— Патологией Госса… — Патрик тяжко вздохнул. — К сожалению, этот недуг неизлечим.
— Никогда не слышал о таком заболевании, — признался я. — А вот про Госса твоя дочь, кажется, уже упоминала, но только не в связи со своей болезнью. Это тот самый Госс, который изобрел ВМВ?
— Да, он самый — академик Альберт Госс, — подтвердил Мэддок. — Неудивительно, что ты не слышал о его патологии. В две тысячи восьмом в мире насчитывалось лишь несколько детей, страдающих этой болезнью. У нее тогда еще и названия не было. Считалось, что это заболевание — редкая генетическая аномалия. Но редкой ее считали до тех пор, пока количество новорожденных, пораженных непонятным недугом, не перевалило за несколько сотен и продолжало расти… Бель родилась в две тысячи тринадцатом. Именно в тот год в медицину вошел термин «патология Госса». Такой диагноз поставили Бель через месяц после рождения; тогда врачи уже научились безошибочно выявлять патологию. Для нас с женой это прозвучало как гром среди ясного неба. Мы с Беатрис до сих пор переживаем нашу трагедию и именно поэтому даже не заикаемся о втором ребенке. Нам страшно, что его судьба может повторить судьбу бедняжки Анабель…
Гвидо являлся хорошим артистом, но сейчас его печаль была отнюдь не наигранной. Равно как и все сказанное им было правдой. В этом я не сомневался — не тот маэстро человек, чтобы играть подобными вещами. Он мог давить мне на жалость разными способами, но изобретать для этих целей такую жестокую легенду было точно не в его стиле. При всей неоднозначности наших отношений все-таки они основывались на благородных принципах, даже когда нам порой приходилось лгать друг другу.
— Расскажи об этой патологии, — попросил я.
Патрик не стал отказывать мне в просьбе.
— Патология Госса, конечно, не столь серьезна, как СПИД или рак, но страдающие ею обречены на пожизненные муки. Симптомы этого заболевания проявляются только после двух-трех недель с момента появления ребенка на свет. Пораженные патологией дети обычно рождаются физически здоровыми, хотя есть и исключения, как, например, моя Анабель. У нее оказалось довольно серьезное отклонение — тяжелый дефект голосовых связок.
Мэддок поморщился и, нервно сцепив пальцы, хрустнул ими. Упоминать об инвалидности дочери было для него крайне неприятно.
— Постой, — встрепенулся я. — Так, значит, Анабель немая? Но как же так?.. Ведь я разговаривал с ней!
— Совершенно верно — ты разговаривал с девушкой, немой от рождения, — признал Патрик с такой тоской в глазах, что мне стало не по себе. — Но здесь, в симулайфе, мы говорим, слышим и видим независимо от наших органов чувств. У Внешних Ментальных Волн особая природа. Речь Анабель в симулайфе, как и речь любого другого человека, подключенного к нему, — это только слова, родившиеся в мозгу, но не высказанные вслух. Удивительно, не правда ли? Мысль, которую ты не хочешь высказать, так и останется всего лишь мыслью. Но стоит тебе захотеть, чтобы она стала доступна другим, и игроки симулайфа слышат ее, будто ты и впрямь обратил мысль в слова.
— У твоей дочери очень красивый голос, — искренне признался я. — Уверен, в реальности он звучал бы не хуже.
— Спасибо, Арсений… — Патрик внимательно посмотрел мне в глаза. Похоже, он не рассчитывал на сочувствие и потому был удивлен. — Я навсегда запомнил тот день, когда Анабель впервые попала в Терра Куэнто и заговорила. Это было словно… Такие моменты не опишешь словами. Мы с Беатрис получили возможность свободно беседовать с дочерью. Я воспользовался служебным положением и подарил Анабель иммунитет к Мертвой Теме, и с тех пор мы можем говорить с ней о чем угодно. Теперь ты понимаешь, Арсений, что значит для моей дочери симулайф. И что он значит для меня. Настоящая жизнь для Анабель здесь. Вне Аута это всего лишь мучительное существование, борьба с болезнью, поделенная на полугодичные периоды облегчения…
Патрику было нелегко, но он нашел силы и подробно рассказал, что представляет из себя одна из новых напастей, обрушившихся на человечество в начале двадцать первого века. Первые признаки патологии Госса выявлялись довольно просто, и врачи незамедлительно реагировали на это. Если, попадая в спокойную обстановку, грудной малыш всякий раз заходился в истерике, а в нервозной, наполненной громкими голосами и незнакомыми людьми, атмосфере быстро успокаивался и даже засыпал, можно было с гарантией в девяносто процентов заявлять: диагностические тесты Госса дадут положительный результат.
Причина парадоксального поведения новорожденных крылась в уникальных врожденных качествах их мозга, способного воспринимать визуальную и звуковую информацию быстро и в невероятном для такого возраста объеме. Постоянный приток свежей информации являлся для мозга такого ребенка чем-то вроде жизненно необходимой подпитки. При отсутствии внешних раздражителей малыш ощущал сильнейший дискомфорт, терял аппетит и впадал в беспокойство.
Первые полторы-две недели жизни этих детей были первыми и последними спокойными днями в жизни их и их родителей. Новорожденным вполне хватало того мизерного объема информации, что получали они в своих карантинных палатах. Глядя на мир влажными глазенками и прислушиваясь к доносившимся до нежных ушек звукам, груднички довольствовались увиденным и услышанным, ничем не отличаясь в этом плане от остальных детей. Несчастным малышам было невдомек, что коварная и прожорливая, как удав, патология Госса уже затаилась в их несмышленых головках, готовая к нападению.
Тяжело приходилось врачам и родителям с первыми маленькими жертвами редкого в те годы заболевания. Врачи элементарно не знали, что делать с практически не умолкающими младенцами, обследование которых не выявляло никаких заболеваний. Детей успокаивали, а они еще больше заходились в крике. Никто тогда не подозревал, что беспокойная, богатая на внешние раздражители атмосфера необходима малышам как воздух. Им требовался живительный поток информации, желательно разнообразной и яркой. Информация была для них натуральным наркотиком, и чем дальше они росли и развивались, тем в большей дозе нуждались. Врачи же, наоборот, всячески ограждали детей от стрессов и помещали в тепличные условия, не осознавая, каким мучениям подвергают.
Говорят, первый, кто нашел эффективное лекарство, был вышедший из себя отец одного из неугомонных младенцев. У слабонервного родителя от отчаяния лопнуло терпение и он впал в буйство: орал, размахивал руками, колотил по мебели. Когда же папаша обуздал эмоции, он не на шутку встревожился за перепуганное дитя, но с изумлением обнаружил, что ребенок внимательно наблюдает за ним и лучезарно улыбается. Новый непривычный раздражитель утолил в малыше информационную жажду и угомонил его на какой-то срок. Несдержанный отец оказался сообразительным человеком и вскоре пришел к выводу, что успокаивание ребенка — это вовсе не то средство, которым следует бороться со странной детской истерикой. Разумеется, громкая брань и крушение мебели тоже были отвергнуты. Родитель предпочел компромиссный вариант: постоянно меняющаяся фоновая музыка, детские телепередачи и компьютерные программы, чтение вслух. Мозг ребенка впитывал информацию словно губка, а само чадо криками требовало для себя добавки.
Казалось бы, что тут плохого — дитя развивается, вынуждая родителей постоянно подбрасывать ему все новую и новую пищу для ума. Однако изнанка столь нетипичной для маленьких детей тяги к знаниям стала очевидна еще до того, как они произнесли свои первые слова. Переедание не менее опасно, чем голод. К потреблению умственной пищи это относится в не меньшей степени. Слабая детская психика просто не выдержала каждодневно обрушивающейся на нее лавины раздражителей. Приблизительно через месяц пребывания в информационном поле у детей случались приступы, симптомами схожие с эпилепсией. Здесь уже врачи не испытывали сомнений в диагнозе: тяжелый нервный стресс, чреватый в таком нежном возрасте серьезными осложнениями.
Приступы были предсказуемы, однако они все равно происходили, несмотря на профилактические меры, как то: уменьшение объема информации и всяческие терапевтические успокаивающие процедуры. Определить критическую грань между «недоеданием» и «пресыщением» было невозможно — слишком зыбкая она оказалась. Вкушая свой наркотик, информационный наркоман словно балансировал на тонком тросе — отклонение в любую сторону вело к тяжелым последствиям, и обойтись без отклонений на этом шатком пути не удавалось никому. Рано или поздно, но злоупотребление информацией давало о себе знать, и тогда единственным выходом оставалось вмешательство высококлассных невропатологов и психотерапевтов, спешно разрабатывающих методы лечения нового вида детских нервных расстройств.
Врачи забили в набат и вывели проблему на мировой уровень. Детям, которым пришлось стать первыми жертвами патологии Госса, требовалось поставить памятник, ибо их неокрепшие организмы превратились в настоящий полигон для разработки оружия против нового недуга. В работу включились медицинские институты и исследовательские центры. К их маленьким пациентам было привлечено внимание всего мира, однако малыши не ощущали по этому поводу дискомфорта. Напротив, поднявшаяся вокруг них суета просто утопила их в океане информации, в котором они ощущали себя, словно рыба в воде.
Несмотря на все усилия врачей, количество «информационно зависимых» младенцев неуклонно росло. Вскоре подтвердились прогнозы, что взросление этих детей также будет протекать далеко не лучшим образом. На протяжении первых лет жизни они сильно опережали в умственном развитии сверстников, но затем процент знаний, усваиваемый детьми с патологией Госса, катастрофически падал и в конечном итоге становился даже ниже, чем у нормальных, окруженных родительской заботой детей. Психологические перегрузки в раннем возрасте дали-таки о себе знать. При всем при этом с годами «информационно зависимые» дети лишь наращивали объем поглощаемой информации. Они продолжали перелопачивать внушительные объемы информации, только мало что из тех объемов уже откладывалось в детских головах. Все, что происходило в них, напоминало работу водяной мельницы, где на производство килограмма муки уходили тонны проточной воды. Кризисные состояния у больных с возрастом стали наступать реже, однако продолжительность мучительных приступов увеличилась. Вдобавок к остальным мучениям появлялась хроническая бессонница — как последствие эмоционального истощения, она наблюдалась у каждого страдающего информационной зависимостью.