Воздух в комнате застыл. Катя покачала головой, не в силах выдавить ни слова. Анна слегка подалась вперёд, но замерла, её пальцы побелели от напряжения.
Дмитрий оставался на месте. Его взгляд был спокойным, но холодным, будто он уже принял произошедшее раньше, чем голос успел это произнести.
– Понятно, – сказал он тихо.
Он медленно поднялся, двигаясь всё так же плавно, без спешки, но теперь в его движениях больше не было прежней расслабленности, только точность, с которой люди совершают последний жест, зная, что пути назад нет.
Анна смотрела на него, её губы дрогнули, но голос так и не сорвался с них.
– Дмитрий…
Он повернулся к ней, уголки его губ чуть приподнялись, но в этом не было улыбки.
– Всё в порядке.
Катя судорожно вдохнула, её плечи задрожали.
– Нет, ты не можешь…
– Это уже неважно.
Он перевёл взгляд на Артёма, задержался на мгновение, будто обдумывая, стоит ли что-то сказать, но затем качнул головой.
– Теперь у тебя больше нет повода меня ненавидеть.
Артём не усмехнулся и не ответил: он просто сидел, сжав кулаки.
Дмитрий задержался на Кате чуть дольше, чем на остальных, затем тихо, но отчётливо сказал:
– Не поддавайся страху.
Катя вздрогнула, слёзы выступили у неё на глазах, но она не проронила ни звука.
Дмитрий посмотрел на Анну, и этот взгляд был долгим, наполненным чем-то неуловимым, но весомым. Он хотел что-то сказать, но передумал, оставив недосказанность висеть в воздухе между ними.
Развернувшись, он направился к ванной.
Шаги его были ровными, не торопливыми, но окончательными.
Он знал, что не обернётся.
А за его спиной оставалась только мёртвая, удушающая тишина.
Глава 18
Крики стихли внезапно, оборвавшись с хриплым придыханием, словно кто-то вдавил звук обратно в горло. Ванную заполнила мёртвая тишина. Никто не видел, что произошло за закрытой дверью, но никто и не хотел видеть. Достаточно было того, что осталось снаружи.
Из-под двери медленно вытекала кровь, тёмными извилистыми линиями расползаясь по белой плитке. Она двигалась неторопливо, но неотвратимо, впитываясь в швы, оставляя жирные следы на гладкой поверхности. Запах ещё не дошёл, но сознание уже подсказывало его – железистый, тёплый, густой, проникающий в ноздри, оседающий на языке привкусом ржавчины.
Катя смотрела на пол, но не видела его. Она сидела на кровати, сжав колени, почти свернувшись в комок, как животное, прижатое к земле перед смертельным ударом. Её дыхание было сбивчивым, но она не издавала ни звука. Плечи у неё мелко дрожали, но она не шевелилась. Если бы можно было стать тенью, раствориться в стенах, исчезнуть – она бы сделала это.
Артём метался по комнате: его движения были резкими, нервными, словно внутри него бушевала буря, не находя выхода. Он то останавливался, стискивая зубы, то снова бросался в движение, сжимая кулаки, разжимая, теряя контроль и вновь насильно его обретая.
Взгляд парня то и дело метался к ванной, затем к Кате, но он не говорил. Ему нужно было говорить, кричать, только в горле застрял ком, и он просто шагал, шагал и шагал – пока не приходилось останавливаться, чтобы начать вновь.
Анна сидела на кровати неподвижно, с прямой спиной. Руки у неё лежали на коленях, но пальцы были так крепко сжаты, что ногти оставляли следы на ладонях. Лицо – бледное, без эмоций, но в глазах темнел глухой, непроницаемый мрак. Она не смотрела ни на кого. Только вперёд, сквозь комнату, как будто видела что-то дальше, за пределами этих стен, но не могла поверить в это.
Кровь продолжала ползти. Время замедлилось, застряло. Минуты тянулись, а никто не шевелился. Никто не осмелился открыть дверь.
Динамик ожил с резким треском, будто кто-то подсоединил оголённый провод к источнику тока. Голос, сухой и бесстрастный, раздался в комнате, звуча ровно, будто объявляя стандартную инструкцию:
– Новое задание. Простое, но важное. Кто хочет остаться в игре, должен пройти испытание. Участники должны вычистить ванную. Языком.
Слова прозвучали буднично, но они не просто врезались в сознание, они впитались в стены, пропитали воздух липким, удушающим страхом.
Катя вздрогнула так резко, что её плечи дёрнулись. Глаза широко распахнулись, а зрачки расширились, как у загнанного в угол животного. Она медленно качала головой, не в силах поверить в услышанное, не в силах смириться с тем, что эти слова были реальностью.
Внутри всё скручивалось в тугой, болезненный узел. Мысли спутались, разбегались в разные стороны, как муравьи при ударе ботинка. Дыхание стало прерывистым, поверхностным, словно воздух больше не мог войти в лёгкие. Пальцы девушки вцепились в ткань штанов, побелевшие костяшки выдавали напряжение, которое сковало всё тело.
Артём застыл, но его мышцы были натянуты, как струны. Он не дышал, не шевелился, разве что внутри него разливалось нечто тяжёлое, горячее, готовое прорваться наружу. Его скулы напряглись, пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но он не чувствовал боли.
В голове метались мысли, одна громче другой, но ни одна не могла стать ответом. Гнев. Отвращение. Бессилие. Всё смешалось, перемешалось, закипело внутри. Он не мог осознать, что кто-то, пусть даже безликий голос, мог сказать это так легко, так спокойно, как будто требовал убрать за собой тарелку после ужина.
Анна сидела неподвижно, её спина была выпрямлена, плечи напряжены, но взгляд оставался пустым. Лицо не отражало никаких эмоций, словно всё внутри неё уже давно выгорело, превратилось в холодный, серый пепел. Только губы сжались в тонкую, почти бесцветную линию, а пальцы медленно двигались, то и дело вонзаясь ногтями в собственные ладони. Она слышала слова, понимала их, но сознание не хотело принимать их как реальность.
Воздух в комнате словно застыл, стал плотным, вязким, чужеродным. Никто не двигался, никто не произнёс ни слова. Даже дыхание стало неслышным, как будто они боялись, что любое движение сделает эти слова ещё более настоящими.
Кровь всё ещё вытекала из-под двери ванной, растекаясь по полу тёмными, густыми разводами. Она медленно пробиралась между плитками, заполняла каждую щель, будто пыталась достичь их, коснуться, впитаться в кожу.
Катя сжалась ещё сильнее, её дыхание участилось, а в глазах блестел страх, который она не могла скрыть. Артём сглотнул, чувствуя, как во рту пересохло, но даже это движение казалось неуместным в этой комнате, где каждое мгновение растягивалось, будто время перестало существовать. Анна не отводила взгляда от одной точки, её мысли крутились по замкнутому кругу, и в этом круге не было выхода.
Но голос больше ничего не добавил. Он просто ждал. Катя сорвалась первой.
– Нет. Нет! Я не буду этого делать!
Отказ звучал сорвано, будто она выдавливала слова из пересохшего горла. Они эхом разнеслись по комнате, но не принесли облегчения. Она вскочила, едва удержав равновесие, резко отступила назад, пока не почувствовала лопатками холодную стену.
Плечи её дрожали, дыхание сбивалось, рваное, прерывистое, словно грудь сдавливала тугая удавка. Взгляд метался, цеплялся за стены, за лица, за любую точку опоры, но нигде её не находил. Всё внутри скручивалось в узел, мысли распадались, превращаясь в бессвязный гул.
Она не могла этого сделать. Не могла! Казалось, что весь мир сузился до этих нескольких метров пространства, в котором разливалось липкое, зловонное ожидание.
Артём смотрел на неё исподлобья, чуть наклонив голову, не мигая. Его лицо застыло, но в глазах читался немой вопрос. А если выбора нет? Внутри него всё кипело.
Он слишком хорошо знал, что значит страх. Видел, как он превращал людей в трясущиеся тени самих себя, как они теряли контроль, ломались, забывали, кто они. Но знал и другое – страх можно было преодолеть. Его можно было загнать внутрь, подавить, сделать частью себя. И он уже слишком давно жил с этим зверем, чтобы позволить ему взять верх.
Но что, если сейчас страх был неизбежен? Что, если отступать было некуда?
Он чувствовал, как сердце стучит в рёбрах, но внешне оставался недвижимым. Только пальцы чуть подрагивали, выдавая неуверенность, которую он не мог себе позволить показать.
Катя продолжала мотать головой, её губы шевелились, но ни один звук больше не вырывался наружу. Её глаза расширились, и в них отражалось полное, беспомощное отрицание происходящего.
Анна медленно перевела взгляд на дверь ванной. Она не двигалась, но в её глазах мелькнуло что-то похожее на обречённость. Девушка не сказала ни слова, но в её взгляде не было ни вопроса, ни протеста. Было понимание.
Она знала, что случится, если они не выполнят приказ. Она уже видела это.
Но ещё страшнее было осознание того, что рано или поздно они сломаются.
Запах крови больше не был чем-то абстрактным, иллюзорным. Он въелся в воздух, стал неотъемлемой частью их реальности, липким напоминанием о том, что происходило за этими стенами.
Тишина затянулась, превращаясь в нечто живое, удушающее.
Катя прижималась к стене, как загнанный зверёк. Её грудь резко вздымалась и опадала, но она не могла взять под контроль дыхание. Губы дрожали, но больше она не пыталась говорить.
Артём снова посмотрел на дверь ванной. Ему казалось, что она дышит. Что за ней что-то движется. Но это был только его разум, цепляющийся за любые иллюзии, лишь бы не думать о правде.
Кровь продолжала сочиться, впитываясь в белую плитку, как тихое предзнаменование их конца.
Динамик потрескивал, словно голос с той стороны колебался, прежде чем выдать новый вердикт. Комната затаилась в безмолвном ожидании. Артём почувствовал, как напряжение в его теле нарастает, мышцы напрягаются сами собой, будто он готовился принять удар.
Катя всё ещё тяжело дышала, плечи у неё вздрагивали, а широко раскрытые глаза метались по комнате в поисках выхода. Но выходов не было. Анна оставалась неподвижной, и её лицо сохраняло всё то же отстранённое выражение, но в этом молчаливом спокойствии было что-то неуловимое, едва заметное – как будто внутри неё происходило сражение, которого никто не видел.