– И при чем здесь Полина? Что у нее может быть общего с этим типом? Любовь к искусству, этим он ее подцепил? Или жалость к бедному вдовцу, типа миссия спасения?
– Хуже. Он помогает ей стать лучше, представляешь?
– Не представляю. Нашей Полине не требуется доработка. Ей нужно давать поддержку и не лезть в настройки, и все у нее в жизни будет хорошо.
– Мы так с тобой и делали. Вот, сберегли для какого-то психа. – Михаил Иванович вскочил, споткнулся о стул, чуть не перевернул чай бабы Лены и, махнув рукой, сел обратно.
– У меня все равно не складывается картинка. Ну, не чувствовала Полина, что ее нужно улучшать. И виноватой себя не считала.
– Это мы так думали. Значит, плохо ее знали. А вот он увидел, просчитал ее на раз-два и дал ей то, что ей было нужно: самосовершенствование, мать его.
– Все равно что-то не то, – упрямо повторил Михаил. – Я чувствую, что не то.
Баба Лена вдруг расплакалась. Мужчины молча удивленно смотрели на нее.
– Это я виновата, – высморкавшись в салфетку, уверенно сказала баба Лена.
– Как такое может быть? – непонимающе спросил Миша.
– Я в августе приехала на дачу отпустить Настю в поликлинику. Натуля капризничала, и Полина пришла мне помочь. Пока малышка спала, мы как-то по-доброму разговорились. Она мне рассказала о своих переживаниях по поводу отъезда. Для нее это как выход в большой мир, начало взрослой жизни. Не знаю, кто такие рыжие братья, но я с ними полностью согласна: не нужно было девочку отпускать. Она сама боялась, я же видела. Но решила, что пора взрослеть: сказала, что здесь она так и останется домашним питомцем. С чего она это взяла, не знаю. Нагрузка-то у нее была не как у питомца, Машуня мне рассказывала. Решить-то она решила, а сама боялась, что опять начнется то же, что и раньше. Я в курсе ее истории, если что, она мне еще раньше рассказала. Отъезд был для нее как выход в открытый космос. Ну, я из лучших побуждений и предложила съездить со мной в Трофимов монастырь. Там один отец прозорливый есть, может, даст какое напутствие.
– Не отец Иоанн случаем? – живо поинтересовался Михаил Иванович.
– Да, он. Вы его знаете?
Михаил Иванович в ответ длинно выругался и, даже не извинившись, вскочил и отошел к окну. Все молча ждали.
– Это он Оле жизнь испортил. Оля встречалась с парнем, потом бросила его, а парень не отставал, не давал ей покоя. Огромный моток нервов ей вытянул. Потом покончил жизнь самоубийством у нее на глазах. Демонстративно. Оля переживала очень, даже от депрессии лечилась. Ну, ей и посоветовали съездить к отцу Иоанну. Тот назвал ее великой грешницей и велел во искупление греха гордыни перед мужчинами три года быть проституткой, а половину денег переводить на их храм, чтобы они отмолили душу самоубийцы. Три года потому, что они встречались три года. Я как этот треш узнал, посмотрел в Интернете – про него много странного, именно в отношении женщин. Он просто играет их судьбами, нравится, что ли? Или когда-то его женщина обидела? Почему его слушаются, не понимаю. Ну, ты знаешь Олю: совершенно здравомыслящий человек. Гипнозом, что ли, этот отец Иоанн обладает? Она на эту тему меня не слышит, как стена там. Вы меня извините, что не сдержался. Пожалуйста, расскажите, что знаете о его разговоре с Полиной.
Растерянная баба Лена тихо начала:
– Они долго беседовали. Я уж и на источник успела сходить, и на лавочке посидеть. Вижу – идет, заплаканная, но глаза решительные. Вся повзрослела как-то, даже, кажется, похудела. Взгляд поменялся. Я спросила – расскажешь? Ну, Полина все и рассказала подробно. Она ему исповедалась без утайки. Он выслушал и ответил, что через нее враг рода человеческого искушает мужчин, нравственность которых хочет подвергнуть испытанию. Что в ней есть специальная сила, и она вольно или невольно является орудием дьявола. Поэтому в тех случаях она и сама виновата: нужно быть скромной, носить целомудренную женскую одежду, не ходить с распущенными волосами, меньше общаться с мужчинами, отвечать им односложно, в глаза не смотреть. Ну, еще другие советы на эту тему. И велел срочно покреститься. Сказал купить в лавке крестик с цепочкой и принести ему. Этот крестик он сам освятил в алтаре и велел до крещения повесить над кроватью. Сказал, чтобы молилась о встрече с мужчиной, который возьмет ее замуж и будет помогать ей стать чище. А она обязана во всем слушаться его наставлений, рожать детей и общаться по возможности только с мужем, даже с родственниками ограничить контакты. Только так она сможет жить в большом мире… Я хотела ей помочь, а оказалось, что навредила. Отец Иоанн и правда очень убедителен. Все говорят, что через него Бог говорит.
– Да уж, помню я эту эпопею со срочным крещением… Ну что, все сходится. Этот профессор посеял зерна на готовую почву. Да что ж ей так не везет с мужчинами-то?
– Два раза повезло. Наверное, Михаилы для нее безопасны, – усмехнулся Михаил Иванович. – После такого ей бы в ровесника влюбиться, со всякой там нежной романтикой. А то она, получается, пропустила этот этап и сразу вляпалась в отношения с типом на двадцать лет старше. Да еще и с опытом доведения жены до самоубийства.
– Полину надо вытаскивать, – хмуро сказал Михаил.
Последнее в 2022 году сообщение от Насти было датировано 29 декабря. «Алеша, привет! Спасибо тебе за весточку! Посылаю фотку Татушки, как и просил. А у нас большая проблема. Позавчера попал под машину Антошкин друг, Матвей. Я сразу Олю вспомнила. Он шел по очень знакомому маршруту и задумался, наверное, замечтался, еще и наушники эти. Сразу насмерть, мгновенно. По крайней мере, я надеюсь, что он даже не успел ничего понять и почувствовать особо. Антона мы отправили к Мише, там у него новый помощник по хозяйству – Никита. Вот очень кстати, конечно, сразу стал сына опекать. Прямо Бог послал его туда. Кстати, об этом. О Боге то есть. Не окрестишь нам дочку, а? А то мама нас запилила уже, что такие безалаберные родители не удосужились до сих пор окрестить ее внучку. Подумай о нашем предложении, ладно? Если не хочешь, то отказывайся смело, я не стану обижаться. Крестной мамой будет Вера. Ты подумай, хорошо? По времени мы подстроимся под твой график. Привет от моих. Настя».
Сразу после завтрака Антон пошел на свой участок, вооружившись лопатой дяди Миши: сначала нужно было раскопать калитку. Он старался не думать о Матвее, переводя мысли на свою задачу. Шаг, берем, кидаем – эти слова он повторял вновь и вновь, набирая снег на лопату и продвигаясь вперед. Немного устав, Антон оглянулся: посреди бело-серых сугробов ложилась его дорожка, и он по ней шел. «Эх, а ведь он больше никогда сюда не приедет», – понял он, вспоминая прошлое лето, игры в пустой избушке в лесу, купание в озере и в бассейне у дяди Миши и как Матвей, чуть стесняясь, разговаривал с Верой о музыке, параллельно активно уничтожая клубнику из синей пластиковой миски. А потом баба Маша надавала ему с собой ватрушек…
Пробившись наконец к дому, он снял куртку и прибавил жара в котле, который держал температуру на плюс пяти градусах. Антон уже было собирался вернуться и вместе с Никитой придумать что-нибудь быстрое на обед, но ему захотелось немного побыть в одиночестве. Он поднялся наверх, в комнату мамы, и стал смотреть на поле. Пока он работал, небо немного посветлело и на его белесо-голубом фоне было четко видно огромное облако, такое объемное, такое фактурное, что у Антона перехватило дыхание. Где-то за лесом было солнце, и дальний край облака оказался так подсвечен, что прямые сияющие потоки света расходились от него и отражались в белизне снежного поля. Антон все смотрел и смотрел, а солнце тем временем еще прибавило накал. Облако заклубилось серо-золотыми шарами, и у Антона начала кружиться голова. «Какое-то все слишком живое и настоящее, – почему-то подумалось ему. – И это облако на полнеба, и холодный подоконник, и вот эта сморщенная ветка рябины в стакане на столе. И я тоже? Да, я тоже!»
В его голове начали возникать какие-то слова, положенные на ритм. Ритм был сложный, резкий, тревожный, но в то же время было в нем что-то гипнотизирующее. Антон вслушался в слова, и медленно стала проявляться песня:
Бабочки разлетаются в жизнь,
Солнце на небе светит всем,
А я завяз в облаке и растворяюсь,
Но я растворюсь не совсем.
Я растворюсь не совсем…
Антон понял. Эта песня в его голове принадлежала не ему, а его другу. Они прошлой весной обсуждали слова Насти, что у нее возникла строчка «Бабочки разлетаются в жизнь», но это совершенно не ее размер, и вообще похоже на начало какой-то песни. У него похолодели щеки. Он почувствовал, что сейчас может что-то сказать Матвею, и тот услышит.
«Давай еще потом встретимся и создадим группу „Подорожник“? Ну, потом, в другой жизни, что ли. Я без тебя не буду». Свет начал гаснуть, как будто его слова не понравились. «Ну ладно, я попробую пока потренироваться без тебя, сделаю другую группу, типа пробника. Только ты мне помогай давай как-то, договор? И чтоб потом мы обязательно сделали, что задумали, без всяких там отмазок, ладно?»
Луч света брызнул широкой волной по полю, подсветил снег. Антон понял, что его услышали, тихо спустился вниз и пошел вдоль поля, волоча заметно потяжелевшую лопату, варганить какой-нибудь нехитрый обед. Никита заметил произошедшую с другом перемену.
– Слушай, ты уходил белый и вялый, а вернулся красный и веселый. Вот что значит работа на воздухе!
– Ага! И еще жрать хочется, так что давай нажарим яичницы полную сковородку!
После обеда ребята собирались начать физику, но приехали родители Антона, и их пригласили наряжать елку, которую привез Игорь.
– Ой, иголок потом будет! – заранее волновался Антон, глядя, как Игорь и Никита прилаживают довольно большое дерево в ведро с песком. – А почему не внизу?
– Мне что-то захотелось в своей комнате. Наверное, хвойных фитонцидов организму не хватает. А муж меня балует. И слона бы сюда затащил, не то что елку.