— Мне все равно теперь, — Ольга отвернулась к стене. — Я не растапливала печь и не задвигала вьюшки. Я никогда не задвигаю вьюшки! А они все обращаются со мной как с помешанной. Как с самоубийцей!
— Никто не думает, что вы на такое пошли, — остановила ее Александра. — Это просто несчастный случай.
— Николай Сергеевич говорит, что нашел вьюшки задвинутыми. А в печи было полно свежих углей. Это несчастный случай, по-вашему? — Ольга резко повернула голову к собеседнице и внезапно закрыла глаза, быстро сглатывая слюну, словно борясь с приступом тошноты.
— Я всем говорю, что ничего не помню, но я все помню, — она вновь широко раскрыла глаза, и Александра увидела метнувшийся в них страх — черную тень, очертаний которой не удалось рассмотреть. — Я помню, как вы уходили вчера утром и говорили со мной, а мне так хотелось спать. Во сне хоть можно не думать ни о чем. И я снова уснула. Я не вставала и не растапливала печь.
Ольга сделала попытку приподняться на локте и приблизила лицо к лицу склонившейся над ней слушательницы:
— Я на рассвете засунула в топку последние дрова. За ними пришлось бы идти в дровяной чулан. Я не делала этого, понятно?!
— Понятно, — еле слышно проговорила Александра. — Не волнуйтесь. Лежите спокойно. Здесь вам ничего не угрожает.
— Где ваш паспорт? — внезапно подала голос Алешина.
— А вам зачем это знать? — резко ответила Ольга.
— У взрослых людей обычно бывают паспорта, вот я и спросила, — спокойно пояснила та.
Ольга сощурилась и перевела взгляд на Александру.
— Паспорт нужен здесь, чтобы вы остались в больнице. Вас привезли без документов.
— Я не подумала об этом, — с глубоким вздохом ответила Ольга. — Паспорт у дяди.
— У Штромма? — воскликнула Александра. — Почему?!
— Он боится, как бы я не наделала глупостей и не набрала кредитов. Или как бы меня не заставили взять кредит.
— Чудесно, — пробурчала Алешина, рассматривая свое отражение в маленьком зеркале над раковиной.
— Штромм вчера вернулся в Москву, я заберу у него паспорт, — пообещала Александра. — Скажите, а у кого есть ключи от вашего дома? Кроме Николая Сергеевича?
— У дяди, — последовал моментальный ответ.
— Он прилетел только вчера вечером, когда вы уже были в больнице, — покачала головой Александра. — Вы понимаете, к чему я веду… Вы утверждаете, что не прикасались к печи. И я вам верю. Значит, в дом вошел кто-то посторонний, возможно, за домом следили и видели, что я уехала и сосед уехал тоже.
— Больше ни у кого не было ключей, — прошептала Ольга.
— Этого никогда нельзя знать наверняка, — подала голос Алешина. Она подошла вплотную к изножью кровати, для этого потребовалось сделать всего два шага. — Знаете, Ольга, что я думаю… Что вам нельзя возвращаться в этот дом.
— Куда же я пойду? — чуть шевельнула та пересохшими серыми губами.
— Это не проблема, — вмешалась Александра, — я как раз сегодня снимаю отличную мастерскую. Вы можете пожить у меня.
— Пожить, — фыркнула Алешина. — Пожить можно и у меня, и где угодно, тут нужно решать, как вообще дальше жить. Скажите мне, Ольга, четки действительно пропали?
Ольга быстро взглянула на Александру, та покачала головой.
— Нет-нет, Саша мне ничего не говорила, — Алешина сделала отрицательный жест указательным пальцем, словно что-то зачеркивая в воздухе. — Дошло через знакомых. Скажите, вы будете обращаться в полицию?
— Не буду, — с неожиданной категоричностью ответила Ольга.
— Тогда вы не получите выплату по страховке.
— Значит, я не получу выплату по страховке. — Ольга остановила на Алешиной серьезный неподвижный взгляд. — Очень жаль. Деньги мне нужны.
— У вас есть завещание? — прежним, деловым тоном продолжала Алешина.
— Марина! — возмутилась Александра, но та лишь пожала плечами:
— А что такого? У меня вот завещание давно составлено.
— У меня нет завещания, — уже с явной неприязнью ответила Ольга. Она выпростала из-под одеяла руку и указала на тумбочку: — Дайте воды.
Напившись, она с вызовом взглянула на Алешину:
— Я еще не собираюсь умирать.
Александра молчала. Алешина неопределенно качнула головой, скрестив руки на высокой груди. В этот момент она была похожа на солистку народного хора, готовую вот-вот запеть.
Дверь приотворилась, в нее просунулась белая фигура сестры:
— Девочки, пора уходить, и так уже… Да, и вы сюда ничего не приносите, ей нельзя.
— Мы сейчас уходим, — обернулась Александра.
Дверь затворилась.
— Ну, идите, раз время вышло, — бросила Ольга. — Спасибо, что навестили. Да… Попросите сестру, чтобы мне отдали коралловое ожерелье. Они его с меня сняли, когда в реанимацию клали. Наверное, оно с моими вещами. Это мне отец перед смертью подарил. Я боюсь, что они потеряют.
— Да, я помню, розовые кораллы, — кивнула Александра. — Сейчас попросим. Наверное, можно.
Ольга отвернула лицо к стене и часто задышала. Через мгновение Александра поняла, что девушка плачет.
— Идем, — тихо потянула ее за рукав халата Алешина. И громче добавила: — Мы скоро опять приедем. Поправляйтесь.
Николай Сергеевич ждал их на посту, развлекая разговором сестру.
— Ну как, пообщались? — осведомился он. — Про паспорт и полис спросили?
— Паспорт у Штромма, — без энтузиазма сообщила Александра. — Про полис я даже спросить забыла. Да какой в нем смысл без паспорта?
— Она что, крепостная?! — вспылил полковник. — Ей двадцать семь лет! Почему он забрал у нее паспорт?
— Придется с ним встретиться сегодня. — Александра взглянула на большие круглые часы над постом. Встреча с квартирной хозяйкой становилась все более призрачной. — Только мне не хотелось бы, Николай Сергеевич, чтобы вы присутствовали.
— Почему это? — удивился он.
— Боюсь, что вы его побьете.
Полковник посмотрел на нее с уважительным удивлением, задумался на миг и веско произнес:
— А пожалуй… Есть такой вариант. Хорошо, я просто отвезу вас к нему, и вы заберете документы. Только ехать надо сейчас, тут ставят условие, чтобы до вечера паспорт доставили. Проверка может быть.
— Я тоже могу отвезти, — вмешалась Алешина. — Я сегодня свободна. И еще она кораллы какие-то просила, не забудь, Саша.
— Да! — Александра обратилась к медсестре, делавшей вид, что читает книгу в мягкой обложке. — Здесь пациентка просит отдать ей ожерелье, это отцовский подарок, она очень нервничает…
— У нас ничего не пропадает, пусть успокоится, — хладнокровно ответила сестра, переворачивая страницу. — Вы лучше бы привезли ей тапочки моющиеся.
— Идите на воздух, девушки, — неожиданно приказал полковник и выразительно повел бровью. Александра с Алешиной вышли на крыльцо. Алешина облокотилась на перила, разглядывая больничный парк, разбитый в английском стиле, с неожиданным размахом и даже с претензиями на роскошь. Здесь были клумбы, пока еще пустые, извилистые дорожки из плитняка, беседки, декоративные прудики, обложенные валунами. Вдали виднелись застекленные парники, в которых смутно угадывались пальмовые кроны.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила Александра, берясь за железные перила, нагретые солнцем.
— Понятия не имею, — ответила Алешина, разглядывавшая парк. — А здесь неплохо. Прямо хочется в армию и заболеть.
— Я думаю о том, что ты сказала, насчет четок… Что главным признаком их поддельности были те следы на месте резьбы, которые никак не удается скрыть. Так вот, зачем было наносить резьбу на бусины, так подставляться, если заранее известно, что дефекты заметят при экспертизе?
— Ну и зачем? — покосилась на нее Алешина.
— Они имитировали подлинник, а на подлиннике была резьба. У меня только такое объяснение. Они не могли этого избежать.
— И где этот подлинник, спрашивается? — вздохнула Алешина. — Я знаю одно — на аукционе были выставлены те самые четки, которые я видела у Исхакова в кабинете. На той же нитке, с той же кистью. Если это подлинник, то чего ради Исхакова припрятала четки и не желает продавать? Если это подделка, то почему она отказывается получить за этот пластик хотя бы страховку? И где подлинник?!
Дверь корпуса повернулась, пропуская полковника. Он протянул Александре прозрачный файл для бумаг, запечатанный степлером. Внутри виднелся лист в клеточку, на котором крупными буквами было написано имя Ольги, на дне файла лежало тяжелое розовое ожерелье.
— Берите, вечером ей отдадите. Ей сейчас поставили две капельницы, она будет спать. Так вы сами съездите к Штромму? Мне бы не хотелось отсюда уезжать, пока не утрясется ситуация с паспортом. Ольга Игоревна здесь практически нелегально, а ведь это режимный объект.
— Привезем, привезем, — пообещала Алешина. — Не драматизируйте ситуацию. Не выбросят же ее из этого рая!
С Алешиной полковник попрощался довольно сдержанно, Александре крепко пожал руку:
— Я на вас надеюсь!
…Александра дозвонилась до Штромма, только когда они выбрались на шоссе в сторону Москвы.
— Ей лучше, она в сознании, — сообщила художница. — Ольга сказала, что у вас ее паспорт. Срочно нужны документы, чтобы она продолжала лечение. Где мы можем встретиться?
— Как это некстати! — раздраженно ответил Штромм. — Вы понимаете, что у меня дела?
— Какая сволочь, — вполголоса произнесла Алешина, слушавшая разговор по громкой связи.
— Она сама требовала, чтобы я взял на хранение ее паспорт, — продолжал негодовать Штромм, — а я совсем забыл об этом! Я в отеле, но прямо сейчас уеду до вечера. Что мне прикажете делать, ждать вас?
— Оставьте паспорт на мое имя у портье, — предложила Александра. — И если есть страховой медицинский полис, то и полис тоже.
— Я не знаю ни про какой полис, когда вы перестанете меня беспокоить?! — в голосе Штромма появились визгливые нотки. — Я полностью с вами расплатился, не выдвигаю никаких претензий, хотя мог бы. У меня одна просьба — чтобы вы перестали меня донимать! Где находится Ольга? Я не могу ей дозвониться!