— Я звонил начальству, выяснял, возможно ли сделать вам скидку. Мы продали процентов восемь от общего количества лотов. Ничего не получается, придется оплатить счет полностью.
— Понятно, — пожала плечами Александра. Ей каким-то образом передалась апатия, в которую впала Ольга. Все случившееся казалось абсурдным и непоправимым, как автокатастрофа. — Спасибо, что попытался помочь.
— Да не за что совершенно. — Игорь, нахмурившись, смотрел на художницу, словно пытаясь сделать какие-то заключения, исходя из ее внешнего вида. Александра сохраняла непроницаемое выражение лица.
— Твоя клиентка, Исхакова, я слышал, решилась на этот аукцион в связи с тяжелыми материальными обстоятельствами? — произнес наконец аукционист. — Насколько я могу судить, торги вышли ей в убыток. Она понимает это?
— Если и понимает, что тут можно изменить? — вопросом ответила Александра. — В любом случае торги необходимо было остановить. Не я их организовывала, и не моя вина, что они провалились.
— Ну да… Так и есть… — задумчиво проговорил Игорь. — У тебя телефон не менялся? Я тебе позвоню, хорошо? Есть одна продуктивная идея.
— Звони, конечно, — кивнула она. — Телефон прежний, а вот адрес скоро поменяется. Наш дом отдали под реконструкцию. Я снимаю мастерскую за углом.
— Хоть какие-то хорошие новости, — вздохнул Игорь и снова взял запиликавшую трубку. — А то у всех вокруг полный мрак. Ну, давай сейчас попрощаемся, меня начинают рвать на части.
Серебристый седан Ольги стоял в дальнем углу двора, вдали от остальных машин, число которых почти не уменьшилось. Разъехались немногие. На крыльце гостиницы, в открытом летнем ресторане, на стоянке — везде Александра замечала знакомые лица. Скандал смаковался на все лады, до нее доносились обрывки разговоров, и все они вертелись вокруг последнего лота. Спускаясь по лестнице на стоянку, она замедлила шаг и приостановилась, услышав за столиком на летней веранде женские голоса:
— А я не сомневаюсь, что четки со сверчками подлинные, Алешина просто сбивала цену. Идиотка… Сорвалась, потеряла лицо. Теперь она их не увидит.
— Как ты думаешь, Корзухина в теме?
Когда упомянули ее фамилию, Александра повернулась и открыто посмотрела на беседующих дам. Они сидели за пустым столиком, лениво изучая меню. Обе присутствовали на аукционе, но никак себя не проявляли, оставаясь в роли зрителей. Художницу приятельницы не видели.
— Да абсолютно нет, — пренебрежительно бросила загорелая блондинка лет шестидесяти, которая не сомневалась в подлинности четок. — Удивляюсь, зачем ее наняли. Ни бе, ни ме, ни кукареку. Для вида, что ли? Могли бы и посолиднее найти.
— Говорят, Исхакова хотела объявить банкротство, но не вышло… У нее набрано кредитов на несколько миллионов, и скоро продают дом, где она живет.
— Я решилась, — внезапно повысила голос блондинка. — Возьму вот эти охотничьи медальоны. Непонятно, правда, где они в мае берут дичь.
— На куриной ферме… — иронически протянула ее спутница. — Я тоже попробую.
Александра, на которую так и не обратили внимания, хотя она стояла в двух шагах от столика, медленно спустилась по ступеням, прошла через стоянку. Машин заметно стало меньше. Один за другим автомобили выезжали в распахнутые кованые ворота. Проходя мимо того места, где стоял автомобиль, с водителем которого беседовала во время аукциона Ольга, Александра заметила, как в крупнозернистом песке на обочине что-то матово блеснуло. Она сделала шаг в сторону, склонилась…
Через мгновение на ее ладони лежал маленький полупрозрачный кубик медового цвета, бакелитовый кубик от настольной игры советских времен. Его грани были покрыты белыми точками, символизировавшими цифры от единицы до шестерки.
Александра медленно сжала кулак и пошла к серебристому седану, в котором ее ждала Ольга.
— Надо бы позвонить Штромму, — сказала она, усаживаясь в машину. — Наверное, он волнуется.
— Я думаю, ему уже позвонили десятки людей и рассказали десятки разных историй! — иронично ответила Ольга, поворачивая ключ в замке зажигания. — Знаете, я ужасно есть хочу. Давайте поедем в Москву, пообедаем. Вы, может, не поверите, но я очень давно не была в Москве…
Глава 4
Ольга водила машину уверенно, плавно. Спокойно разрешала себя обгонять, чуть прижимаясь к обочине, философски замечая: «Этот спешит, а мы — нет!»
— Вы давно за рулем? — спросила художница.
— С пятнадцати лет… — ответила Ольга. — Машина от отца осталась, я не разрешила продавать, хотя мама хотела. Меня дядя понемногу научил водить, а на права я позже сдала, конечно. Когда живешь за городом в таком поселке, как наш, даже хлеба без машины не купишь. Конечно, в сельском магазине, куда я ездила, все знали, что мне пятнадцать лет, но никто не донес, что я сама сижу за рулем…
Ольга довольно засмеялась, словно вспомнила нечто очень приятное, и добавила, уже серьезно:
— Это ведь сейчас сплошные интернет-магазины продуктов, службы доставки круглосуточные по всей области, а тогда было не так…
— Все-таки, извините, я поражаюсь, как вы остались одни в загородном доме… — не выдержала Александра, возвращаясь к мучившей ее уже сутки мысли. — Понимаю, что вы были не одни, с вами находился кто-то… И все же… Вы приняли очень необычное решение.
— И я сумела его отстоять, что еще более удивительно! — заметила молодая женщина, кивая в такт словам собеседницы. Она не сводила глаз с дороги. — Все были против. Мама — та просто военные действия начала, чтобы дом продали, а я бы жила с ней. Дядя тоже отнесся скептически, хотя он-то всегда говорил, что у меня есть характер и я многое могу сама. А я поставила на своем, как видите.
Ольга быстро взглянула на Александру, словно ожидая расспросов, но художница промолчала. Она видела, что Исхакова сама очень хочет что-то рассказать, и не хотела на нее нажимать. «К тому же нужных вопросов я все равно сформулировать не сумею… Я ее совсем не знаю, неизвестно, что может ее задеть!» Александра отвернулась к окну, глядя на стройные ряды бегущих вдоль обочины сосен и берез. Смешанный лес оборвался просекой, по которой далеко, к синеватым холмам, уходили линии ЛЭП. Машина мягко поднялась на мост, внизу ртутно блеснули железнодорожные пути. В сторону Москвы медленно двигался длинный товарный поезд.
— Если бы продали дом, продали бы и всю коллекцию, — после долгой паузы проговорила Ольга. — Мама ни за что не стала бы ее хранить. А для папы это была вся его жизнь, даже важнее жизни. И потом… Я все равно не смогла бы жить с новой маминой семьей, мы бы не ужились. Я это чувствовала. И… куда мне деваться? Дядя не смог бы меня взять к себе. Он почти не появлялся в Москве, официально он мне не родственник. Кто бы такое разрешил…
— А других родственников не было? — осторожно спросила Александра.
— Как же, были! — бросила Ольга с явным пренебрежением. — Сразу откуда-то появились — троюродные, четвероюродные, со всех концов света. И все — любящие родственники…
Она недобро хохотнула, ее бледное лицо сделалось старым и злым, темные глаза сузились в две сверкающие щели.
— Вот тогда я впервые и узнала человеческую природу во всей красе, — Ольга говорила негромко, словно сама с собой. — Все они увивались вокруг меня, а друг друга ненавидели, выживали, поливали грязью… Еще бы! Я — почти сирота, можно сказать. Мать занята новой семьей. А у меня дом под Москвой. Счет в банке. Отец оставил приличное состояние по тем временам. Все хотели быть ко мне поближе. Эта вакханалия под соусом родственной любви продолжалась несколько месяцев. Наконец я пожаловалась дяде, пригрозила, что сбегу. Он их всех разогнал, нанял мне хорошую гувернантку, уладил вопрос с домашним обучением. Я ведь после… — Ольга судорожно сглотнула. — После того, что случилось, занималась дома. Ко мне ездили преподаватели, я только экзамены в школе сдавала в конце года.
Москва приближалась. Все чаще мелькали мосты, развязки, по обочинам тянулись склады, гигантские торговые центры. Леса превратились в чудом уцелевшие рощи на краю бетонных лабиринтов. Вот пробежали редкие, оперившиеся первой зеленью березы, между стволами замелькали оградки, кресты — старое кладбище, прижавшееся к шоссе, стиснутое алюминиевыми складскими ангарами. В низко нависших сизых облаках внезапно сверкнула яркая синяя промоина, на миг показалось солнце, и березовая роща вдруг засияла, словно рассмеялась. Ольга, какое-то время молчавшая, глубоко вздохнула.
— Я вот думаю, отстали бы от меня так легко эти так называемые родственники, если бы понимали, сколько стоит папина коллекция? Ее ценность была очевидна только для посвященных. Это же не золото-бриллианты, их не сдашь в привокзальный ломбард. Разве скажешь там: «У меня здесь старинные пластики на несколько миллионов!» Санитаров вызовут… Со смирительной рубашкой.
— Признаюсь, я тоже была поражена, узнав, каких денег могут стоить старинные пластики, — не выдержав, призналась Александра. — Я совсем не эксперт в этом вопросе. И я не скрывала этого от Штромма, когда он меня нанимал… Боюсь, от меня было мало проку на аукционе.
— Вы сделали все, что были должны сделать, — спокойно ответила Ольга. — Не обвиняйте себя ни в чем. Дядя меня предупреждал, что ничего хорошего не выйдет. Придется искать другие пути. Вы свой гонорар получите полностью.
— Я переживаю не из-за гонорара, — смутилась Александра. — Меня волнует дальнейшая судьба коллекции. Вы только не подумайте, пожалуйста, что я рассчитываю на какие-то дальнейшие заработки! Но то, что я увидела сегодня на аукционе, внушает мне опасения. Вам не стоит продавать вещи в Москве. Теперь публика настроена против вас. Был скандал…
Ольга несколько раз энергично кивнула:
— Все так! Но время идет, время… Мне срочно нужны деньги. Аукцион ведь не окупился?
— Увы, нет. Если что-то вам и достанется, это будет небольшая сумма.
Ольга коротко выругалась и стиснула губы, молча глядя прямо перед собой.
— Но мне нужны деньги, — повторила она спустя минуту. — Что же делать…