«Кто-то сидел тут недавно, курил и гасил сигареты об пол. Лиза видела вчера в подъезде кого-то…» Александра выглянула в окно. Переулок был на удивление малолюден. «Да, сегодня ведь суббота! Ломбард на Лялиной площади до часу, ну ничего, успеем. Только бы Дина не опоздала».
Дина объявилась в назначенном месте позже на сорок минут. Обычно Александра дожидалась ее по полчаса. Извиняться та начала, не доходя шагов десяти до ступеней театра, прижимая руку к сердцу, театрально округляя глаза, что придавало ее плоскому лицу совсем уж совиное выражение. Александра прервала этот бурный поток самоуничижения и славословий в свой адрес:
— Давай скорее, тут еще идти, сегодня они раньше закроются, а завтра не работают. Что у тебя?
— Вот, — запыхавшись, Дина сунула ей в ладонь нагретое кольцо. Александра, отвернувшись от улицы, мельком осмотрела его. Довольно массивная потертая оправа из желтого золота, темно-зеленый камень размером с горошину в центре. Достав из сумки лупу, она взглянула на пробу.
— Пятьдесят шесть, — резюмировала Александра, пряча кольцо в сумку. — Старое кольцо.
— До революции оно принадлежало моей прабабушке, — Дина засеменила рядом, едва переводя дыхание. Неизменная папка «с работами» била ее по бедру. — Это очень ценная вещь! Ты видела, какой там изумруд?!
— Я тебя сразу разочарую, — на ходу объясняла Александра. — Тебе дадут цену золотого лома. Что кольцо старое, значения не имеет. Антиквару его можно сдать, но будешь ждать денег сто лет. На аукцион не выставишь — художественной ценности нет. Это не Фаберже и не фабрика Морозова. Если это фамильная реликвия, продай ты лучше что-то другое…
— А ничего больше нет! — простодушно призналась Дина.
Александра только вздохнула. За долгие годы посреднической деятельности она так и не разучилась сочувствовать своим клиентам, попавшим в сложную ситуацию. «Да, Дина малюет ужасные картины, и в ней достаточно простодушия, или наглости, или безумия, или всего вместе, чтобы предлагать их на продажу или для выставок. Она кажется нелепой, она и вся ее жизнь. Но разве это повод для того, чтобы презирать человека? Разве я сама никому не кажусь нелепой? Да половина Москвы надо мной смеется наверняка…»
— Зайди хоть раз, посмотри, как это делается, — остановилась она у знакомой двери на углу старинного особняка. Дина отрицательно замотала головой и сделала огромные глаза.
— Ну, жди, — Александра потянула на себя низко занывшую дверь.
В этом старинном особняке, который можно было обнаружить, чуть отступив от Лялиной площади в один из переулков, до начала девяностых годов прошлого века располагалась могущественная партийная структура, ведавшая комсомольской учебой. В девяностых многие помещения были сданы в аренду мелким фирмам, валютным обменникам, ювелирным скупкам, салонам оптики и даже мастерским по изготовлению ключей. Здесь же, на первом этаже, приютился крошечный ресторанчик китайской кухни. Комсомольский дух оказался чрезвычайно стойким — он сохранился во всех коридорах вместе с полированными деревянными панелями, ковровыми затоптанными дорожками и туалетами спартанской оснастки. Неприкосновенными остались вертушки на входе, застекленная будочка, где сидел пожилой вахтер с толстой книгой. Он всех спрашивал о цели визита, но если ему ничего не говорили, пускал и так. Какие-то молодежные организации еще функционировали в здании, правда, к комсомолу они не имели уже никакого отношения.
— В ломбард, второй этаж, — бросила Александра вахтеру и пешком поднялась по лестнице с широкими светлыми пролетами. Лифты здесь были еще советской поры, ненадежные и скрипучие.
Ломбард скрывался за такой же безликой деревянной дверью, как и все остальные арендаторы. За дверью обнаружилась небольшая комната с видом на площадь. Окно, наполовину занятое допотопным кондиционером, было прикрыто полинявшими желтыми занавесками. Здесь стоял сейф, из замка которого торчала связка ключей. Пара стульев. Вешалка в углу. Шкафчик с застекленными дверцами в глубине, на полках иконы, немного серебряной посуды. Еще тут был большой письменный стол, произведенный примерно лет пятьдесят назад где-нибудь в социалистической Румынии. И сам хозяин ломбарда, он же оценщик, невозмутимо спокойный пожилой человек с лицом, которое невозможно было запомнить.
— Доброе утро, — приветствовал он Александру, поднимая глаза от телефона. — Как ваши дела?
— Неплохо. — Она присела к столу, порылась в сумке, достала кольцо. — Вот, хозяйка хочет продать.
— Давайте посмотрим, что у нас тут хорошего… — Хозяин взял кольцо, повертел его в коротких пухлых пальцах, рассмотрел под лупой, вставил в глазницу окуляр, включил фонарик. Положил на ювелирные весы. Вся процедура была Александре знакома и противна. Она следила за содроганием красных цифр на дисплее, показывавших вес изделия, думала, что понимает тех людей, которые не в силах сами сдавать в ломбард дорогие им вещи.
— Тут старая проба, я попробую кислотой, если не возражаете, — все так же тихо, на одной усыпляющей ноте продолжал хозяин. — Еще минуточку.
Он с силой потер кольцо о пробную доску, порылся в ящике стола, достал пузырек, ватную палочку, с молниеносной быстротой произвел несложную процедуру и вновь положил кольцо на весы.
— Как старой клиентке, я вам округлю в большую сторону, — сказал он, выдвигая ящичек, где у него хранились деньги. Кассы не было — он рассчитывался, доставая банкноты из старого пухлого бумажника. — Восемь двести пятьдесят.
— Так мало! — вырвалось у Александры.
Хозяин поднял на нее умные сочувственные глаза в красноватых прожилках и ткнул карандашом в экран телефона:
— Я и так даю по лучшему курсу. Посмотрите сами. Старое золото такого качества не в цене. Просто как старой знакомой… Чтобы вы пришли еще!
— Там такой большой изумруд…
— Хотите, достану вам? — поинтересовался хозяин и уже достал щипчики с кривыми концами, готовясь вынуть изумруд из оправы. Александра запротестовала. И он удовлетворенно кивнул: — Правильно, вдруг клиент захочет выкупить, изделие будет в целости. Правила наши вы знаете, с процентами знакомы. Хотите оставить нам изделие — воля ваша, хотите выкупить — милости просим. Через два месяца заклад становится покупкой. Пожалуйста, деньги. Квитанцию не забудьте. Погода замечательная сегодня. А насчет изумрудов…
Хозяин с сиплым вздохом нагнулся, выдвинул нижний ящик стола и достал пластиковую чашку, в которую с горкой были насыпаны мелкие зеленые и синие камни всех оттенков. Грани матово блестели на солнце, пробивавшемся сквозь задернутые занавески.
— Вот их у меня сколько, какие хотите. Изумруды, сапфиры… Это только за неделю наковырял. Золото, платину — в лом, а это никому не нужно.
— Синтетические? — недоверчиво спросила Александра.
— Зачем? — скупщик кончиком пинцета поправил покривившиеся на переносице очки. Оправа очков была самая дешевая, линзы — сильные. За этими выпуклыми стеклами его непроницаемые глаза казались больше. — Все натуральное. Только не нужно никому. Хотите, вам отсыплю горсточку?
— Не шутите? — Александра все так же недоверчиво протянула сложенную лодочкой ладонь. Хозяин слегка наклонил и потряс чашку, и на ладонь художнице полился тяжелый прохладный ручеек. Тут были и синие камни, и зеленые. Хозяин внезапно рассмеялся, глядя на ее изумленное лицо:
— Да я и сам иногда так сижу, играюсь, когда клиентов нет. Берите, берите. Это уже не товар, а балласт. Вот бриллианты больше одного карата, белые и тем более цветные, я возьму у вас с удовольствием и цену дам лучшую в Москве. Случится быть — так не забывайте меня.
— Мои бриллианты еще в магазине, — улыбнулась Александра, забирая деньги свободной левой рукой. Правую она сжимала, стараясь не рассыпать камни. — Спасибо за подарок…
Дину она увидела не сразу. Сперва обнаружилась синяя папка «с работами» — она была небрежно прислонена к борту блестящей дорогой машины. Чуть поодаль от машины, посреди тротуара, стояла Дина, оживленно беседующая с женщиной в клетчатом плаще. Собеседницу Дины Александра сперва увидела со спины, и еще прежде, чем она ее узнала, сердце забилось чаще. Черные длинные волосы женщины были уложены в высокую прическу, их агатовый отлив еще больше подчеркивал сливочную белизну шеи. Женщина в клетчатом плаще обернулась, словно почувствовав взгляд Александры спиной. Это была Марина Алешина.
— Саша, иди сюда, я вас познакомлю! — радостно воскликнула Дина.
«Как она везде успевает?» — раздраженно подумала Александра. Она приблизилась, увидела протянутую для приветствия руку Алешиной. В замешательстве пересыпала изумруды и сапфиры из ладони в ладонь, отряхнула правую руку о куртку и только после этого пожала теплые холеные пальцы Алешиной.
— Надо же, вы реально в драгоценных камнях купаетесь, — заметила та. — А все говорят, трудные времена настали! Рада вас видеть!
— Доброе утро, — неловко ответила Александра. — Дина, я все сделала.
Ей не хотелось говорить о деньгах при Алешиной, но та вырвала у нее инициативу, взглянув на дверь, из которой только что вышла художница.
— О, какое знакомое место. Здесь краденое покупали в девяностых… Интересно, Мимитрич жив еще?
— Мимитрич? — заинтересовалась Александра.
— Ну, он Михаил Дмитриевич, а звали его все Мимитрич, — усмехнулась Алешина. — Держал тут ломбард на втором этаже. Жулик невероятный.
— Минутку, извините. — Александра взяла за локоть завороженно слушавшую Дину и отвела ее в сторону на несколько шагов. — Вот твои деньги, больше не дал.
— Тогда я пойду? — большие совиные глаза за стеклами очков смотрели почему-то виновато.
Александра не удерживала ее, и Дина исчезла как будто с облегчением, скомканно попрощавшись с Алешиной. Та едва взглянула на нее. Оставшись наедине, женщины встретились взглядами. Александра смотрела настороженно, в чуть раскосых голубых глазах Алешиной мелькала усмешка. Выглядела она, как и на аукционе, великолепно, в облике ее было нечто, что заставляло оглядываться на нее и мужчин, и женщин. Слегка, умело подкрашенные искрящиеся глаза, свежие губы с ямочками в уголках, словно готовые улыбнуться, дорогой плащ, великолепное ожерелье из крупного серого жемчуга, туфли на каблуках — этим утром Алешина выглядела как королева на прогулке.