Второе событие больно кольнуло Полину. Она думала, что ближайший экзамен еще не скоро. Зачеты все были сданы, и даже один экзамен у них приняли досрочно, еще до Нового года. А тут, когда профессор пошел вечером принимать ванну, она увидела незапароленный компьютер, открытый на страничке учебной части их вуза. Девушка сама не заметила, как подошла и прочитала объявление: «Внимание! Экзамен для первокурсников у проф. И.Н. Буняковой переносится на 16 января! Ждем всех к 10 часам в 107 ауд.». Полина быстро прошла в свою комнату. Что же делать? Стоял же еще только двадцать второго в расписании! Возможно, ей бы удалось уговорить профессора? «Он ведь должен понять, что мне это нужно, просто необходимо! Если я закрою первую сессию, то меня спокойно отправят в академ. Ко мне все хорошо относятся, и куратор у нас замечательная…»
В эту ночь Полина почти не спала: вертелась, проветривалась, глядя на черный колодец под подоконником, вставала пить воду. Потом заснула, чтобы проснуться в слезах, с колотящимся сердцем. Во сне она увидела Дымка, который спокойно сидел в ее комнате и умывался. Это было такое счастье! Только она собиралась схватить его на руки, как в дверь позвонили. Что-то не понравилось Полине, и она решила не открывать. Замерев, она услышала, как дверь открыли ключом, и через пару секунд в ее комнату вошел отец Иоанн, в гневно развевающейся рясе, в больших черных сапогах…
Этими сапогами он начал избивать и топтать Дымка, не удостоив девушку даже взглядом. Дымок почему-то не сопротивлялся и не делал попыток убежать, только смотрел на Полину живыми, осмысленными глазами. Слишком осмысленными для кота. Вот он уже упал, а отец Иоанн азартно бьет его сапогом, целясь прямо в беззащитную мордочку. Вот уже на белых щеках кота появилась яркая кровь. Полина не выдержала и, взвизгнув, сдернула с себя цепочку с крестиком, почувствовав саднящую боль на шее – настолько ярким был этот сон. Она прыгнула отцу Иоанну за спину, накинула ему на шею цепочку и стала душить его этой цепочкой, душить изо всех сил! Он оглянулся, и девушка с ужасом увидела ухмыляющееся лицо Виктора Аркадьевича! Проснулась она со слезами на глазах и сжатыми кулаками. Ее трясло. До звонка будильника она сидела на диване, закутавшись в одеяло, и смотрела перед собой. Руки и ноги были ватными, как будто действительно перенесли немыслимое напряжение. Будильник по давно усвоенным правилам этого дома следовало слышать сразу. Полина пошла в ванную, залезла под ласковые струи душа и почувствовала боль в ладонях. Ну да, она ногтями поранила себе кожу!
Проводив профессора, который за завтраком отметил ее бледность и обещал приехать пораньше, чтобы хорошенько «выгулять свою беременную», Полина вернулась в комнату и достала альбом с рисунками Дымка. Их она по непонятной самой причине не показывала профессору. Она стала рисовать Дымка здесь, в ее комнате. «Ты под моей защитой», – повторяла она, и через час был готов цикл рисунков «Дымок здесь». Вот он валяется на ее диване, решительно смяв лапами зеленое покрывало, «на котором любая ворсинка видна», вот смотрит в окно, вот греется на ее столе под настольной лампой, а вот сидит посреди комнаты, точно так, как во сне… Ей стало легче, и она легла спать, а проснулась уже в сумерках. Быстро сделав все запланированные домашние дела, девушка к приезду Виктора Аркадьевича уже вела себя как обычно. Только перед глазами норовили встать окровавленная мордочка Дымка и оскаленное, перекошенное какой-то веселой свирепостью лицо профессора.
В воскресенье Антон поехал с Никитой помогать Петру Алексеевичу устраиваться в комнате. Ему захотелось развеяться, но с пользой. Им было дано и дополнительное поручение: встретиться в метро с Олей и передать ей заказ, на этот раз очень скромный, потому что молока для сыров стало совсем мало. «Какая-то она рассеянная, как Вера недавно, заметил? Тоже что-то решает?» – спросил друга Антон, когда она, тепло попрощавшись с ребятами, пошла к эскалатору. «Ну да, точно! И взгляд такой же. Они вообще немного похожи, только Вера, ну, попроще как-то. Добрее, в смысле».
– Да, бебеня прям! – резюмировал Никита, когда они наконец добрались до длинной серой пятиэтажки. – Ну, ничего, зато разница в деньгах с нашей квартирой получилась просто отличная!
Их встретили большим тортом «в честь погашения всех долгов». Ребята набросились на него, потому что успели проголодаться. После того как Никита потянулся за третьим куском, Антон его одернул:
– Стопэ, полегче! Мы ведь не жрать приехали!
– Поздно, я уже недвижимость, – ответил Никита, но от второй добавки решил отказаться.
Петр Алексеевич радостно рассмеялся, наблюдая за ними: «Живой, совсем живой! Совсем как до смерти мамы! Ну да, так и есть…»
– Все, за работу! – допивая чай, вылез из-за стола Никита. – Чур, я этот шкаф собираю! Пап, будешь на подхвате! А ты, Тоха, иди пол протри во-он в том углу! Туда же шкаф пойдет, пап?
– Я вообще-то собирался им комнату перегородить: ты приедешь, а у тебя отдельная зона. Но тогда здесь проход узкий получается из-за кровати. Как думаешь?
– Слушай, я и на раскладушке в случае чего могу поспать, прямо на проходе. Пока поживу у Михаила Владимировича, а там и поступлю в музыкальную академию с общагой. Смысл тебе тут лабиринты городить?
– И то верно, – улыбнулся Петр Алексеевич.
Они дружно работали до пяти часов.
– Ну вот, хватит на сегодня. Вы мне здорово помогли, ребят! Одному неудобно с мебелью возиться.
Проводив помощников с остатками торта, отец сразу же набрал Михаила.
– Спасибо! Сына как подменили! – сразу же взволнованно сказал он.
– Не менял, – весело ответил Михаил. – Они уже выехали? Замечательно. Хорошо, что вы позвонили, вопрос есть. В общем, я его протестировал по профилирующим – русскому и литературе. Ну что, тухло все. Не сдаст он весной ЕГЭ нормально, даже если ему аттестат закроют. Хорошо бы эти мероприятия развести на год. Спокойно подготовится, придет в норму.
– Я тоже об этом думал. На второй год оставлять в одиннадцатом все-таки не имеет смысла. Нарисуют ему эту физику и химию, ну, подтянет: время-то еще есть. Там с армией проблема по возрасту будет.
– Никаких заболеваний нет? По линии психиатра только лучше не надо, потом проблемы с получением прав и все такое.
– Не настолько, на уровне психолога вроде бы. Я надеюсь.
– Это хорошо. В общем, давайте будем активнее думать в эту сторону.
– Да я, наверное, суну его на платное, там баллов меньше надо, и все на этом. Комната ведь дешевле стоила, чем я думал, и разница осталась. А там видно будет.
– Ну, так это же в бизнес, подушка безопасности.
– Знаете, я тут подумал… Подниму его на безубыточность, перейдет в плюс, и продавать буду. Пойду в найм. Пока связи остались, и возраст еще подходящий. Лучше Никите помогу на старте. Он у меня один. Сестра далеко, да и своя жизнь у нее…
Они помолчали.
– Вы уверены, что не будете потом жалеть?
– Буду, конечно. Но я уже принял решение.
«Шестнадцатого. Шестнадцатого», – все время стучало в голове у Полины. Промучившись весь следующий день, она так и не пришла ни к какому решению. Ей казалось, что профессор незаметно наблюдает за ней. «Вот так и начинается паранойя», – уговаривала она себя. А ведь он был так предупредителен, галантен и даже купил ей пакетик цукатов, а потом они мило прогулялись под ручку! «Что-то тут не так, – накручивала она себя, – что-то тут не так. Ну, или у меня и правда паранойя. Господи, господи, как же маятно. Интересно, он выгнал бы меня за такое? А сейчас уже не выгонит. Потому что ребенок. И не отпустит, наверное. То есть я как в заложниках получилась? Или все как раз правильно и это просто судьба? Ну а что я хочу? Опять болтаться в открытом космосе до следующего ужасного случая? Он моя защита. Опора, да. Уж здесь-то точно я не привлеку ничьего внимания. И вообще, разве плохо быть просто женой, мамой? Хорошо ведь. Господи, господи, помоги… И что все поглядывает на меня?»
Вечером пятнадцатого Полина пересмотрела свои рисунки. Их было немного: большую часть она при переезде к профессору решила отвезти к дяде Мише, чтобы не вызывать ироничные взгляды на эти неумелые работы. «Да, он мне сразу задал высокую планку. Во всем». В квартире остались только немногочисленные учебные рисунки и альбом про Дымка. «Может быть, и правда таких, как я, пяток за пятачок? И можно ведь просто рисовать, ну, для себя, вот. Не сложилось с учебой, так и в Интернете материалов полно. Карандаши-краски есть». Она подошла к окну и уставилась в черноту. Потом открыла его, встала на цыпочки и осторожно выглянула вниз. Там спокойно лежал снег, чуть подсвеченный фонарем. «Высоко как», – подумала Полина и закрыла окно. Нет, ничего не выйдет – как-то в один момент поняла она. Подведет она отца Иоанна. И профессор с ней зря связался. «Не получится из меня хорошей ведической жены. И православной тоже. Я из другого теста», – прошептала она. И спокойно легла спать.
Утром Полина с аппетитом позавтракала, проводила Виктора Аркадьевича, который, как ей опять показалось, испытующе взглянул на нее, закрывая дверь. Посмотрев из окна кухни, как он удаляется к остановке, Полина развила бурную деятельность: следующий автобус до метро был через полчаса. Она быстро оделась, наскоро набрала термос, схватила проездной и зачетку. К десяти она опоздала, зато у нее сразу приняли экзамен, поставили пятерку и отпустили. С бьющимся сердцем открывала она дверь квартиры. Успела! Что будет дальше, Полина не знала. А вот возьмет и расскажет все вечером сама! Не убьют же ее! А хлеб нужно заныкать. Нет, лучше бутерброд. И кипятку в термос – залить хлопья. Пиалку и ложку она положила в свой письменный стол уже давно. «А что – гулять так гулять! Я беременная, в конце концов».
Виктор Аркадьевич пришел раньше, чем думала Полина, которая сидела у себя и услышала звук от поворота ключа в двери. Он прямо обутым прошел в ее комнату, только расстегнув куртку. Это было так похоже на тот сон, что девушка даже перестала дышать и просто смотрела на профессора.