– Я… я… хотел прибить к стене картину.
– Исполняю! – Молоток щелкнул изящными пальцами и…
Болт проснулся.
Первым, что он увидел, была картина, висящая на стене камеры. А рядом на тумбочке лежал самый обыкновенный молоток.
«Пошло оно в жопу, – с досадой думал Болт. – С троих, это ж сколько тащить».
– Сколько влезет, – не пощадило начальство. – Приоритеты знаешь. А че как, еще слетаешь. Страх делает тебя пленником… Не бзди.
Суки, м-мать.
Оранжевый тусклый свет, узкой полоской льющийся в приоткрытую дверь административного корпуса, едва освещал небольшую площадку, где Болт цеплял карабин своей «линии жизни» к торчащей из стены погнутой арматуре. К железке крепились еще три туго натянутых троса, уходящих вслед за ступеньками лестницы куда-то наверх, во тьму. В Аду, бывшем административном корпусе, всегда непостижимым образом царила темнота, даже если на улице ярко светило солнце. Тросы – красный, зеленый, желтый. Женька Красин, Витька Сурьма и Ванька Дрын. Красин пропал недавно, а Сурьма с Дрыном черт-те когда.
Покончив с крепежом, Болт подергал трос, проверяя натяжение, и еще раз осмотрел подающую катушку на ремне. Вроде порядок. Без «линии жизни» в Ад не отваживался входить ни один смельчак. Она гарантировала хоть какую-то уверенность не заблудиться и вернуться обратно. Сейчас три нити отчетливо и ясно говорили только одно: трое остались где-то там. Наверху. В чудовищном, неизведанном лабиринте.
Болт посмотрел наверх, где во мраке терялись облупившиеся стены, ступени лестницы, засыпанные сухими лохмотьями зеленой краски, и натянутые кабели трех цветов.
«Словно космонавты», – почему-то подумал он.
По этим «линиям» выходящий в рейд без труда мог отыскать тела менее удачливых собратьев, снять с них драгоценный инвентарь и даже обнаружить что-нибудь важное, найденное ими в помещениях трехэтажного корпуса. Но самое главное – карта и связка ключей от нескольких помещений, в которые они все это время так тщетно пытались попасть. Каждый поход в Ад дополнялся новыми метками, позволявшими обреченным до самоубийственного отчаяния мужикам вновь и вновь прокладывать себе путь туда, наверх, где давным-давно все стало страшным, смертельно опасным и чужим. Каждый раз с путеводителя тщательно снимали копии, но новые сведения были воистину бесценны, потому что корпус имел свойство меняться. Добавлять повороты, укорачивать или удлинять лестницы, менять местами кабинеты. Раскладывать «ништяки». Подсовывать ловушки.
Болт стремился прорваться в служебный кабинет Калинина, туда, где врач по знакомству хранил личные вещи названого младшего брата. В день ареста, а взяли Болта прямо на работе, у него при себе было несколько вещиц, так, безделушек-пустышек. Но сейчас это были для него самые важные вещи на свете.
Болотов вздохнул и, сняв защитный предохранитель, слегка потравил трос, проверяя работу катушки. Хреначит, падла.
Не хотелось идти. Но он сам вызвался вместо Шпунта, хоть и выиграл бой. А за базар… Болтуны по аксиоме долго не живут. А уж тем более сейчас.
– Че, ссышь? – участливым голосом негромко спросил дежурный, просунув голову внутрь помещения и слегка перекрывая свет.
– Ссу, гражданин Данилов, – честно сознался Болотов, продолжая проверять снаряжение.
– Не бзди, вернешься. Аду троих пока явно хватило, сегодня тишина как в морге, хе-хе. Главное, карту с ключами пошукай. Может, хоть ты до места допетришь.
Хорошо, выходил с утра – после густой овощной похлебки на сале и переклички, в которой, в общем-то, уже не было никакого смысла. Дольше можно продержаться.
Шапка, бушлат вместо бронежилета поверх рабочего комбинезона. Мачете с привычной рукоятью-пистолетом в ножнах на бедре, подсумки, на груди мотоциклетный кофр без крышки, куда собирать найденное. На ногах слатанные незадолго до Катастрофы ладные военторговские берцы Bafokeng 760/3 на тугой шнуровке – и как впору пришлись, завезти успели только под один сорок третий, к подошвам которых крепилась толстая набойка из технического поролона, чтобы не производить там лишнего шума. Умно, что сказать. Хоть как-то, но берегли, не просто голышом гоняли.
Часы, фонарь…
«Аптека», – подытожил Болотов и хмыкнул.
Но самое главное, на лбу у него был драгоценнейший ПНВ, без которого предстоящая вылазка была немыслима. Динамо-фонарь разрешалось включать только в крайнем случае, дабы не привлечь чего, а уж тем более Обходчика. Хотя чего у них тут на острове было… Хмарь. Одного этого уже достаточно. Только мало помогало, как показывала практика. Фонари исправно возвращались, а вот владельцы нет. Об огнестреле даже мечтать было запрещено. На погибшего тратили лишь одну гильзу, и то под своеобразный гробик, в который засыпалась щепотка пепла и засовывался клочок бумаги с кликухой «отъехавшего». Форпост был, пожалуй, самым маленьким кладбищем во всем мире, хоть из лейки поливай, авось гильзы оплеванными душами прорастут – по сравнению с той гигантской братской могилой, в которую превратилась Земля.
Респиратор не требовался, фон в «Лебеде» стоял нормальный. Но средство фильтрации воздуха все равно носили, хоть и для иной цели. Да и дозиметр таскали, береженого…
– Ладно, с богом. – Голос перекрестившего его Данилова вывел Болта из задумчивости. – Ты это… стучи, как чего… Ну, ты знаешь.
– Без сопливых разберемся.
Тяжелая дверь с негромким шумом поползла назад. Болт провел пальцем по тросам, сверху вниз, словно перебирая разноцветные струны, и еще раз подергал свой, провисший нижний. Гитара была не настроена. Оставалось надеяться, что его аккорд не будет последним.
Шлюз с лязгом захлопнулся, и Болт оказался во тьме. Сняв очки и на ощупь аккуратно засунув их в карман бушлата, он спустил на глаза с тихим писком проснувшийся ПНВ, и подрагивающий мир вокруг стал сочно-зеленым.
Изумрудный ад, м-мать.
– Клал я на тебя болт.
Смотря под ноги, Болотов стал неторопливо подниматься наверх, осторожно травя за собой разматывающийся шнур.
Болт поднялся на второй этаж – отделившийся от остальных бурый в лучах ПНВ трос Красина уводил вправо. План был прост: найти карту с ключами и, обследуя окрестности, спокойно спускаться, приближаясь к выходу – «спокойно» было ключевым словом – и стараясь не думать о призраках, всевозможные байки про которых со вкусом травились повсеместно после отбоя.
Щелк, щелк, щелк…
Свободная рука привычно легла на рукоятку мачете.
Тяжело ступая, он шагнул и тут же замер, услышав под ботинком шелест стеклянной крошки. В окружающей тишине звук показался оглушающе звонким.
Трос Красина здесь уже лежал на полу, протягиваясь по коридору и исчезая за углом. Двинувшись вдоль троса, Болотов смотрел под ноги, где на толстом слое пыли, среди разного мусора еще были различимы следы.
Еще между этажами он заметил, что характер следов Красина изменился. Сначала они были ровные и четкие, как и должно быть, когда наступаешь на поверхность полной стопой. Но потом расстояние между ними увеличилось в несколько ступенек, будто Женька неожиданно начал прыгать. А здесь уже создавалось ощущение, что он вообще стал передвигаться на цыпочках.
Уловив тошнотворный сладковатый запах, Болотов поспешно натянул намордник респиратора. И только повернув за угол, понял причину этих метаморфоз. Быстро огляделся, проверил коридор, по которому только что шел и, зафиксировав свою «линию», присел на корточки рядом с товарищем.
Красин бежал. Несся, не разбирая дороги, несмотря на снарягу и даже не бросив хабар. Спасался от кого-то или чего-то, что подстерегло его между первым и вторым этажами. Болт снова огляделся. Что бы ни преследовало горе-одиночку, но, настигнув его здесь, следов оно не оставило. И не тронуло трос, заканчивающийся в банке катушки на ремне распластанного в куче мусора Красина.
Крови, да и вообще каких-либо телесных повреждений или увечий, на первый взгляд не наблюдалось. В раскрытом рту несчастного белесые черви доедали язык. Поборов приступ тошноты и осторожно стянув с распухшего лица Женьки линзы визора, Болотов вздрогнул, наткнувшись на стеклянный взгляд широко распахнутых глаз, в котором застыл нечеловеческий ужас.
Что же такое увидел Красин перед смертью, что буквально законсервировало его глазные яблоки? Лучше не знать.
Убрав визор в сумку на груди, Болт стал шарить в карманах разгрузки трупа, нащупывая драгоценные ключи и карту. И то и то обнаружилось в наременном подсумке, чему Гена несказанно обрадовался, избежав необходимости шарить под одеждой, где разлагалась смердящая плоть. Спрятав находки в нагрудный карман, Болт разоружил Красина и проверил его сумку. Не густо – кастет, стандартный набор ходока – видимо, Женька успел навестить Сурьму или Дрына, кое-какая мелочь явно из камер, да и, собственно, все. Выходит, и он не дошел.
Бляха…
Откуда-то из недр здания эхом разнесся странный металлический звук – то ли упало что, то ли ставня на ветру хлопнула. Болт некоторое время прислушивался, а потом заторопился, пакуя вещи Красина.
Одежду заберут позже, когда тело окончательно разложится, и к тому же это будет не он. Хотя… Это решать будет проволока. Скелет же сгребут в мусорный мешок и снесут уже не в общую душевую, негласно превращенную в склеп, а в крематорий. Ходокам не улыбалось каждую вылазку наталкиваться на разбросанные по этажам останки сокамерников.
Покончив с сумкой, Болт посмотрел на товарища по несчастью и, оторвав клок от старой газеты, валявшейся рядом, аккуратно пристроил ему на светящиеся серебром глаза. Поднявшись и сняв с предохранителя катушку, двинулся обратно к лестнице, сматывая за собой свой и Красина тросы. Последнему он был уже без надобности.
«Линии» Сурьмы и Дрына парой уходили в глубину второго этажа налево. Положив на пол катушку Красина, Болт спустил на бороду «сопелку» респиратора. Тяжелый воздух пустой тюрьмы сейчас показался даже свежим и вкусным.