— Как в аптеке! — Полтавский опять хихикнул.
В столовой появилась Ольга. Она несла поднос с чайными приборами, уставив пристальный взгляд на чашки, словно гипнотизируя их. Александра встала и поспешила помочь. Они вместе расставили приборы на круглом столе под абажуром. Художница случайно задела руку Ольги. Ее пальцы были словно изо льда.
— Какая гроза… — проговорила Ольга, поглядывая то на одно окно, то на другое. — У меня от молний кружится голова…
Она говорила как во сне, словно не осознавая, что рядом находятся посторонние люди, и на гостей не смотрела, будто их не было. Александра с тревогой смотрела ей в лицо. «Я не понимаю ее, и это плохо, очень плохо. Она может выкинуть какой-нибудь номер…»
— Давайте пить чай! — художница обернулась к гостям, которые в этот миг, сблизив головы, о чем-то тихо переговаривались.
Полтавский мигом вскочил, резво оттолкнувшись носками от пола, словно от батута:
— Позвольте помочь! Что это я расселся!
И он захлопотал вокруг стола, больше, впрочем, мешая, чем помогая. Наконец расселись. Ольга, с бледным напряженным лицом, далеко отставив в сторону локоть, разлила по чашкам чай. Гроза, бушевавшая за стенами дома, как будто шла на убыль. Шум дождя становился ровнее и тише, порою казалось, что он почти смолк. Но вода в желобах над окнами бурлила бешено.
— Кажется, дождь скоро кончится! — заметила Бойко, беря из корзинки, выстланной салфеткой, сухарик.
В этот миг прямо над домом разорвался оглушительный гром. Что-то стеклянно зазвенело, и свет погас.
— Ой! — тихо пискнул невидимый Полтавский.
…В темноте раздалось шуршание — словно потихоньку надрывали край бумаги. Вспыхнуло крошечное пламя спички, выхватив из мрака лицо Ольги, спокойное, даже умиротворенное. Она поднесла к пламени опаленную свечу, наклонила ее, фитиль затеплился, рождая ровный желтый огонь. Ольга установила свечу в керамический кувшинчик, высоко подняла, осветив лица всех сидящих за столом. Улыбнулась — среди гостей, растерявшихся, пусть на миг, она чувствовала себя теперь хозяйкой положения.
— Я же говорила, что свет отключат, — сказала она почти самодовольно.
— Это надолго? — встревоженно спросила Бойко. — Не хотелось бы задерживаться.
— А зачем задерживаться? — возразил пришедший в себя Полтавский. Он взял свою чашку, подул на чай и с заметным наслаждением отхлебнул глоток. — Я могу осмотреть товар и при свечке. И потом, у меня всегда при себе фонарик!
Порывшись во внутреннем кармане своего кургузого, словно детского, пиджака, он извлек и положил на стол кожаный пенал. В нем оказались фонарик, лупа, несколько пинцетов, зажигалка и маленький ножик. Александра невольно улыбнулась. Подобный набор, позволяющий произвести летучую экспертизу на месте, носила при себе и она.
— Принесите нам сюда товар, пожалуйста, и мы посмотрим! — обратился Полтавский к Ольге.
Та молча склонила голову и, отвернувшись, ушла от освещенного стола в темноту. По собственному дому она шла легко, как кошка, совершенно, судя по всему, не нуждаясь в освещении. Заскрипели лестничные ступени. Ольга поднималась в кабинет отца, куда отнесли все коробки, прибывшие с аукциона.
— А скажите, пожалуйста, будьте добры… — Полтавский обратился к Александре и мучительно поморщился, явно забыв ее имя. Она напомнила, и галерист хлопнул себя кукольной ладонью по огромному лбу: — Ну что за память, простите! Скажите, Александра, вам случалось приобретать вещь, которой вы не видели даже на фотографиях?
— Много раз, — кивнула художница. — Но я никогда не покупала для себя.
— Да, это дело другое, у вас бизнес, — вздохнул Полтавский. — А я вот слышал про эти четки, но никогда не видел их. Правда, имею представление об оттоманском фатуране. Есть у меня несколько вещиц… Ну, мы познакомимся поближе, и я вам все покажу, договорились?
Александра подтвердила, что они договорились, но ее желание познакомиться с Полтавским поближе слабело с каждой минутой. Его манерность начинала казаться утомительной, а любезность слащавой. Бойко улыбалась застывшей улыбкой, Ольга словно растворилась на втором этаже, в непроглядной темноте. Полтавский глубоко, горестно вздохнул и пригорюнился, глядя в свою чашку. Внезапно, не сводя взгляда с чашки, он начал напевать неожиданно приятным, лишенным визгливых нот голосом:
— Он себе на шею четки… Вместо шарфа привязал… И с лица стальной решетки… Ни пред кем не подымал…
Песня оборвалась так же резко, как началась, и Полтавский серьезно заметил:
— Кстати, у Пушкина в оригинале «Рыцаря бедного» строфа выглядит совсем иначе, но в народ пошел сглаженный вариант. И уж конечно, сейчас поют не «подымал», а «поднимал». Всюду деградация.
— Вы филолог? — спросила Александра, чтобы сказать хоть что-нибудь. Отсутствие Ольги начинало ее беспокоить.
— Я идиот, — бросил Полтавский. — Уже не первый раз в жизни выкладываю деньги за кота в мешке.
— Вещь уникальная, Леонид Борисович! — угодливо вставила Бойко. Полтавский обратил на нее так же мало внимания, как если бы она молчала или вовсе отсутствовала в комнате.
— Настоящий оттоманский бакелит попадается редко. — Полтавский испустил новый душераздирающий вздох. — Подделок море. Приходится носить с собой целую походную аптечку, чтобы сделать тест. Я все взял.
Он снова порылся во внутреннем кармане, оказавшемся бездонным, достал оттуда прозрачную пластиковую косметичку, в которой виднелась упаковка ватных палочек, пузырек и тюбик.
— Все ношу с собой, — Полтавский выставил на стол свою маленькую лабораторию. — Растворитель 409, полироль для металла Simichrome Polish. А что делать?! Знаете, как меня один раз обманули?! И кто?! Уважаемый человек, все перед ним преклонялись, да я и сам преклонялся. Никогда в жизни не подумал бы, что такое возможно. Умеете делать тест на бакелит? Нет? Я вас научу. Ничего хитрого нет.
Александра покачала головой, продолжая напряженно прислушиваться к тишине наверху. Ее тревожило отсутствие Ольги. Весь день нервы художницы были натянуты, сорванный аукцион подействовал на нее угнетающе. Недовольство собой, усталость, темнота, гроза — все это взвинтило ее до предела. Она едва сохраняла на лице любезную полуулыбку.
— Надо смочить ватную палочку растворителем 409 или полиролем для металла, — продолжал Полтавский. — Вот этой самой марки, тут идеальная формула. Потереть палочкой изделие. Если на палочке появится желтое пятно, бакелит подлинный. Но!
Он внушительно воздел указательный палец и погрозил, словно споря с невидимым оппонентом:
— Если изделие покрыто лаком, тест пройден не будет. Казалось бы, просто? Но!
Он повторил свой угрожающий жест:
— Есть изделия, которые проходят тест и на полироль, и на растворитель 409, но не являются бакелитом! Представляете, Александра?! Это фейкелит. И тут уже нужны другие тесты. И чутье прежде всего…
— Что-то наша хозяйка задерживается, — заметила Бойко. В этот миг, как по сигналу, вспыхнул свет, показавшийся невероятно ярким. На середине лестницы стояла Ольга с коробкой в руках и моргала, ослепленная. Полтавский вскочил:
— Позвольте помочь!
— Ничего, я сама… — Ольга подошла к столу неуверенными шагами, казалось, в темноте она ориентируется лучше, чем на свету. Поставила коробку. Александра отметила, как сильно дрожат руки у ее подопечной. Ее и саму била дрожь, но никому не видная, внутренняя. Полтавский собирался провести тест на подлинность материала, и хотя бояться, судя по всему, было нечего, Александра все-таки переживала.
— Ну… — отрывисто произнес Полтавский и тут же смолк.
Ольга сняла крышку с лохмотьями бумажных пломб, на которых красовались гербы аукционного дома. Внутри обнаружились комья мягкой коричневой бумаги, Ольга вытряхнула их на стол.
Четок в коробке не было.
— Вы что-то перепутали, — нарушила установившуюся тишину Бойко, не сводившая острого взгляда с пустой коробки.
— Нет, я взяла ту самую коробку, — хрипло ответила Ольга. — На ней номер и название лота.
— Да, но… — Бойко наткнулась на взгляд своего клиента и замолчала. Было от чего — Полтавский смотрел на нее такими злыми глазами, что Александре сделалось жутко. Глаза у этого колоритного галериста были разные, но бешенство в них сверкало одинаковое. Так мог бы смотреть ревнивый муж, заставший жену с любовником в собственной спальне.
Сама художница не знала, что думать. Она пыталась встретиться взглядом с Ольгой, но та не поднимала головы. Казалось, девушка не вполне осознает случившееся и потому не проявляет эмоций.
— Давайте поднимемся и поищем при свете, — откашлявшись, продолжала Бойко. — В темноте вы могли взять другую коробку.
— Я взяла ту самую, — тихо повторила Ольга. Она подняла голову, приложила ладонь ко лбу, словно пытаясь унять приступ головной боли, сощурилась на лампу. — Да вот на крышке номер… Название… Четыре коробки поставили отдельно на столе. Это те лоты, которые выставлялись и были сняты. Остальные коробки, как при отправке, ставили на пол в больших коробках. Надо позвонить в аукционный дом, спросить…
— Я сейчас же позвоню, — опомнившись, Александра достала телефон и набрала номер аукциониста.
— Поставь на громкую связь, пожалуйста, нам всем очень интересно! — с жесткой интонацией попросила Бойко. Александра на миг встретилась с ней взглядом. Посредница смотрела на нее загадочными немигающими глазами, в которых ничего нельзя было прочесть. Александра нажала на значок громкой связи.
Игорь ответил после паузы, его голос прерывался резкими помехами — гроза все еще не закончилась, хотя стремительно уходила на запад.
— Привет! — далекий голос искажался и плыл от помех. — Что, передумала? Я заберу четки, как только свистнешь!
— Их уже кто-то забрал, — резко ответила Александра. — Точнее, свистнул.
— Что ты говоришь? — изумился собеседник.
— Коробка пуста.
— В каком смысле?!
— Игорь, в прямом смысле, там ничего нет. Ваши ребята точно упаковали четки для отправки?