— Ее телефон, наверное, остался в доме, — предположила Александра. — Адрес госпиталя я вам напишу, когда буду забирать паспорт. Записка будет у портье.
— Я не понял, вы мне не доверяете, что ли?! — воскликнул Штромм.
— Знаете, — не выдержала Александра, — я вам совсем не доверяю!
После краткой паузы в трубке неожиданно раздался смех.
— Черт знает почему, но вы мне нравитесь, — признался Штромм другим, смягчившимся голосом. — Не как женщина, не беспокойтесь, это не комплимент. Я оставлю вам паспорт у портье, поезжайте сейчас на Знаменку! — он назвал отель. — Не забудьте написать адрес больницы.
Когда он дал отбой, Алешина помотала головой с видом крайнего возмущения:
— Ненавижу таких, просто ненавижу! Отобрал у нее паспорт и недоволен, что его величество отвлекают. Радовался бы, что ее откачали.
— Да, радости как-то немного, — согласилась Александра. У нее у самой настроение немного поднялось оттого, что не придется лично встречаться со Штроммом. Она положительно не выносила этого человека и даже не могла этого скрыть. «Если Ольга заметила, он и подавно заметил. Это непрофессионально… Работать приходится с разными людьми…»
— Я все пытаюсь понять, кто он такой, этот Штромм, — Алешина говорила, глядя прямо перед собой, неприязненно кривя угол рта. — Опекун? Друг Исхакова? Нечто большее?
— Он еще коллекционер пластиков и органики, — добавила Александра.
— Никогда не слышала о таком коллекционере. Может быть, он «невидимка», такие покупают только через посредников. Боятся засветиться. Но посредники их никогда не сдают, это не просто бизнес, это может очень дорого обойтись. Дороже денег.
— А может быть, Штромм известен только за границей? — предположила Александра.
Алешина усмехнулась:
— Если я говорю, что не слышала о таком, значит, в первую очередь имею в виду иностранный рынок. Основная торговля пластиками идет вовсе не в России. Здесь очень маленький сегмент. Вот Америка, Франция, Германия — да. Там есть где разгуляться. Я потому и хотела купить эти четки. У меня в Америке есть человек, который ради этой подделки будет ползать на коленях. Отлично зная, что это подделка. Я никогда не обманываю клиентов. Жаль… Безумно жаль, что все сорвалось. Расскажи хоть, как они пропали?
И когда Александра изложила все события того вечера, который последовал за аукционом, Алешина удовлетворенно кивнула:
— Ну все же ясно как день. Ты не брала, Игорь Горбылев не брал. Взяла она сама. Положила в карман, а вниз принесла коробку.
— Зачем?
— Подделка не прошла бы экспертизу. Она боялась продавать. Решила получить страховку.
— Так почему она ее не получает?
— А вот это для меня загадка, — задумчиво произнесла Алешина. — Может, не хочет подставлять невинных людей. Тебя и Горбылева. До нее ведь доходит, что полиция возьмется за вас. Может, боится, что ее расколют. Страховщики тоже не ягнятки, зря платить не захотят, назначат собственное расследование. Аукционный дом после ее подписи на акте сдачи-приемки вообще может спокойно пить чай. Она в западне, которую сама для себя создала. А четки фальшивые.
Последние слова Алешина произнесла с чувством глубокой убежденности в своей правоте. Некоторое время обе женщины молчали. Александра смотрела в окно, ощущая внутри сосущую, тревожную пустоту. Они ехали быстро — в сторону Москвы шоссе было полупустым, зато обратно тянулся вязкий, плотный поток машин и фур. Мелькнули развязки МКАД, они двигались к центру.
— Я все-таки не оставляю надежды с ней договориться, — произнесла Алешина, поглядывая на навигатор. — А вот где мы сядем надолго, так это на Кольце. Вот пижон, выбрал отель на Знаменке. С ним бы я тоже с удовольствием побеседовала.
— Марина, давай сразу договоримся, — повернулась к ней художница, — если ты меня используешь как средство войти в доверие к Ольге, то мы по-хорошему прощаемся. Прямо сейчас. Я не буду на нее никак влиять. По моему мнению, вокруг нее и так достаточно людей, которые диктуют ей свое мнение. Если она спрятала четки, я надеюсь, она это сделала по собственному выбору.
— Ну, личный интерес у меня имеется, не за красивые же глаза я тебя вожу туда-сюда, — спокойно ответила Алешина. — И коллекцию Исхакова мне хотелось бы изучить поподробнее. Но самое главное, мне хочется понять, что происходит на московском рынке. А происходит что-то очень нехорошее. То давнее двойное убийство уже почти забыто, а теперь, когда четки снова всплыли, оно не идет у меня из головы. Не убивали они друг друга, Исхаков и Федотов. Там был третий. И если это Адвокат…
Она покачала головой, словно возражая себе самой.
— Если это и сделал Адвокат, то им кто-то руководил.
— Почему ты так думаешь?
— Я его знала, работала с ним рядом каждую ночь, больше года. У него не было ни одной самостоятельной мысли. Я думаю, он не преступник, а еще одна жертва, только никто об этом не знает. За всем этим кто-то стоит.
— Штромм?
— Не проходит. Я интересовалась всеми деталями дела, ведь погибли оба моих учителя. Тогда я впервые узнала о существовании их близкого друга и соседа. Но Штромма проверяли вдоль и поперек. У него идеальное алиби. И он очень активно пытался выгородить Федотова. И если у Ольги все же есть завещание, — неожиданно перескочила на другую тему Алешина, — то наверняка на мать. А если завещания нет, то и так все матери достанется. Не можем же мы подозревать еще и мать, согласись. Той дела нет ни до этих пластиков с янтарями, ни до самой Ольги.
Пока Алешина искала место для парковки рядом с отелем, Александра вошла в украшенный лепниной подъезд и обратилась к портье, поклонившемуся ей из-за стойки:
— Для меня должны были оставить документ, вот мой паспорт. Корзухина Александра.
— Да, для вас есть почта, — портье любезно протянул ей белый конверт с серебряным гербом отеля. Александра заглянула вовнутрь, убедилась, что паспорт на месте, и кивнула:
— Я еще оставлю записку для вашего постояльца. Он знает.
— Как вам будет угодно, вот стол для письма, — портье указал ей на маленький письменный уголок в конце холла. В это время в дверях появилась Алешина, взвинченная и негодующая. Она прямо обратилась к портье:
— Скажите, а почему у вас стоянка только для гостей отеля? А гости гостей должны, видимо, парковаться за Садовым кольцом? Ближе нет свободных мест.
— Я поставлю вам машину, если желаете, — предложил портье, но она отмахнулась:
— Поставила уже. Саша, что ты там пишешь, письмо Татьяны Онегину? Давай скорее. Я аварийку включила, еще не хватает, чтобы меня эвакуировали.
— Сейчас… — Александра записала адрес, сверяясь с геолокацией, присланной полковником. — Все.
Она запечатала конверт, надписала «Эдгар Штромм» и вручила его портье. Тот поклонился и поместил конверт в ячейку с номером 205.
— Что ж такое-то, — простонала Алешина, возившаяся со своим телефоном. — Он мне показывает, что обратно в госпиталь ехать два часа тридцать пять минут! Почти три часа!
— Да я сама доберусь! — воскликнула Александра. — Сейчас в метро, на автобус, там позвоню…
— Погоди, — перебила ее Алешина. — Молодой человек, а можете вы отсканировать паспорт и послать данные по факсу?
— Разумеется! — с достоинством ответил портье.
— Ну вот, проблема решена, — повернулась к Александре Алешина. — Сейчас час пик, это самоубийство — лезть в пробку. Можно приехать вечером или завтра утром, пораньше. Звони своему полковнику, проси их факс.
Дозвониться до Николая Сергеевича, узнать номер факса, отсканировать паспорт и отправить сканы — все заняло не больше десяти минут. Александра клятвенно обещала приехать в госпиталь завтра утром и привезти оригинал документа.
— Так ты мне звони с утра, когда соберешься, — Алешина взглянула на часы. — Я, скорее всего, опять тебя повезу. Куда сейчас?
— Мне проще будет добраться на метро. — Александра засунула конверт с паспортом поглубже в сумку, задернула молнию. — Спасибо тебе. Я позвоню.
Она собиралась сказать еще что-то, но замерла, уловив краем уха приближавшийся сзади звук — высокий звук очень знакомого голоса. Обернувшись, Александра увидела пустой лестничный пролет, ведущий на второй этаж. Сверху доносилось мелодичное пение спускавшегося в холл постояльца.
— Он себе на шею че-о-отки… Вместо шарфа повязал… И с лица стальной реше-отки… Ни пред кем не подымал…
За стойкой звякнул грузовой лифт. Портье засуетился, выкатывая золоченую стойку с двумя огромными чемоданами. Александра, ни слова не говоря, отпрянула в угол, к столу, за которым писала письмо. Она сама не знала, чего так испугалась, но ее сердце билось учащенно. Алешина недоуменно проводила ее взглядом.
Через миг в холле показался Леонид Полтавский. Александра бросила на него беглый взгляд и сделала вид, что просматривает разложенные на столе свежие газеты. К ней приблизилась Алешина.
— Что случилось? — шепнула она. — Знаешь его? Не хочешь с ним встречаться?
— Что он делает?
— Выезжает, похоже. Сейчас уйдет.
Полтавский бросил петь и обсуждал с портье детали счета. Голос-свистулька отражался от лепнины, бронзы, зеркал, вонзаясь в слух Александры.
— Два ужина в номер… Так, посмотрим… Зачем же вы ставите в счет шампанское, если я совсем не пью шампанское? Позовите метрдотеля. У меня до самолета еще четыре часа, успеем разобраться. Ах, это за счет отеля? Комплимент? Тогда большое спасибо, потому что я же помню, что шампанское я не заказывал. Так-с, идем дальше. Рыба… Салат…
— Такой вязкий, — шептала Алешина, взявшая на себя функцию разведчика. Она встала лицом к стойке и следила за каждым движением Полтавского. — Счета проверяет. Ты ему денег должна, что ли?
— Ничего я ему не должна, — чуть слышно ответила Александра. — Что он делает?
— Ждет, когда ему фактуру выпишут. В карман полез. Кубики какие-то бросает. Игральные кости вроде.
Александра, не выдержав, обернулась. Полтавский стоял к ней спиной, она сразу узнала его голый череп, круглый затылок, непропорциональную фигуру. Правая крошечная кисть коллекционера лежала на стойке, и тонкие, словно кукольные, пальцы повторяли один и тот же жест: подбирали с полирован