Я вспоминаю, как Нат был добр ко мне – странному, одинокому мальчишке. Он был моим первым, лучшим другом, а теперь его нет. Я никогда не узнаю, кем он был на самом деле. И я не могу отделаться от чувства, что Свистящая бухта еще не разделалась со мной.
[]
Тень
Нет
Не
Сдай
Дай
Трое
Рот
Ор
Ой
Ей
Девять
Видеть
Увидеть
Рейс
Грейс
Уайлдер и Скай
1991
Отец подвозит меня до общежития, останавливается у главного входа и достает чемоданы и сумки из багажника. А потом сваливает все в одну беспорядочную кучу. Мама смогла бы упаковать вещи так, чтобы провод от лампы не спутался, а книжные обложки не порвались. Надеюсь, с ней все нормально. И что с ней хорошо обращаются. Она всегда пугается в новых местах.
Папа похлопывает меня по плечу.
– Горжусь тобой, чемпион.
– Спасибо. Отсюда я сам донесу. Тебе еще далеко ехать.
Я согласился, чтобы он меня подбросил: пришлось – у мамы сегодня плохой день. Но я не хочу, чтобы отец решил, будто прощен.
Когда он оплачивал бензин на заправке после Аллентауна, у него из бумажника выпала фотография. Застенчивая женщина с седыми волосами, закрученными в тугие кудри. Она вся в белом и улыбается. Это Эдит в день их свадьбы. Я молча отдал ему фотографию.
Теперь отец совсем погрустнел и явно тянет время.
– Я помогу занести все в твою комнату.
– Правда, я справлюсь.
Он кивает, еще раз похлопывает меня по плечу и садится в машину. Мне хочется посмотреть, как отец выедет за ворота, но я запрещаю себе. Я один. Пора смириться с этим.
Я осматриваюсь. По голым веткам скачут серые белки. Откуда-то доносится шум воды. Небо ясное и чистое. Мне кажется, я чувствую горный воздух. Я хотел уехать из города, когда поступлю в колледж. А еще хотел оказаться в глубине материка, максимально далеко от моря. В Пенсильвании есть только небольшой кусочек озера, и меня это полностью устраивает.
Я глубоко вздыхаю и начинаю затаскивать чемодан на лестницу по крутым ступенькам. Тут кто-то задевает меня плечом.
– Извини, – бросает парень. Он моего возраста, только высокий, худой и со спутанной копной каштановых волос. У него крупный нос и большие темные глаза, как у лошади. Он тащит за ручку старомодный квадратный саквояж.
– Какой неуклюжий! – восклицает его отец. У него добродушный вид, пышные серые усы, а еще подтяжки. – Помоги собрату-студенту, Скай, – кричит он парню, который бросает саквояж наверху лестницы и сбегает обратно вниз.
– Ну, давай, – парень берется за другой конец моего чемодана.
– Да все нормально, – отнекиваюсь я.
– Мне несложно.
Мы поднимаемся по лестнице за секунду.
– Все на месте? – интересуется взъерошенный парень, отряхивая руки. Люди в коридоре обходят нас с обеих сторон; мы как камни, разбивающие бурный поток.
– Так точно, – с улыбкой отвечаю я, хотя меня охватывает паника, когда они уходят.
В коридорах ужасно шумно – они просто набиты студентами, которые что-то орут, катят по полу свои чемоданы и тащат в руках комнатные растения. Пока я прорываюсь к информационному стенду, ищу номер своей комнаты и блуждаю в лабиринте коридоров, сердце чуть не выпрыгивает из груди.
Я смотрю на часы. Еще только одиннадцать утра, а мои таблетки от тревожности можно пить только во время еды, но я все равно их заглатываю. Потом делаю дыхательные упражнения, которым меня научила психолог в Скоттсборо.
Почти все здания университета построены из старого добротного камня. Но моя комната находится в новом крыле, представляющем собой нагромождение шлакоблоков и зелено-коричневого линолеума. Воздух напитан ароматом лапши быстрого приготовления, смешанным с запахом мясного рулета из столовой. Шестнадцатую комнату я нахожу, только пройдя через тяжелую пожарную дверь, которая громко захлопывается за моей спиной, а затем поднявшись по крутой лестнице и дойдя до конца длинного коридора. Это безумие, но коридор как будто сужается, а стены стремятся встретиться в одной точке. Я дергаю ручку комнаты – она болтается и громыхает, а в самой двери красуется вмятина, как будто кто-то пытался выбить ее ногой.
Я вхожу и вздрагиваю, потому что тут уже кто-то есть. На кровати у окна лежит парень и подбрасывает теннисный мячик. Он наблюдает, как я с пыхтением затаскиваю чемодан в комнату. Окна выходят на задний двор кухонь. Сквозь них проходит серый тусклый свет. Здесь запах лапши становится практически невыносимым.
– Я Уайлдер, – представляюсь я.
– Даг, – отзывается он. Розовощекий, плотный. Наверное, спортсмен. Футболист, может быть. – Паршивая комната, да?
– Ой, да нормальная, – отвечаю, подозревая какой-то подвох.
– Они сюда селят студентов на полной стипендии, – критично произносит Даг и со всей силы швыряет мяч в стену. Тук. У него песчаного цвета волосы, похожие на проволоку. Может, они нас по внешности группируют? – думаю я. Самые странные ребята живут в одной комнате. – Кто-то пытался дверь стальным носком пробить, видал?
– Мы, стипендиаты, суровые ребята.
Даг смотрит на меня с неподвижным лицом. Но потом у него вырывается короткий смешок.
– Ладно, ты забавный.
– Спасибо.
– Может, мы уживемся. Люблю забавных чуваков.
Я упираю кулаки в бока, изображаю гримасу Граучо Маркса[8] и отбиваю тихую чечетку. Мне даже жаль нас с Дагом, которых веселит моя идиотская шутка.
Этой ночью я лежу в постели – со двора сильно тянет травой – и слушаю, как сотрудники кухни смеются и расслабляются после смены. Я думаю про себя: Ну, Скоттсборо я пережил. Теперь всего лишь нужно перетерпеть четыре года здесь. Я получу диплом и буду свободен.
Интересно, насколько взрослым надо стать, чтобы перестать отсчитывать минуты и года. Когда начнется настоящая жизнь? И что бы я с ней сделал – с этой свободой жить?
Со мной все хуже, чем я ожидал. Это происходит буквально сразу – прямо на следующий день, посреди первого занятия. Сначала все нормально. Я плохо поговорил с мамой после завтрака – у нее маниакальная стадия, – но все равно с нетерпением жду начала курса по готической архитектуре. Мне хочется изучить что-нибудь осязаемое и материальное – например, здания. А не истории или сюжеты.
Я нахожу аудиторию, прохожу и сажусь. Я взял все нужные книги по предмету. То, что мне удалось так хорошо с этим справиться, кажется огромной победой, так что, наверное, я чересчур расслабляюсь.
У профессора что-то на галстуке – похоже на овсянку, и в воздухе стоит тяжелый запах кофе и несвежего дыхания. Но он хороший преподаватель. Мы говорим о готике, архитектуре и прочих возвышенных вещах. Все это очень интересно. Он опускает поверх доски экран.
Он включает прожектор, но даже в этот момент я еще ничего не понимаю и не волнуюсь. Все в порядке, – самодовольно думаю я.
Первый толчок страха я ощущаю, когда преподаватель подходит к выключателю и в комнате становится темно. Но нет, это же просто видеоматериалы, никаких проблем. Я глубоко вдыхаю. Девушка рядом со мной кидает на меня беглый взгляд и отодвигается на пару дюймов.
На экране появляется изображение. Искусно вырезанная каменная арка, а за ней – солнечный свет. Арочный проход сияет, как освещенный дверной проем или как вход в пещеру.
Это последнее, что я помню. Тьма накрывает меня, как теплое одеяло, как ночь, внезапно опустившаяся на море.
Первое, что я вижу, когда прихожу в себя, – его лицо. Мы сидим на скамейке на улице, дует прохладный ветер и ласково светит солнце. Откуда-то сзади доносится шум бегущей реки.
Он не смотрит на меня, а, нахмурившись, глядит в книгу. Лицо кажется знакомым, но пока я не могу понять почему. Взъерошенные волосы цвета осенних буковых листьев, каштановые локоны… Большие и темные глаза. Интересное сочетание, – рассеянно думаю я, и, видимо, слово «интересный» запускает в голове какую-то цепочку ассоциаций, потому что теперь вспоминаю, где видел этого парня раньше.
– Это снова ты, – говорю я. – Ты вчера был на лестнице у общежития.
– Точно, – отвечает он. – Привет. Ты вернулся. – Парень внимательно ко мне приглядывается. – Ты же вернулся? То есть на самом деле?
– Да.
Он еще секунду смотрит мне в глаза.
– Ладно. Потому что до этого ты как заведенный повторял, что все в порядке, хотя это было очевидно не так.
Я не хочу ничего знать, но, конечно, должен спросить:
– Что случилось? Что я сделал?
– Ты встал и вышел из класса. У тебя был какой-то растерянный вид, так что я решил пойти за тобой.
– О, – с облегчением вздыхаю я. – Все не так плохо. Иногда я начинаю… – я прочищаю горло. Оно высохло и болит, как будто я долго кричал. – Иногда от стресса у меня случаются провалы в памяти.
Парень продолжает не отрываясь смотреть на меня.
– Наверное, страшно.
– Неудобно, – говорю я и начинаю подниматься со скамейки. – Лучше я пойду.
– Э-э-й, – протягивает он руку, одновременно поддерживая и останавливая меня. – Подожди. Занятие уже закончилось. На самом деле довольно давно.
– Когда?
– Где-то час назад.
– И ты сидел со мной все это время?
– Ну да.
– Не стоило, я бы справился.
Меня трясет от мысли, что ему меня жалко.
– Я понял, какую мысль хотел донести тот парень, – произносит он. – Готические арки. Очень готические. Арки. Невероятно арочные. Высиживать дальше не было смысла.
– Ну, это очень мило с твоей стороны.
– Я подумал, лучше за тобой присмотреть. И сказал профессору, что мы знакомы. Старые школьные приятели.