ет потихоньку. А пока безопаснее быть чуть-чуть не очень живым.
Полина сидела в своей комнате и страдала от угрызений совести. Нет, ну вот дернула ее нелегкая переться в это кафе? Можно же было немного поболтать в вестибюле, потом вместе пройтись не торопясь до метро. И вообще, Оля, конечно, замечательная, но она – часть того прошлого, которое нужно плотно завернуть в большую белую ткань и похоронить… Ее настоящее – здесь, вместе с ее профессором, «в одной упряжке» – это он ей разъяснил, что значит по-французски «супруги». Она вдруг ярко представила будущую поездку на море. Ей иногда покупают мороженое, ворчат, когда она долго не выходит из воды, дуются на нее, если замечают любопытные взгляды молодых людей на ее стройную фигуру, а она старается даже случайно не смотреть в ту сторону, где разместилась компания ровесников… Полине эта картинка показалась вполне милой. «Он меня любит и заботится обо мне. Любит не только мое тело, а и мою душу, поэтому не балует. Ну и тело, конечно. Заботится, чтобы я не ела всякие вредные вкусности – то есть и о душе, и о теле, вот». Она вновь вспомнила вольготную жизнь у дяди Миши, который ничего ей не запрещал и даже сам купил портер… «Интересно, наркотики бы тоже сам купил, если бы я захотела попробовать?» – с раздражением подумалось ей.
Задумавшись, девушка не заметила, что в комнате потемнело. Зажгла свет, разобрала сумку и уже было хотела отнести термос и несведенные бутерброды в холодильник, как вспомнила о записанном номере. «Может быть, выучить наизусть, а листок вырвать и выкинуть в туалет?» – пришло ей в голову. Мысль была настолько дикая, что Полина даже забыла о бутербродах. «Офигеть! Я позволяю себе такие мысли! Как будто я в логове людоеда или в тылу врага». Тем не менее Полина позволила себе развить эту фантазию: вот, запомнив телефон, она вырывает листок, бесшумно рвет его на мелкие кусочки, кладет их в карман, потом смывает в унитаз, зорко следя, чтобы ни один клочок не остался плавать на поверхности…
От раздумий ее отвлек аппетитный запах вареных сосисок. «Мой профессор хочет загладить свою резкость, а я тут всякие гадости придумываю. Элли у людоеда, блин». Ей вспомнилась иллюстрация к старой книжке: маленькая, тоненькая девочка, мрачный замок людоеда и табличка «Путник, торопись, за поворотом дороги исполняются все твои желания!». Да уж. Стыдного как… Сосиски хозяин покупал редко, считая их мусорной едой, но все-таки держал в морозильнике и иногда готовил. Каждый раз проговаривалось, что Виктор Аркадьевич идет навстречу ее неразумной любви к сосискам, но ей казалось, что он их и сам ел с удовольствием. Она вышла из комнаты, заскочила в туалет, где ей опять назойливо показали картинку смываемых клочков бумаги с цифрами… Повеселевшая девушка бодро прошла на кухню, где хозяин квартиры уже разрезал на своей тарелке две сосиски на небольшие кусочки. На гарнир была вермишель. Девушка улыбнулась:
– Добрый вечер! У нас сосиски, здорово! – и потянулась за своей тарелкой.
– Тебе разве разрешалось выходить из своей комнаты?
От ледяного тона профессора она замерла, потом, как-то сразу поникнув и даже не взглянув в его сторону, молча вернулась к себе. «Вот и поела сосисок. Зачем он меня дразнит запахом, ведь знает, что я их люблю». После недолгого колебания она закрыла дверь, проветрилась. Немного постояла, вытянув руки навстречу мелким снежинкам. Дышать почему-то стало трудно. Потом села за письменный стол, достала лист бумаги для акварели и в порыве какого-то злобно-веселого вдохновения быстро разукрасила ее карандашами так нарядно, что даже самой понравился результат. «Так. Это будет моя скатерть. А это будет мой ужин». – Она достала бутерброд и термос, радуясь, что не захватила их на кухню. Она ела не торопясь, стараясь отвлечься от вкусного запаха, который опять стал просачиваться в ее комнату. «Я как герцогиня в изгнании… блин, опять какие-то дикие фантазии!» Полина чувствовала, что нарушает правила игры. Ведь ей надлежало сейчас страдать и «думать о своем поведении», потом проанализировать его причины в «Дневнике самосовершенствования» и дать себе письменное обещание впредь воздерживаться от подобного. А она неплохо устроилась. И бутерброд вкусный. «Голод – лучшая приправа», – вспомнились ей слова Виктора Аркадьевича. «Ага, а гнев – лучшее лекарство от чувства вины. Стоп, гнев? А ведь и правда. Ой».
– Миш, я знаю, что у тебя в эти дни нагрузка большая, но тут такое дело… Короче, сегодня Матвей погиб в аварии, да, друг Антошкин. Жуть просто… Можно я тебе закину племяша, а? Сменить обстановку? Сможешь перенести завтрашнюю поездку на пару деньков? Мы прям все в делах погрязли по уши.
– Жалко парня. А родителям каково, представляю! И нашего тоже жаль, конечно. Знаешь, давай сделаем так. Мне ехать все-таки нужно, но ты все равно привози. С Никитой пообщается. Да, вчера его забрал, вроде неплохой парень. Я ведь тебе рассказывал, что у него мать погибла? Антоше этого, думаю, говорить не стоит. Захочет Никита – сам расскажет. В любом случае будет полезно пообщаться с человеком, у которого за плечами опыт жизни после. Но не со мной, а с ровесником почти. Одиннадцатый класс. Ну, как? И Вера будет заходить. Парень один не справится с козами, они ведь его не знают. Хотя Полинка как-то сразу нашла с ними общий язык. Но у нее был опыт дойки коровы когда-то. А этот побаивается вроде как. Привози Антошку, короче. Скажи, нужна его помощь. И у вас дорожки почистит, мне совсем некогда.
– Спасибо! А мы приедем тридцатого.
– Только рано не буди, пусть выспится как следует. И так весь на нервяке будет. Я уж тогда его ждать не буду, а то дел в городе выше крыши. Да так даже лучше, познакомятся. Так, что еще? Купи ему чего-нибудь вкусного, что он любит. У меня сейчас не особо со сладостями. Ну, кроме марципановых шоколадок, а он их не ест.
На следующий день серая машина Игоря появилась в товариществе ближе к полудню: пока Антон собрал вещи, пока заехали в магазин… На свой участок решили не заходить, чтобы не тратить время: Игорю нужно было обязательно застать на работе коллегу. Он позвонил в калитку.
– Пап, да ты езжай, – уговаривал отца Антон. – Что я, сам сумки не перетаскаю? А, идут.
Игорь внимательно посмотрел на высокого, худого парня, открывшего им калитку.
– Здравствуй. Никита? Ребят, вы уж и правда сами тут. Время совсем поджимает. И пробки.
Он помог вытащить вещи, крепче, чем обычно, обнял сына, кивнул парню и уехал.
Они стояли над грудой пакетов и оранжевой сумкой из «Глобуса» и смотрели вслед машине. Но вот она скрылась за поворотом, и Антон взглянул на парня. Тот улыбнулся:
– Ты Антон? Тоха, значит, да? Мне Михаил Владимирович сегодня утром про тебя сказал. Только я спросонья ничего не понял особо. А это твой папа, да? Вы похожи так! Взгляд прям один в один.
– Ага, все говорят. Слушай, а ты не простудишься? Без куртки выскочил.
– Да ладно, сейчас перетащим по-быстрому. Ого, тяжелый какой! Не порвался бы! Неужели учебники?
– Угадал. Чем же еще заниматься на Новый год?
– Такая же фигня, – засмеялся Никита, повесив на плечо легкую оранжевую сумку и схватив увесистый пакет. – Физика-математика небось?
– Ты как догадался? – удивился Антон. Ему сразу понравился этот темноволосый парень с выразительными руками, которые сейчас крепко, но осторожно несли его учебники.
– Ну, так у кого чего болит…
Они быстро перетащили вещи на веранду и закрыли калитку.
– Михаил Владимирович сказал, тебя в комнату Полины. Ты знаешь, где это?
– А ты нет? – удивился Антон.
– Так меня позавчера только привезли! Я здесь вроде помощника по хозяйству. И еще заложник!
Антон почувствовал в его последних словах гордость своим статусом и тоже проникся.
– Круто! Я даже не знал, что дядя Миша берет заложников! Ну да, сейчас помощь нужна с козами, поэтому, наверное… Но звучит офигенски.
– А ты же его племянник, да? Ты на все каникулы приехал?
– У нас вообще-то участок на линии вдоль поля, но у родителей пока дела в Москве, – кивнул Антон.
– А тебя уже десантировали, – улыбнулся Никита. – Ну что, с началом каникул! Слушай, это дело нужно отпраздновать! Давай вещи поднимем, и я тебе горячий шоколад сварю! Я умею! Видел тут какао на полке. А то ты грустный какой-то, вроде как и не рад. Вас так рано отпустили! А до какого, до одиннадцатого?
– Да понимаешь… Мы еще учимся вообще-то до двадцать девятого. Просто вчера… мой самый лучший друг… погиб в аварии, – совсем тихо закончил он.
Ребята молча стояли на прохладной веранде. Никита чуть дотронулся до его руки.
– Мне очень жаль, правда. Это очень хреново. Как его зовут… звали?
– Матвей… Слушай, ты весь замерз! Пойдем вещи поднимем. Сейчас всю Полинкину комнату займут! Ну ничего, я потом к себе перетащу. Просто там нужно сначала дорожки почистить. Ну, чтоб дойти до крыльца хотя бы.
– Здорово, что ты пока здесь поживешь! А хочешь, я тебя буду отвлекать физикой?
– Не хочу, – улыбнулся Антон. – Но надо, блин.
Художник с улыбкой рассматривал фотографии с прошлого Нового года: оживленную, раскрасневшуюся Полину с переливающейся перламутром гирляндой на плечах, Антона с Рексом, на черной голове которого так контрастно выделялся обруч с тигровыми ушами, Мишу с прильнувшей к нему Верой, улыбающуюся бабу Машу в парадном зеленом платье. Вспомнил свою болтовню с Полиной по скайпу первого января 2022 года. Она сказала, что успела загадать кучу желаний, но самые главные – поступить и повзрослеть. «Да поступишь, куда ты денешься. А взрослеть тебе рано еще. И вообще, ты и так достаточно взрослая», – успокоил он ее тогда. Ему нравилось с ней болтать. «Да прям взрослая. Разгильдяйка та еще. И меня здесь все балуют, ужас просто!» – со смехом отозвалась тогда девушка. Уже почти год прошел с того разговора. Улыбаясь, Алексей продолжил перечитывать переписку с Настей.
«Дорогой мой художник и просто замечательный человек!» Он усмехнулся: все почему-то считают его замечательным человеком. «Еще раз тебя поздравляю с наступившим Новым годом и, хотя и с опозданием, делаю обещанный репортаж. Новый год мы встретили просто чудесно! Я боялась, что устану, но нет: и гулять дважды ходила, и помогала со столом, хотя меня и шугали, чтобы не устала (Миша все-таки уговорил встречать у него). А какой был салют! Антон договорился с Полинкой, что они наденут тигровые кигуруми, но таких умников оказалось куча, разных возрастов и расцветок. Да-да, были и белые тигры, и красные, и даже розовые, фиолетовые и зеленые! Рекс все-таки увязался за нами и носился вместе с ними. Перед салютом они устроили какой-то дикий хоровод вокруг воткнутых в снег ракетниц, а потом по команде с визгом и криками разбежались. Из тигров остался только Антон: ему разрешили поджечь одну ракетницу. Такой гордый был! После салюта мы вернулись на участок, и они начали ползать поперек сугробов и мяукать. Даже несолидно для тигров. Дымок спрятался на дорожке и внезапно запрыгнул на сугроб – решил поохотиться на один из хвостов, но все-таки испугался, вздыбил шерсть и ускакал. Я давно так не смеялась. И знаешь – у меня такое чувство, что теперь все будет хорошо. Глупо, да?»