и рынок сбыта своему ячменю, и прибыль с продаж пивовара. Ее чиновники скрупулезно подсчитывали доходы и следили, чтобы можжевельник, и ивы, и акации высаживались вовремя, чтобы каналы работали на полную мощность под сопровождение жизнеутверждающего посыла: «никому не позволено делать то, что он хочет, зато все организовано наилучшим образом» [21].
Система, изощренность которой не имела аналогов, была очень эффективна и приносила Клеопатре хороший доход. Крупнейшие сферы производства в Египте – пшеница, стекло, папирус, лен, масло, разнообразные лечебные и косметические бальзамы – составляли основу государственной монополии. Реализуя эту продукцию, царица удваивала свою прибыль. Продажа масла государству облагалась 50-процентным налогом, а перепродавать его Клеопатре порой удавалось с 300-процентной накруткой. Ее подданные платили налог на соль, на дамбу, на пастбища – в общем, на все, что ни назови. Частные владельцы публичных бань отдавали короне треть своей выручки, рыбаки – 25 процентов улова, виноделы – 16 процентов литража. Клеопатре принадлежало несколько ткацких фабрик, на которых работали девушки-рабыни. Должно быть, она казалась божественной в своем всеведении. Любой Птолемей «каждый день знал, на что годен каждый из его подданных и чем большинство из них занято» [22].
Такая система просто взывала к злоупотреблениям, и на ее призыв охотно откликались. В фискальной политике Птолемеев действовала разветвленная иерархическая структура управления – начиная с диойкетов и заканчивая управляющими, их заместителями, казначеями, секретарями, бухгалтерами. Каждый из них был в равной степени готов разрешать чужие конфликты и набивать свои карманы. Возможностям нарушать правила не было числа. И сегодня еще живы призраки славы Александрии, которую городу принесла пресловутая бюрократическая машина Птолемеев. В конце концов чиновники Клеопатры начали вызывать не меньше недовольства, чем получали взяток. Так как они сами нередко были фермерами или крупными предпринимателями, частный бизнес легко смешивался с государственным. Интересы главных управляющих редко совпадали с интересами короны, а уж потребности таможенников, не упускавших случая наложить штраф на какую-нибудь подушку, кувшин меда или выделанную козлиную шкуру, не совпадали с потребностями государства никогда. Чиновники на разных уровнях постоянно спорили. И в этой мутной воде бесполезных, часто дублировавших друг друга функций отлично ловилась упитанная рыбка. Как отмечает исследователь династии Птолемеев Дороти Томпсон, семья Клеопатры потратила много времени, чтобы вывести формулу «хорошего чиновника». Он должен быть бдительным, честным светочем доброй воли. Должен сторониться плохой компании. Расследовать все жалобы, не допускать вымогательств и во время своих поездок с инспекциями «вдохновлять людей и улучшать их настроение» [23]. А еще он – фикция. «Мы приходим к выводу, что у нашего хорошего чиновника практически не было возможности не быть плохим», – утверждает Томпсон, исследовавшая множество свидетельств [24]. Слишком велико было искушение, слишком ничтожной – заработная плата, слишком закоснелой – система [25].
Список злоупотреблений впечатляет. Царские администраторы изымали земли, дома, деньги, лодки, накладывали аресты, собирали незаконные налоги. Они изобрели изощренные схемы рэкета. Их жертвами становились как греки, так и египтяне, как служители храмов, так и крестьяне [26]. Клеопатра постоянно вставала между своим народом и чересчур рьяными чиновниками: даже самые высокопоставленные из них получали царскую взбучку. Однажды на притеснения пожаловался главный бальзамировщик быков. Весной 41 года до н. э. Клеопатра приняла делегацию земледельцев: они жаловались на двойное налогообложение, и вскоре она их от него освободила. В мощном потоке донесений, петиций, поручений и приказов часто мелькали протесты и выговоры. Особенно много жалоб обрушилось на Клеопатру в первые годы ее правления [27]. Нарушения субординации, некомпетентность и нечестность наверняка терзали ее и дома, во дворце – все время приходилось вмешиваться в отношения между привратниками, псарями, конюшими, виночерпиями, швеями и постельничими.
Даже жалобы, не попадавшие лично к Клеопатре, взывали к ее доброму сердцу, мудрости и справедливости. Ее, подобно Исиде, считали милосердной защитницей всех подданных – и в человеческой, и в божественной ипостаси. Египтяне произносили ее имя вслух всякий раз, когда чувствовали себя униженными или хотели получить компенсацию. И, несмотря на огромное количество представителей власти – петиции просматривал отдельный чиновник, – ничто не мешало оскорбленной стороне обратиться к правительнице напрямую. Они осаждали ее толпами. Мудрая царица объявляла всеобщую амнистию перед каждой поездкой с проверками или на религиозный праздник, в противном случае ее ждала тысяча просителей. Похоже, в народе действовала бытовая мудрость: сомневаешься – пиши петицию (или пусть пишет деревенский писарь). Клеопатре приходилось сталкиваться со всеми возможными проступками и мелодраматическими сюжетами. Повара сбегали. Работники отказывались работать. Таможня пропускала поддельные товары. Охранникам не платили. Проститутки плевали на потенциальных клиентов. Женщины нападали на беременных жен своих бывших мужей. Чиновники крали свиней и присваивали себе чужие голубятни. Сборщики податей подвергались нападениям. Кредиты не возвращались. А еще существовали расхитители гробниц и проблемы с ирригацией, и безответственные пастухи, и фиктивные чеки, и несправедливые аресты. Банщики регулярно оскорбляли посетителей и сбегали с их одеждой. Немощный отец жаловался на свою непочтительную дочь [28]. Продавец чечевицы с лицензией, честный налогоплательщик, плакался, что на его рынок вторглись «тыквенники»: они «приходят рано утром, садятся возле меня и моей чечевицы и продают свои тыквы, и не дают мне возможности продавать чечевицу» [29]. Не могли бы власти дать ему больше времени, чтобы оплатить аренду? Налоговые споры были такими частыми, что Птолемей II столетиями раньше запретил адвокатам в подобных случаях представлять клиентов [30]. Раз храмовые смотрители за священными кошками освобождены от ручного труда, должны ли они на самом деле помогать с урожаем? Петиция готова.
Клеопатра постоянно сталкивалась еще с одним раздражителем. Когда некая женщина выплескивала содержимое ночного горшка на случайного прохожего, а в последовавшем споре раздирала в клочья его плащ и плевала ему в лицо, приходилось признать, что речь идет об этнических разногласиях. То же самое, когда банщик обливал посетителя кипятком и, как уверял посетитель, «он обварил мне живот и левое бедро, и моя жизнь была в опасности» [31]. В стране, где управляли в основном греки, а работали в основном египтяне, тихо зрело неизбежное недовольство. (И плюнувшая, и банщик были египтянами, их жертвы – греками. Вероятно, всего в стране жило менее полумиллиона греков[65], большинство из них в Александрии.) Несмотря на неистовый синкретизм и хваленый столичный космополитизм – александрийцами называли себя эфиопы, скифы, ливийцы, сицилийцы, – все же здесь параллельно существовали две культуры. Особенно ярко это проявлялось в правосудии. Контракт на греческом языке подчинялся греческим законам, на египетском – египетским законам. Права египтянки не распространялись на гречанку, за которую полностью отвечал ее попечитель-мужчина. Правила действовали по-разному. Египтянин, попытавшийся уехать из Александрии без специального разрешения, жертвовал треть своей собственности. Грек же в аналогичной ситуации просто платил штраф. В некоторых областях две культуры оставались разделены – отдельные обычаи словно «отвергали трансплантат»: в этом Клеопатре и Цезарю еще предстояло убедиться. Греческая капуста необъяснимо теряла свой вкус, пересаженная на египетскую почву.
Экономика, которую оставил после себя Авлет, была в плачевном состоянии. «Наше же поколение», – жаловался Цицерон несколькими годами ранее, – получило «государство как превосходную картину, но уже потускневшую от времени»[66] [32]. Это же можно сказать и о доставшемся Клеопатре Египте, славные дни которого остались далеко в прошлом. Авлета ненавидели в основном за непосильные налоги, с помощью которых он пытался выплатить свой долг Риму. Клеопатра выплатила долг, но казна была опустошена. (Когда в Риме узнали о смерти ее отца, зазвучало два вопроса: «Кто теперь правит Египтом?» и «Как мне вернуть мои деньги?».) По утверждению одного источника, Авлет к тому же промотал все накопленное семьей состояние [33]. Как справлялась Клеопатра? Решительной рукой управляла экономикой и первым делом провела 30-процентную девальвацию валюты. Она не выпускала новых золотых монет и снизила цену на серебро, то же сделал и ее отец незадолго до смерти. По большей части это все еще был своего рода «бронзовый век». Она инициировала широкомасштабное производство из бронзы, остановленное некоторое время назад. И ввела в Египте серьезное новшество: деньги разного номинала. Впервые достоинство монет определялось выбитым на них значением. Теперь их обязаны были принимать по номинальной стоимости, невзирая на вес, – это сулило ей большие выгоды [34].
В этой точке критики финансового благополучия Клеопатры расходятся в своих оценках. Через некоторое время Рим попросит у нее помощи, и царица Египта не проявит особой щедрости, что кое-кто считает доказательством скудости ее казны. Однако имелись и другие причины быть не слишком обходительной: она не хотела становиться римской марионеткой. Считается, что у Авлета не было средств на армию наемников в 58 году до н. э., когда из-за своей позиции по Кипру он лишился трона. А Клеопатра как-то умудрилась собрать войско десять лет спустя, когда пробыла у власти всего два года и ее брат попытался устроить переворот. Она стабилизировала экономику и определила для страны путь развития. Количество претендентов на ее руку как бы намекает, что у нее все еще немало личных богатств. Деревни Верхнего Египта благоденствуют. Искусства процветают. Александрийцы при Клеопатре – с вновь пробудившимся культурным голодом – предъявляют миру шедевры, не радовавшие качеством и количеством уже примерно сто лет. От того времени остались великолепные алебастровые изваяния и произведения из украшенного золотым кружевом стекла, что вряд ли возможно при обанкротившемся режиме.