. Александрийцам совершенно не улыбалось выплачивать долги правителя, которого они даже не хотели. Плюс они не горели желанием становиться римскими подданными.
Цезарь поселился в безопасности, на территории дворца Птолемеев, соединенной с царскими корабельными верфями, в восточной части города. Снаружи продолжались потасовки, вопли и грохот, подхваченные эхом, разносились по колоннадам улиц, но дворец надежно укрывал его от этих неприятностей. Он спешно послал за подкреплением. И немедленно вызвал к себе враждующих брата и сестру. Цезарь собирался стать арбитром в их противостоянии, так как десять лет назад они с Помпеем поддерживали возвращение на престол их отца. Риму необходим был стабильный Египет, особенно если учесть, что речь шла о больших долгах. Цезарь ранее уже предлагал своему сопернику «наконец отказаться от своего упорства, положить оружие и больше не испытывать военного счастья»[20] [4]. В общем, Клеопатра и ее брат должны проявить милосердие друг к другу и к своей стране.
Этот приказ явиться заставил Клеопатру задуматься об оправдательной речи и произвести кое-какие расчеты. У нее были серьезные основания как можно скорее начать свою игру, пока опекуны братца ее не опередили. Армия Птолемея не пускала ее в Египет. Несмотря на то что Цезарь повелел Птолемею отвести войска, он ничего не предпринял. Продвигаться со своими людьми на запад через пески, к границе и башням Пелузия, означало рисковать столкновением. Есть предположение, что она отправила к Цезарю посредника, но потом, убежденная, что ее предали (не любили девушку царедворцы), пришла к выводу, что защищать себя перед римлянином надо лично. Для чего требовалось решить хитрую головоломку: как пробраться мимо вражеских укреплений, через постоянно патрулируемую границу, а затем и в охраняемый дворец, причем сделать это тайно и остаться в живых. Это потом Клеопатра будет ассоциироваться с помпезными появлениями на публике, а тогда, в ее первой и величайшей политической авантюре, проблемой было как раз стать невидимой. И с сегодняшних позиций ситуация выглядит довольно забавно: чтобы войти в бессмертие, чтобы ее история запечатлелась в веках, этой женщине пришлось «пронести себя контрабандой» в собственный дом.
Наверняка было много сомнений и раздумий. Плутарх пишет, что «она растерялась и не знала, что делать» [5], пока ей самой или кому-то из окружения (у нее тоже были друзья) не пришла в голову гениальная идея. И вряд ли тут обошлось без генеральной репетиции. К тому же потребовалось участие нескольких чрезвычайно умелых помощников, одним из которых был сицилиец Аполлодор. Между Синайским полуостровом, где стоял лагерь Клеопатры, и александрийским дворцом, где она выросла, лежали зловещие топи с зудящими над ними тучами кровососущих насекомых. Эта болотистая местность защищала Египет от нападений с востока. Ее название недвусмысленно намекало на способность тяжелого песка, смешанного с водой, пожирать[21] целые армии «с каким-то злобным коварством»[22] [6]. Войска Птолемея контролировали береговую линию, где в импровизированной могиле гнило тело Помпея. Плыть на запад надежнее и проще всего было не по илистому мелководью близ Пелузия и не вдоль побережья Средиземного моря, где Клеопатра окажется на виду и вынуждена будет двигаться против течения, а уйдя на юг, вверх по течению Нила к Мемфису, и, сделав крюк по реке, затем вернуться на берег. Такое путешествие заняло не менее восьми дней. Речной маршрут тоже таил немало опасностей: водная артерия была забита транспортом и контролировалась таможенниками. Итак, середина осени. Будущая царица, как мы можем предположить, плывет по неспокойному Нилу, гонимая сильным ветром и сонмом кровожадных комаров. Опекуны ее брата тем временем возмущены требованием Цезаря. Как смеет римский военачальник вызывать к себе царя? Нижестоящая сторона должна наносить визит вышестоящей, и Цезарю отлично это известно.
А Аполлодор в закатной тьме тихо причаливает маленькую двухвесельную лодочку в восточной гавани Александрии. Здесь, прямо под стенами дворца, совершенно темно, а дальше побережье залито ярким светом. С моря, с высоты ста пятидесяти метров, бьет луч света от величественного маяка, одного из чудес античного мира. Этот гигантский фонарь находится всего в километре, в конце рукотворной дамбы, соединяющей материк с островом Фарос. Клеопатры не видно: она забралась в большой холщовый мешок и вытянулась там во всю длину, а Аполлодор закинул мешок на плечо – и это единственный в литературе намек на размеры Клеопатры. Под ласковый шепот волн он идет вдоль дворцовых садов, мимо живописных вилл и колоннад галерей, раскинувшихся на целую милю вокруг и занимающих четвертую часть города. Аполлодор – не единственный, с кем она плыла сюда из пустыни, но, надо полагать, основной разработчик плана – хорошо знал местность. На его плечах Клеопатра, успешно миновав дворцовые ворота, въехала прямо в покои Цезаря, вообще-то принадлежавшие ей. Это одно из самых необычных в истории возвращений домой. Многие королевы эффектно восставали из небытия, но только Клеопатра появилась на мировой сцене из грубого мешка, в каких обычно перевозили свитки папируса или небольшие золотые слитки. Хитрые уловки и трюки с переодеваниями были ее стихией. В дальнейшем она в минуту опасности поможет другой женщине совершить побег в гробу.
Нам неизвестно, в каком виде Клеопатра предстала перед Цезарем. В любом случае вряд ли она была величественна, как указывает один источник [7], или вся сверкала золотом и драгоценными камнями, как считает другой. Вряд ли ее волосы были красиво уложены. Что бы там ни напредставляли себе мужчины, каких бы историй ни насочиняли за последние пять столетий бурного расцвета искусства (которому мы обязаны появлением двух величайших пьес в английской литературе), на ней, скорее всего, была всего лишь простая длинная туника. Из аксессуаров – только то, что из всех египетских женщин могла носить она одна: диадема, то есть широкая белая лента, знак эллинской власти. Маловероятно, что она явилась перед Цезарем без повязанной вокруг головы ленты. Свидетельств же того, что Клеопатра обладала умением нравиться всем и каждому [8], у нас более чем достаточно. Все знали, что невозможно говорить с ней и сразу же не попасть под ее огромное обаяние [9]. Для современников такой дерзкий маневр – внезапное появление юной царицы в роскошных залах ее дворца, куда даже Цезарь вряд ли решался входить, – недвусмысленно намекал на вмешательство потусторонних сил. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта встреча имела не только серьезные личные последствия для двоих, но и политические – для всего античного мира. Пошла мощная сейсмическая волна, неизбежная при внезапном столкновении двух цивилизаций, движущихся в разных направлениях.
Цезаря, знаменитого быстротой и интуицией, удивить было непросто. Он всегда и всюду появлялся раньше ожидаемого, и даже раньше гонцов, посланных сообщить о его приезде (и этой осенью ему пришлось расплачиваться за то, что прибыл в Египет вперед своих легионов). Большую часть его успехов можно было объяснить скоростью и внезапностью передвижений [10], но и в остальных случаях мало кому удавалось застать врасплох этого собранного, готового к любым непредвиденным обстоятельствам, педантичного и здравомыслящего стратега. Его нетерпение вошло в легенды: что такое Veni, vidi, vici – девиз, который появится через год, – если не ода эффективности? Он настолько хорошо разбирался в человеческой натуре, что во время решающей битвы того лета приказал своим воинам не метать копья, а бить ими прямо в лицо бойцов Помпея. По его мнению, их тщеславие должно было возобладать над храбростью. Он оказался прав: помпейцы бежали с поля боя, закрывая лица. За предыдущие десять лет Цезарь преодолел много самых невозможных препятствий и совершил много самых удивительных подвигов. Он всегда с почтением относился к удаче, но все же чувствовал, что иногда можно слегка «потыкать в нее палочкой», чтобы расшевелить, и приходил в безумный восторг от собственного везения. По крайней мере, в плане изобретательности и принятия смелых решений он нашел в Клеопатре родственную душу.
Впрочем, у молодой египетской царицы было мало общего с пресыщенным любовью мужчиной преклонных лет [11] (Цезарю недавно исполнилось пятьдесят два). О его победах на романтическом фронте ходило не меньше легенд, чем о победах на военном. Злоязыкая молва прозвала этого элегантного человека с худым лицом, горящими черными глазами и выдающимися скулами «мужем всех жен и женою всех мужей»[23] [12]. Преувеличение здесь только во втором пункте. Клеопатру за три года до их встречи выдали замуж за ее брата, совсем мальчика [13], который – даже если бы и достиг к своим тринадцати годам половой зрелости, что по тем временам было маловероятно, – большую часть жизни пытался от сестры избавиться. Более поздние комментаторы будут клеймить Клеопатру «распутной дочерью Птолемея», «коварной сиреной», «размалеванной шлюхой, распущенность которой дорого обошлась Риму». На деле же чего у «царицы-потаскухи» не было, когда она материализовалась перед Цезарем в октябре 48 года, так это сексуального опыта [14].
Если одно вообще можно отделить от другого, то она скорее думала о выживании, чем о соблазнении. Как ясно продемонстрировали опекуны ее брата, на кону стояло расположение Цезаря. Клеопатре жизненно важно было вступить в союз с ним, а не с благодетелем своей семьи, кампанию которого она поддерживала и обезглавленное тело которого теперь разлагалось на берегу Средиземного моря. В данных обстоятельствах Цезарю незачем было к ней благоволить. С его точки зрения ставить нужно было на молодого царя с боеспособной армией и поддержкой жителей Александрии. Однако на руках Птолемея была кровь Помпея, и Цезарь мог посчитать, что за союз с убийцами римлянина ему сложнее будет оправдаться в Риме, чем за помощь изгнанной, беззащитной царице. Он уже давно понял, что «все действуют более усердно против своих врагов, чем помогают своим друзьям»