Человек смотрел на Асю внимательно-строго, чуть исподлобья и одновременно с хитринкой, словно после некоторого раздумья хотел потребовать какие-то «вполне конкретные варианты». Почему-то Асе в голову пришла именно эта, совершенно неуместная и странная фраза. Под взглядом этого человека становилось неуютно, внезапно ниоткуда накатывало непонятное чувство… вины. Хотелось объясниться и извиниться. За что? Перед кем? Этого человека наверняка в живых-то и нет давно. Кем он был, что занимал такое почетное место в кабинете, девушка не знала, может, давний папин друг?
Она продолжила осмотр.
Окно, естественно, с двойной решеткой. Аккуратно застеленная кровать, несколько стульев, пара коробок с бумагами, папки на столе. До отлучки отец разбирал архив. Вот их семейная фотография, которую Калинин берег как зеницу ока. Мама улыбается, обнимая дочь, родившуюся в Аду.
В Клетке. Как иногда говорила мама.
Еще живая.
Оказавшись ближе у стола, Ася заметила небольшую картину, которую раньше от взгляда закрывала массивная, выцветшая на солнце спинка кресла. Странное изображение словно распятого в круге обнаженного человека и план-чертеж «Лебедя». Рисунок был под стеклом и собран из каких-то неровных кусочков, среди которых одного не хватало. Ася посмотрела на это место и широко раскрыла глаза.
– Яшка…
Медленно подняв руку, она потянула холодеющие пальцы к рисунку…
В коридоре раздались шаги. Кто-то шел в кабинет, наверняка отец, начсмены или дневальный. Девушка заметалась по кабинету – выход через дверь был отрезан, к обители Калинина вел голый коридор, не дававший возможности спрятаться. Ася загнанно посмотрела на дверь…
Калинин вошел в кабинет. Прошел мимо кровати.
Сел за стол. Вздохнул.
Как же он постарел за эти годы, думала лежавшая в своем укрытии Ася. И так работа не сахар, а еще она и жена. Когда-то. Потом Катастрофа, потом смерть мамы… Потом эти жуткие письма. Может, к черту этих рейдеров, чего ей неймется, в конце концов? Придумала себе шило в жопе. Она у него одна осталась. Кто о нем позаботится? Лишний раз в кабинет обед принесет. Но что – так и жить?! Пеленки, муж, стареющий дед-отец…
Калинин вдавил кнопку внутренней связи.
– Федя. Болотова ко мне.
Ася, лежавшая под кроватью, была ни жива ни мертва. За окном на подоконнике сидел Яшка и изредка легонько стучал клювом по стеклу. Но хмурившегося над какими-то бумагами на столе, от чего на лбу пролегла широкая сладка, Калинина это не привлекало.
Вскоре из коридора донеслись недружные шаги и в дверь постучали.
– Да-да.
– Болотов, Юрий Петрович.
– Заводи.
– К стене. Голову. Руки.
Дверь закрылась, но шагов не послышались. Конвойный ждал снаружи на всякий случай, хоть Болт наверняка был в наручниках, да и вообще никогда поводов для крайних мер особо не подавал. Ну почти.
– Да садись ты уже.
Болотов послушно сел на край кровати, и над Асей, от страха вжимавшейся в пол, натужно скрипнув, просели пружины. Сказывались медвежьи габариты гостя.
– Смотри, друг, фигня какая получается, вот у меня табличка нарисована. – Сев за стол, Калинин поднял какой-то расчерченный лист, похожий на календарь. – Первого января пришел этот самый Дед Мороз, принес письма. А дальше такая петрушка началась, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Февраль – боец Николаев, март – боец Захаров и пекарь Черныш. В апреле «меток» не было, но за периметром погибли пятеро бойцов, включая Девятова. В мае весточки получили Труха, Карбид и Войлок. В июне сгинул отряд рейдеров. А в июле только одна смерть, но зато сам Герцог. Парни поговаривать начали, что Хмарь требует жертв.
В комнате повисла тяжелая пауза. Болт и невидимая Ася переваривали услышанное.
– А у меня еще одна мысль… Видишь штемпель? – взяв со стола один из многочисленных конвертов, Калинин постучал пальцем по знакомому оттиску «1984».
– Ну. На каждом конверте стоит.
– Знаешь, что означает эта цифра?
Болотов растерялся. Почесал бороду и пожал плечами.
– Ну, цифра и все. Мало ли… Отдел там у них какой, специальный.
– Отдел, – горько усмехнулся Калинин. – Какой отдел? У кого? Где? А раньше ведь оба зачитывались. Это же «1984» Оруэлла. А там было одно место, где люди подвергались пыткам и начинали верить в то, что не являлось правдой!
– Ты к чему это все? – настороженно спросил Болт. Ася тоже стала потихоньку терять суть разговора.
– А то, друг, – Калинин подчеркнул последнее слово, – что ты единственный, кто в составе самого первого отряда выходил в Хмарь и до сих пор жив. И еще: метки получали только те… про которых мы с тобой наедине говорили не слишком приятные вещи.
Помолчали.
– Сдается мне, – голос Калинина стал усталым, – эта гадина каким-то образом считывает мысли и желания людей, приводя их в исполнение. Точнее, мысли одного конкретного человека. Или двоих…
– Юра. – Кровать скрипнула: Болт привстал. – Ты же не думаешь…
– Да сядь ты, – устало махнул Калинин. – Я уже не знаю, что думать. Может, это все просто бред. Понятия не имею.
– Чего звал тогда? – все еще был насторожен Болт.
– К тебе лебеди вроде неплохо относятся, разузнал бы, чего да как…
– Ты че несешь?! Я не ссученный! – Тут Болт уже полностью встал с кровати, и Ася выдохнула: одна из пружин все-таки сильно давила на макушку. – И не крыса! Стучать на своих – на перо поставят. Не ожидал я подобного от тебя, Юрка!
– А я подобного ответа ждал, – грустно ответил Калинин, постучав стертой резинкой карандаша по одному из лежавших на столе конвертов. – Но решать что-то нужно и быстро прекращать эту хрень. Пока народ совсем не озверел и либо не перебил друг друга, либо…
– Либо что? – не дождавшись продолжения, с вызовом спросил Болт.
Калинин смотрел на конверт, продолжая водить по нему карандашом, и молчал.
Раздавшаяся в комнате трель телефона заставила Асю вздрогнуть.
– Да, – снял красную трубку Калинин. – Сейчас буду. Конвойный!
В комнату зашел боец и увел с собой Болта. Следом, накинув китель, вышел Калинин. Еще немного подождав, из комнаты бесшумно выскользнула Ася.
В кабинете Чулкова было собрано экстренное совещание. Сложившаяся ситуация стремительно выходила из-под контроля.
– Что мы тут сидим, как натуральные смертники? Надо попробовать прорваться сквозь туман! Ну и что, что там жуть!
– Да сколько уже добровольцев сгинуло?!
– Сделаем плоты.
– Давайте возьмем БТР и попробуем еще раз! – вставил кто-то.
– Чтобы, как прошлой весной, в Топи от Железнодорожников его отбивать, – осадил начальник. – И сколько личного состава туда возьмешь? Жребий тянуть?
– А что…
– Жора, я с тобой двадцать лет отслужил, ты в своем уме?
– Но их нет же теперь… Да и ситуация критическая.
– Отставить.
– А давайте по-другому попробуем, давайте туману жертву принесем, – предложил один из охранников помоложе. – Выберем штук пять зэков, почему бы нет. Их и так-то не слишком много осталось.
– Дожили, – скривился Чулков. – Мы туземцы, жертвы приносить? Совсем мозги потерял? Давайте еще их на костре сожжем.
– Или чучело, – хмыкнул в кулак кто-то.
– Помните, ведь когда в Хмарь лазали и кто-то погибал, все нормально было. А как хорониться стали, так туман сам за добычей начал наведываться. В этом месяце туман еще никого не жрал, ну кроме Герцога, давайте кинем кого-нибудь и поглядим, что будет. Глядишь, и продержимся до прихода «наших» из внешнего мира. Что скажете, Сергей Иваныч? Как идея?
– Херово, – отрезал Чулков. – Я давно уже подозреваю, что не будет никакого прихода «наших». И мира внешнего просто нет.
– Тогда письма откуда? – не сдавался боец. – И убивала Хмарь, как мы сами в нее лезли, а когда никого не было, метку слала. А если выдать ей кого-то…
– Вы пока лучше подумайте, как Жезлов встречать будем, – вздохнул Чулков, постучав задней частью карандаша по столу. – И, главное, чем. У нас тут старики, дети.
– А может, они и не знают ничего? – с надеждой спросил кто-то. – Ну, вокзальные в смысле.
– Знают: дозор доложил, что тело с креста исчезло…
– Может, хищник какой пошуровал? Мясо все-таки… – предположил один из присутствующих, виновато опустив глаза.
– А цепи, на которых висело тело, кто-то аккуратно так перекусил? Баста, мужики. Похоже, конечная. Так что давайте готовиться, – покачал головой Чулков, снова чувствуя тремор века. – И удачи нам всем. Кто хочет, может зайти к отцу Иннокентию.
«Напоследок», – жутко коротнуло у него в мозгу.
От камеры к камере по нитям-дорогам через окна одна за другой потекли малявы со всевозможными предположениями, одно краше другого. Выдвигались различные кандидатуры на место Герцога, не моргая сдавали всех и вся.
Давно почуявший неладное Шура Игревский, один из претендентов на место убитого Герцога, постучал в окошечко своей камеры и, когда оно открылось, что-то быстро заговорил…
Зэки и многие накрученные вестями «вольные», вооруженные чем попало вплоть до кирпичей, со всех сторон выбирались из тьмы на освещенную направленными во двор прожекторами площадку перед главным корпусом, где уже собрались все охранники.
Видя это, Калинин подозвал дочь.
– Иди в гражданский блок, там остались дети. Самые маленькие, – заговорил он, стараясь сохранять лицо как можно более безмятежным. – И дуйте к БТРу.
– Но папа…
– Быстро! Я с остальными догоню. После… Тут еще нужно закончить. Давай-давай! – поторопил он, видя, как колеблется девушка.
Ася как можно спокойнее пошла в сторону гражданского корпуса. Зачем он это сделал? Под предлогом спасения детей хотел отослать ее. Ими что, больше некому заняться? А как же сам? Она на ходу обернулась, не сбавляя шаг. Отец стоял рядом с Чулковым. В форменном кителе, высокий. Несгибаемый в свете прожекторов. Дойдя до блока, Ася еще раз обернулась и скрылась за дверью.