Клетка для бабочки — страница 8 из 33

и, стоял в одних носках на пороге кухни. Так они и смотрели друг на друга. Наконец Михаил сказал, показывая на его серые носки с темными мокрыми пятнами:

– Ноги промочил по слякоти? В душ живо. И воду погорячее. Прогрейся. Кроссовки сразу на батарею. Потом приходи пить чай. Гренки будешь?

Парень открыл рот, потом закрыл его, кивнул и отправился в коридор за кроссовками. Отец кинулся доставать сковородку, нарезать батон. Его руки немного тряслись. Когда переодевшийся в спортивный костюм парень пришел на кухню, Петр Алексеевич уже раскладывал гренки на три тонкие бело-синие узорные тарелки, доставал баночку клубничного варенья. «Соседка угостила». Они молча перекусили, и Никита пошел мыть тарелки, убирать со стола. Михаил наблюдал. «Действует быстро и четко, – раздумывал он. – Меня вроде слушается. Но какой же худющий! А с гранатой эта обезьяна или нет, сразу не поймешь. Наверное, парочка гранат должна быть, судя по анамнезу. Ладно, рискну».

– Никита, теперь послушай меня. Ты ведь знаешь, что у твоего папы серьезные проблемы и долги. Ты хочешь ему помочь?

Парень поднял удивленные глаза, потом, покраснев, тихо сказал:

– Помочь – это моя самая большая мечта. Но я не знаю как.

– Пойдешь ко мне в заложники? – медленно и четко спросил Михаил.

– Пойду, – сразу ответил парень.

– Только тебе нужно будет работать.

– Я умею работать.

– Ну, тогда иди собери свои вещи. Папа тебе поможет. Бери все, квартира пойдет под продажу.

Никита обрадованно уточнил:

– А можно будет продавать? Мне ведь нет восемнадцати. Я смотрел законы…

– Я тебя пропишу к себе. Собирайся. Остальные вопросы задашь папе по ходу дела. Мебель в машину не влезет, только вещи. Есть во что упаковывать-то?

Петр Алексеевич быстро полез в ящик стола и нашарил рулон мешков для мусора.

– Двойные и тройные делайте, а то порвутся. У вас час времени: у меня сегодня еще консультации по зуму, нужно успеть вернуться.

Собрались даже меньше чем за час. Михаил с удивлением заметил, что оба, и отец и сын, оживились и повеселели.

– Ну что, присядь на дорожку, да будем грузиться, – бодро, чтобы не сбить их настрой, проговорил он.

Все сели. Никита негромко сказал:

– Пап, помнишь, мы с тобой обсуждали, будет ли свет в конце туннеля?

Петр Алексеевич кивнул. Михаил, улыбнувшись, добавил:

– А это прет локомотив.

Все засмеялись – немного нервно, но с облегчением.

– Пора! – первым встал Михаил. – Пройдись по квартире, скажи ей спасибо, пожелай хороших хозяев. Жить здесь ты уже не будешь. Хотя Новый год встречать приедешь, тогда и попрощаешься. Некогда сейчас. Я вам переслал сейчас на почту образцы заявлений, как оформите, высылайте, гляну. И раскладку, что куда относить, расписал. Начинайте работать с документами прямо сегодня. Все, выдвигаемся!

Они быстро перенесли и уложили вещи. Петр Алексеевич обнял сына, похлопал по спине:

– Спасибо тебе, Никит! Огромное спасибо! Ты мне здорово поможешь, если будешь жив-здоров и на хорошем счету как работник! Береги себя! – Несмотря на вновь появившуюся хрипоту, отец выглядел бодро и по-боевому.

– Пап, за меня не переживай, все будет хорошо! – Голос Никиты был взволнованным, но тоже бодрым и почти радостным.

– Да увидитесь через несколько дней, я его привезу!

Петр Алексеевич крепко пожал Михаилу руку: «Спасибо!»

– А что я буду делать? – спросил Никита, который всю дорогу молча смотрел в окно, где уже исподволь начинал гаснуть день: вроде бы незаметно, но неуклонно. «Надеюсь, не привезут на какую-нибудь стройку и не поселят в сарае вместе с таджиками, спать в куртке на поддонах из-под кирпича. Хотя выбора у меня нет».

Они подъезжали к воротам товарищества. «СНТ „Радуга“», – прочитал Никита большие белые буквы на синем фоне таблички.

– Это дачное товарищество, здесь у меня дом и небольшая ферма. Там будешь работать. Главная моя козоводка в больнице, поэтому работа есть. Мне нужен помощник. В общем, работа физическая, но не трудная. Ну и так, по мелочи.

Они проехали по узкой дороге со снеговыми валами по краю. «Какая белая», – удивленно подумал Никита. Через пару минут Михаил уже открывал дверь большого дома. Велев парню разуться, но не снимать верхнюю одежду, хозяин дома провел его на второй этаж, попутно включая свет на лестнице и в коридоре.

– Вот твоя комната будет. – Он указал на одну из дверей. – Разгружай машину, устраивайся. Меня пока не трогай – я на совещании. Это значит, что меня нет. Машину я потом закрою. Вопросы есть? – подбадривающе улыбнувшись, добавил он.

– Вопросов нет.

Михаилу не понравился голос парня – слабый и через силу. «Вот я дурак, он же весь день на двух гренках».

– И вот еще: выгружайся, пока светло, а устраиваться будешь попозже, после перекуса. Пойдем, покажу, где что.

Они вновь спустились на первый этаж. У Никиты немножко кружилась голова от размеров дома. «Не заблудиться бы здесь», – пришло ему в голову.

– Так. Холл, туалет, душ, остальное потом разглядишь. Вот, мы пришли на кухню. В холодильнике сыр, масло, молоко. Хлеб там. Готовой еды нет. Ты умеешь готовить?

– Да, конечно. Ну, несложное.

– Это очень хорошо. Все пока, иди таскай вещи. Вот, держи полшоколадки, ешь на ходу по кусочкам. Заварка вроде должна быть. Ага, осталась с утра. Кофе на той полке. Чайник вон, вода в кране, что еще? Там мой кабинет, но это на самый крайний случай, хорошо?

– Конечно! Я понял. Спасибо.

Разгрузка заняла времени больше, чем предполагал Никита. Шоколадка уже закончилась, а он все носил и носил обмотанные скотчем полиэтиленовые тюки, которые с каждой ходкой на второй этаж становились все тяжелее и тяжелее. «Ну да, книги тяжелые. И учебники. Это же мне еще и учиться нужно будет. Ох, ЕГЭ же этот… На дистант переведут, наверное. Не будут же меня в школу возить… Ну что, ура». У Никиты от этого открытия даже прибавилось сил, и в последнюю ходку он решил унести все, что осталось: доску скейта и синтезатор, торопливо замотанный все в те же синие мусорные пакеты и заботливо перевязанный кучей рядов скотча. Вещи оказались неформатными, и Никита почувствовал, что сейчас уронит драгоценный инструмент. В это время к нему подскочила молодая симпатичная женщина в фетровой кепке и подхватила ускользающий синтезатор.

– Спасибо, – смутился Никита.

– Меня Вера зовут. А ты Никита? Мне Миша позвонил, чтобы я пришла познакомиться с его помощником. Очень приятно. – Она протянула ему руку и вдруг добавила: – У тебя руки музыканта. Ой, даже гениального музыканта! Надо же!

Никита смущенно поздоровался. Ему было приятно.

– Даже не представляешь, как ты кстати. Главная козоводка в больнице плотно окопалась. Ее баба Маша зовут, потом познакомитесь. Ну, идем в дом. Миша… то есть Михаил Владимирович на консультациях, да?

Никита кивнул. Они прошли в дом. Вера, сняв пуховик, пошла ставить чайник, а парень бережно понес наверх инструмент. Через несколько минут они уже сидели на кухне и разговаривали.

– Ты умеешь на нем играть или только учишься? – сразу же полюбопытствовала Вера.

– Я музыкалку окончил с отличием. Фортепьяно и ударные. И немного пишу музыку, – с гордостью объявил Никита, и его бледные щеки чуть порозовели – еще подумает, что он хвастается! Вера ему очень понравилась – внешне спокойная и рассудительная, но видно, что это только верхний слой… И как вовремя появилась! Грохнул бы синтезатор, как обидно было бы!

– Это круто, – кивнула Вера. – Я тоже имею отношение к музыке. Даже в группе играла два года, на ударных, кстати. «Черный тмин», вот такое название. Потом эвакуировалась, – со смехом добавила она.

Никита взглянул на нее одновременно с уважением и с недоумением:

– Если бы я вдруг оказался в группе, то меня оттуда бы никакими силами не выкурили!

– Понимаешь, в чем дело… Женский алкоголизм очень трудно потом лечить.

Никита внимательно посмотрел на нее, чтобы понять, шутит она или говорит серьезно. У этой милой молодой женщины были проблемы с алкоголем? Да не может такого быть. Вера кивнула на его незаданный вопрос:

– Я сейчас не шучу. И еще моя жизнь тогда превратилась в череду концертов, репетиций и тусовок. Последнее было ну совсем лишним. Нам, интровертам, это противопоказано, вот.

– А как вы узнали, что я интроверт? – удивился Никита.

– Да я про себя, вообще-то. Ну, если ты тоже интроверт, то меня поймешь. И тебе здесь понравится, особенно сейчас, когда местных жителей совсем мало. Да и дом такой, что заблудиться можно!

– Это да, – кивнул парень. – А вы…

– Слушай, а давай попробуем ко мне на «ты» и «Вера», ладно? Мне так комфортнее как-то.

Никита молча кивнул. В дверях появился Михаил.

– Вера, привет! Уже познакомились? О, тоже чаю хлебну, а то в горле пересохло. Я еще не здесь, так, выскочил на минутку поздороваться. Кстати, Никита, а ко мне на «вы» и «Михаил Владимирович». Я твой работодатель все-таки.

– Конечно! И еще я ваш заложник.

Михаил улыбнулся удивленной Вере и серьезно кивнул парню:

– Тем более.


На следующий вечер художник ответил Насте: «Очень приятно было сегодня повидаться, пусть даже на минутку в метро. Да, сметана орловская просто чудо как хороша. Чувствую себя котом эти дни. Настенька, хочу сказать тебе спасибо за нашу переписку об Оле и вообще. Я тут перечитал почти все письма, годовщина ее гибели была. Предлагаю возобновить наше телеграмное общение, хотя тебе и не до этого, с малышкой-то на руках. Но хотя бы понемножку давай будем друг другу писать, хорошо? Как ты на это смотришь?»

Найдя в Телеграме место, где вчера остановился – октябрь 2021 года, Алексей продолжил чтение.

«Привет! Представляешь, я всю эту неделю проведу на даче одна! Как в первый раз, когда еще эта дача была не нашей. Волнуюсь даже. И предвкушаю эту неделю как какое-то приключение, что ли. Хотя приключение было в прошлый раз. Ты не представляешь, сколько эмоций: одиночество, тишина, еще и суперлуние же тогда было, разговоры с соседом – ты его не застал вроде бы, старик такой был, Иван Семенович. А потом лесной пожар, соседу плохо с сердцем, как же я переволновалась тогда! И потом Миша увез меня к себе, а там и Игорь приехал! И все завертелось. А еще ведь Рекс-2 тогда появился, вот как! Но думаю, что в эту мою неделю все будет спокойно. Просто осень, просто я, кажется, счастлива. Чего и тебе очень-очень желаю! Помнишь, мы летом по лесу гуляли и Пушкина цитировали, ну, что счастья нет, а есть покой и воля? Вот пусть оно все-таки будет».