликнул Потиний. — Не знаю, как мы сможем отказать ему!
— Внесем наш малый вклад в эту войну, помогая Риму уничтожить самого себя! — хихикнул Теодот.
Птолемей тоже засмеялся. Ахилла оставался серьезным, не сводя глаз с Клеопатры и ожидая ее ответа. Она не могла даже представить, каков их план, если он у них вообще имелся. Если бы эти глупцы не лишили ее сношений с внешним миром, она сумела бы подготовиться к такому обороту дел.
— Давайте не спешить на помощь Помпею, — сказала Клеопатра.
Она напомнила им о склонности Помпея к бездействию, о том, как Помпей сбежал прятаться в сад, в то время как Цицерон стоял у ворот его дома, взывая к нему; вспомнила, как дважды в критических обстоятельствах Помпей отказывал Авлету в помощи.
— Дорогая моя девочка, у нас нет причин оказывать помощь Помпею, если не считать того, что нас вежливо попросили об этом. Какое нам дело, выиграет эту войну Помпей или Цезарь? Если мы поможем Помпею одолеть Цезаря, пусть будет так. Если бы Цезарь обратился к нам первым, полагаю, мы тоже дали бы ему то, что ему нужно. Хотя осмелюсь сказать, что Цезарь в свои, кажется, пятьдесят лет не производит такого приятного впечатления, как молодой сын Помпея.
— Безумие становиться в этой войне на чью-либо сторону, — сказала Клеопатра, услышав в собственном голосе нотку нетерпения. — Разве вы не слышали, что я говорила? Разве вам не понятно, что Помпей проигрывает эту войну и потому, будучи в отчаянном положении, послал своего сына в Египет искать поддержки? Неужели вы ничего не понимаете в римской политике? Мы не должны предпочитать Помпея Цезарю. Если Цезарь выиграет, он покарает нас за это. Он поставит нас на колени, как будто мы ничем не лучше этих варваров-галлов.
— Что ты знаешь о Юлии Цезаре? Ты ничего о нем не знаешь. Ты только думаешь, будто знаешь! — закричал Птолемей.
Даже не бросив взгляд в сторону брата, Клеопатра обратилась к регентам:
— Говорят, что прозорливость Цезаря лежит за пределами обычных человеческих возможностей, но временами он падает наземь в кратких приступах безумия, вызванных прикосновением богов. Затем, несколько минут спустя, боги чудесным образом освобождают его, и он вновь становится Цезарем. Как мы можем мечтать о том, чтобы бросить вызов подобному человеку? Если мы должны на кого-то ставить, то только на Цезаря. Он уже прогнал Помпея из Италии.
Птолемей вскочил со своего кресла и встал перед Клеопатрой. Он выглядел уменьшенной копией Авлета, глаза его выкатились, толстое лицо побагровело от ярости.
— Если ты бывала с отцом в Риме, это еще не значит, что тебе известно все, — прошипел он. — Стоило вообще отдать тебя солдатам!
— И что же, по-твоему, мы должны сделать, брат мой?
— Мы должны сделать так, как говорит Потиний. Мы дадим Помпею то, чего он хочет, чтобы он и Цезарь уничтожили друг друга. Если бы ты не была так околдована Римом, ты поняла бы, что это лучше всего.
Он уселся рядом с Потинием, который улыбнулся вспышке мальчишеского негодования.
Клеопатра рассмеялась про себя. Несомненно, евнух грезит о том, чтобы оказаться в одной постели с Гнеем сегодня же ночью, как будто удовольствия плоти были причиной заключать государственный союз с партией, которая проиграет войну!
Мгновенное предвидение снизошло на царицу, даровав очевидное и единственное решение всех ее проблем.
— Да будет так, — произнесла она и покинула зал, оставив всех глазеть ей вслед с разинутыми ртами — так удивлены они были ее согласием.
Царица не обедала в пиршественном зале со времен мятежа солдат Габиния, но в тот вечер ее торжественно препроводили к ужину, дабы создать для сына Помпея иллюзию, будто во дворце все в полном порядке. Гней не был одурачен этим маленьким семейным сборищем. Хотя ему отвели место между Потинием и Теодотом, он настоял на том, чтобы царица села рядом с ним, «ибо она выглядит печальной и одинокой».
— Какие мысли скрываются за столь прелестным личиком? — пожелал знать Гней. — Что заботит тебя?
Что ей ответить? Возможное изгнание. Голод. Восстание против собственного брата. Гражданская война. Птолемей против Птолемея, в то время как римляне сражаются против римлян.
Клеопатра пыталась поддерживать легкий разговор с римлянином, который старательно развлекал ее, в то же самое время гадая, сколько времени ей следует просидеть за ужином, прежде чем она сможет проскользнуть в комнаты первого министра и узнать, удалось ли ему набрать людей, которые помогут ей выбраться из города.
— Царица, прошу простить меня за дерзость, но я должен кое-что узнать, — сказал Гней, наклоняясь к ней поближе, кидая взоры в вырез ее платья и щекоча теплым дыханием ее ухо, так чтобы никто не могу услышать его