– А ты выйдешь за меня замуж?
– Конечно.
– Ну вот, я наконец дождался! – Миша заглянул в глаза. – Ты не беспокойся, мы с малышом будем тебя отпускать побыть в одиночестве. Я понимаю, что тебе непросто на это решиться. Все будет хорошо, вот увидишь. Будешь уходить к себе и отдыхать, заниматься – что захочешь. Няню найдем здесь, в товариществе. Баба Маша с радостью поможет, к тому же… Слушай, это надо отметить! Я сбегаю за шампанским, ладно?
Она кивнула, улыбаясь. От хлопка пробки один котенок ускакал под шкаф, а второй как умывался, так и продолжил свое дело, только недовольно дернул ушком.
– А представляешь, если близнецы родятся? – кивнув в сторону котят, улыбнулся Михаил. – У тебя в роду не было такого?
– Не было. Это было бы как-то слишком, – принимая из его рук фужер, улыбнулась Вера.
– Ну, значит, будем по одному.
– Что значит – по одному? С одним бы разобраться.
– Да посмотрим, как пойдет, – уклончиво ответил Михаил.
– А в своем доме я сделаю перепланировку, – продолжила Вера, и он понял, что это решение было давно продуманным. – Оставлю наверху комнату, а первый этаж отдам ребятам под студию. Пусть репетируют.
– Ну и правильно! Ты молодец, отлично придумала. И знаешь что? Пусть Стасина спальня будет твоей. Сделаем ремонт… А комната наверху останется твоим кабинетом. Вид там чудесный. По-моему, хорошо же будет, да?
Вера кивнула и поцеловала его. Она знала, что такое предложение дорогого стоит. Значит, и правда время пришло. Их время.
С Виктором Аркадьевичем произошла волшебная перемена. Полина с радостным изумлением наблюдала за ним и не могла поверить в свое счастье. Он перестал ее воспитывать по мелочам, выводил гулять в скверик и даже купил настоящую шоколадку. Вечерами они, сидя рядом, смотрели старые советские фильмы – «Москва слезам не верит», «Служебный роман» и подобные, а потом обсуждали, как выразился профессор, «поло-ролевые отношения». По его теории, все проблемы женщин идут от недоверия к своему мужчине, завышенных требований, отсутствия терпения и неумения ждать. Полина вынуждена была соглашаться, чтобы не спугнуть белую полосу, которой она хотела, но боялась довериться. Следуя какому-то инстинкту, она не вступала в полемику, на его расспросы о прошлом, о семье отвечала лаконично и уклончиво и вообще изо всех сил старалась не спровоцировать конфликт, чутьем угадывая, что буря после затишья грянет нешуточная.
Но постепенно Полина все больше оттаивала: сложно не расслабиться, когда тебя не только ночью, а даже средь бела дня называют своим счастьем и судьбой, сдержанно журят за мелкие оплошности и рисуют радужные картины летнего отдыха на море. В эти дни произошло еще одно чудо, которое у нее не укладывалось в голове: профессор начал безудержно хвалить ее рисунки! Полина не верила ушам, слушая, какая она, оказывается, талантливая и одаренная! Она впитывала эти речи с жадностью заблудившегося в пустыне туриста, но в глубине души каждая такая неумеренная похвала слегка нажимала на тревожную кнопку. Полина утешала себя тем, что профессор, конечно, преувеличивает ее талант и мастерство, но это оттого, что он влюблен в нее и не может быть объективен.
Через день Виктор Аркадьевич приходил к ней на ночь. И здесь его поведение изменилось: он старался быть ласковым и осторожным, изливал целые бочки восторгов по поводу ее внешности, фигуры, юношеской грации… После секса обязательной программой были слова о судьбе. Все это было красиво, мило, но несколько утомительно. Полине все время приходилось выдавать ответную реакцию, которую от нее ждали: быть нежной, ласковой, в меру застенчивой, в меру раскрепощенной и готовой довериться своему мужчине. Особенно напрягало девушку то, что он явно ждал ответной волны душевных излияний. Она молчала как рыба, лишь иногда выдавливая из себя жалкое «я тоже»… «Быстрей бы уж месячные начались, что ли, хоть небольшая передышка мне будет», – подумалось Полине на Рождество, когда ей подарили белую полупрозрачную ночнушку из скользкой ткани и назвали рождественским ангелом. Выйдя из душа, она достала «Дневник самосовершенствования», на предпоследней странице которого карандашом ставила даты начала последней менструации. Какая удобная программка осталась на ее телефоне! Полина очень о ней жалела и все боялась забыть записать дату. «Как двадцать девятое ноября? То есть должно было начаться двадцать седьмого декабря?» Она замерла с дневником в руках. Потом медленно пересчитала на пальцах, хотя и так все было очевидно: задержка девять дней. Как она могла выпустить из сознания, что у нее задержка? «Неужели это беременность? – с ужасом подумала она. – Не может быть! Профессор же всегда пользуется презервативами. Наверное, это я какая-то неправильная. А вдруг он решит, что я завела любовника и ребенок не от него?» От этой мысли ей стало совсем плохо.
Первым ее порывом было побежать в комнату Виктора Аркадьевича и сообщить новость. Но она не могла пошевелиться. Мысли скакали в голове, как испуганные лягушата. «Вдруг он мне не поверит? Ну ладно, скажу, пусть тест ДНК тогда делает ребенку, чтобы убедиться. Но ведь до рождения ребенка еще далеко… Вдруг он начнет меня изводить своими подозрениями? Я этого не выдержу. Просто не выдержу. Так, когда рожать получается? В сентябре, да. Ой, значит, море отменяется, не разрешит так рисковать». Полина была настолько уверена в своей беременности, что даже не сразу подумала о варианте с обычной задержкой. «Может, у меня из-за стресса? Это сейчас он изменился, а до этого я ведь ревела и переживала, может, поэтому?» Но в душе она уже знала: да, это беременность. Она открыла окно, сделала жадный вдох. Морозный воздух охватил ее, быстро заледенил еще влажную кожу. Переведя раму на зимнее проветривание, Полина на слабых ногах пошла в комнату профессора. Тот в наушниках смотрел какой-то фильм, явно не советский, как показалось Полине. Он быстро свернул окно и удивленно посмотрел на девушку.
– У меня задержка девять дней! – выпалила она, как в холодную воду нырнула. И с изумлением заметила промелькнувшее на лице профессора выражение торжества.
– Ты уверена? Ничего не напутала? – строго спросил он.
Полина кивнула. Тогда профессор, к еще большему ее изумлению, достал из ящика письменного стола небольшой пакет с аптечным логотипом и протянул ей:
– Здесь три разных теста. Я купил на всякий случай. Как предчувствовал… Утром сделаешь. Разберешься? Внимательно изучи инструкции.
Она прошептала «Да, спасибо…», взяла пакет и продолжила молча стоять в его комнате. Он ласково поцеловал ее в щеку, провел рукой по волосам и сказал:
– Иди к себе и ложись. Все будет хорошо. Судьба все управит. Спокойной ночи!
Полина тихо ответила на его пожелание и ушла к себе. Быстро переоделась и погасила свет. Но сон не шел. Она думала. Перед глазами стоял торжествующий взгляд профессора, его жест фокусника, с которым из письменного стола были извлечены тесты – да не один, а целых три! «Вот это предусмотрительность! Он этого хотел, наверное… Ну да, он же все время говорил, что мы должны стать одним целым. А что свяжет крепче ребенка? Ну, хоть не стал расспрашивать, как такое вообще получилось». А правда, как? Она все думала об этом и пришла к выводу, с которым ее душа почему-то не хотела смириться. Это судьба.
«Алеша, привет! А мы на даче пока! Как же хорошо здесь все-таки. А снегу нападало! Тишина, только сороки шастают, проверяют участки. К нам не особо залетают из-за Рекса. А теперь еще и котят взяли аж парочку. Вот, фотку выбрала, где их хоть разглядеть можно, а то все время в движении. Сын обожает их (это был ему подарок). Татка с них угорает просто! Мне кажется, что за всю свою жизнь она столько не хохотала. А мы тут учудили с мужем: Антоша нас таки продавил на семейную форму обучения, прикинь. Дачник, блин! Меня убедили Вера и тетя Рая. Вера сказала, что природа чудесно лечит душевные раны. Мы с ней хорошо поговорили. И еще что она может быть ему полезной как единомышленник (ну, это про музыку). Да и Миша с Никитой присмотрят. Прям нечего Мише больше делать! Хотя он так рад, что может общаться с племянником, как мы с мужем помирились! Нравится ему Антошка. Но все равно, я была не очень настроена по поводу этой сомнительной затеи. А вот бабушка меня убедила. Пообещала, как я перестану на следующий год грудью кормить, брать в гости двоих сразу. Типа, она специально даже курить бросила окончательно, чтобы с внучкой побольше общаться. Вот что маленькие девочки с человеками делают! Но не подкидывать же ей Тату без помощника! Самый будет шилопопый возраст. А от нее школа далеко, так что только семейная форма. Заодно и математику на следующий год подтянут, к ОГЭ подготовятся. Представляешь, какие перспективы у меня на горизонте забрезжили? Посидеть в тишине, съездить куда-нибудь, провести время с мужем? Еще она меня успокоила, что сейчас не девятый класс, а только восьмой, не получится – вернете в школу. А так меньше заразы таскать будет. Убедили они меня, в общем. Но стрёмно как-то и непривычно. Теперь до апреля буду видеть сына только на даче, похоже. Кстати, это и неплохо, возможно. Он сказал, что как зайдет в свою комнату, ну, в квартире, так сразу воспоминания про Матвея накатывают. Пусть пока здесь сидит, на даче. Вот такие наши новости.
Пы сы. Что там с Полиной все-таки, блинский блин?! Разузнай вот прям немедленно! Настя».
Художник вспомнил, с каким трудом выкроил время съездить на дачу. Погулял вдоль забора своего участка, потоптался возле калитки, занесенной снегом, а потом пил кофе с молоком в уютной кухне председателя, докладывая ему, что выяснил в деканате про Полину. Жива-здорова, сдала все зачеты и один экзамен. Он ее не видел, потому что сейчас крайне редко бывает в академии и ничего у первокурсников не ведет. Вспомнил, как был ошарашен рассказом Миши об ее связи с преподавателем. Знал он этого Виктора Аркадьевича, еще до его увольнения из академии – напыщенный, самоуверенный, тяжелый человек. Нарцисс, как теперь модно называть таких типов. Ну как она вляпалась-то? А он еще обижался на девушку за ее молчание! Давно надо было все разузнать. Но такое даже в голову не приходило – не только ему, но и никому на кафедре, похоже. Поэтому услышанная новость поцарапала сердце, как тяжелый ржавый якорь, опускающийся рядом на дно.