Голос её звучал глухо, будто она не разговаривала с ним, а проговаривала слова внутри себя, пробуя их на вкус, оценивая, насколько они правдивы.
Артём выждал секунду:
– А был ли кто-то, кто любил тебя?
Она моргнула, и в этот короткий момент её взгляд на мгновение дрогнул, будто внутри что-то пошатнулось, но едва заметно, незаметно даже для неё самой.
– Да.
Слово вышло ровным, но после него осталась тень напряжения.
– И как ты с ним поступила?
Её губы чуть приоткрылись, но ответа не последовало. Она словно затаила дыхание, сжала пальцы на коленях, затем медленно выдохнула через нос.
– По-разному, – теперь её голос был тише. В нём появилась осторожность.
Артём не отводил взгляда.
– Он унижался перед тобой?
В этот момент тишина в комнате стала почти осязаемой.
Анна не двигалась. Она не делала вид, что вопрос её не касается, не пыталась спрятаться за отстранённостью, но её молчание было медленным, растянутым.
Потом она опустила веки, едва заметно качнула головой.
– Да.
Слово вышло как выдох.
– Ты пользовалась его чувствами?
Она снова открыла глаза, но теперь в них не было ни холодности, ни защиты. Они были пустыми.
– Да.
– Ты когда-нибудь делала что-то, чтобы окончательно сломать человека?
Этот вопрос висел в воздухе, тянул за собой что-то липкое, оседающее в лёгких, отчего становилось трудно дышать. В комнате стало ощутимо холоднее, хотя никто не пошевелился. Напряжение разрасталось, медленно, настойчиво, заполняя всё вокруг.
Анна не ответила сразу. Она не изменилась в лице, не отвернулась, не позволила себе даже лёгкого движения, но пальцы, до этого спокойно лежавшие на коленях, сжались. Поза её оставалась ровной, но что-то в ней изменилось – напряжение, незримая дрожь внутри, ощущение того, что её что-то загнало в угол. Она провела языком по сухим губам, как будто пробуя слова на вкус, взвешивая, стоит ли их произносить.
– Да, – произнесла она наконец, ровно, но в голосе её слышалась осторожность, которая проскользнула сквозь контролируемую интонацию, пусть и на долю секунды.
Артём кивнул, будто подтверждая что-то для себя, но в его взгляде не было удовлетворения, только ожидание. Он не собирался отпускать её, пока не получит все ответы.
– Как именно?
Где-то в глубине её глаз мелькнуло что-то похожее на раздражение, но она не позволила этому всплыть наружу, просто глубже вдохнула, задержала дыхание, а затем так же медленно выпустила воздух через сжатые губы.
– Был один человек.
Эти три слова прозвучали так, будто они не требовали продолжения, но Артём даже не дрогнул, не дал ей остановиться, не позволил спрятаться за уклончивыми формулировками. Он ждал.
Анна моргнула, затем отвела взгляд, будто что-то обдумывая, прежде чем заговорить снова.
– Он бегал за мной. Всегда.
Её голос был ровным, но в этой ровности таилось что-то натянутое, словно внутри всё же шла борьба, незаметная со стороны, но не менее яростная.
– Он появлялся везде, где была я. Не просто ухаживал, не просто добивался, а следовал за мной, как тень. Он ждал меня после пар, провожал до дома, даже если я его не замечала. Стоял у двери аудитории, ждал у подъезда, писал длинные сообщения, когда я не отвечала. Он покупал билеты в кино, книги, которые я вскользь упоминала, вещи, которые, как ему казалось, мне могли понадобиться.
Она провела ладонями по коленям, сжала пальцы.
– Он был готов сделать для меня что угодно, и он это делал.
Катя напряглась, но молчала.
– Я не любила его.
Эти слова прозвучали без тени сомнения.
– Но ты пользовалась его чувствами?
Артём не дал ей отвернуться, не дал отмолчаться. Анна чуть сильнее сжала пальцы, но быстро расслабилась, будто не позволяла себе даже этого жеста.
– Да.
Голос её прозвучал почти бесцветно, без оправданий.
– Он делал всё, что мне было нужно. Я не просила, но принимала, —она моргнула, отвела взгляд, будто заново прокручивала что-то в голове. – Сначала это было приятно.
Катя стиснула губы, вцепилась пальцами в ткань кофты.
– А потом это стало раздражать.
Анна подняла голову, в глазах её мелькнуло что-то похожее на старую, забытую досаду.
– Он смотрел на меня так, будто я его судьба. Я видела это, понимала, но не останавливала его. Мне было удобнее, чтобы он оставался рядом, даже если мне это уже не нравилось.
Она глубоко вдохнула, сжала пальцы, а затем разжала их вновь.
– Я знала, что он никогда не уйдёт сам.
Артём чуть наклонил голову, изучая её.
– Поэтому ты решила его сломать.
Это был не вопрос, а констатация факта. Только Анна не моргнула, не отвела взгляда.
– Да.
Слово прозвучало отчётливо, без намёка на сожаление.
– Как?
Анна на мгновение замолчала, но не потому, что не знала, что сказать, а потому, что подбирала слова, отсекая ненужное.
– Я пригласила его на дачу.
Катя вздрогнула, но не вмешалась.
Анна продолжила, не глядя ни на кого.
– Я знала, что он приедет, что он не сможет отказаться. Он был уверен, что это шанс. Что я, раз пригласила, значит, наконец-то дам ему то, чего он так долго ждал.
Она провела рукой по бедру, убрала волосы назад, но это движение было машинальным, словно ей просто нужно было чем-то занять руки.
– Поэтому я пригласила туда своего любовника.
В комнате стало ещё тише, если это вообще было возможно.
– Я сделала так, чтобы он приехал именно в тот момент, когда мы были вместе. Я хотела, чтобы он увидел.
Артём не двигался, но теперь это было уже не просто наблюдение – он читал её по мелким деталям, по тому, как она говорила, как дышала, как ненадолго задерживала взгляд на одной точке, прежде чем продолжить.
– Он вошёл.
Её голос звучал так, будто это происходило прямо сейчас, будто перед её глазами всё ещё стояла эта сцена, снова и снова прокручиваясь в голове.
– Он увидел.
Катя крепче вжалась в стену, стиснула зубы.
– Он стоял.
Минула секунда. Две.
– Он не сказал ни слова.
Анна чуть прикрыла веки, на мгновение задержала дыхание, а затем открыла глаза, посмотрела прямо перед собой.
– Потом он развернулся. И ушёл.
Тишина в комнате теперь не просто висела – она давила. Артём, казалось, что-то понял для себя.
– И ты больше никогда его не видела?
Анна не отвела взгляда.
– Нет.
Она глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри сжимается что-то незримое, но ощутимо давящее на рёбра, как будто с каждым словом, которое ей предстояло произнести, пространство вокруг становилось всё теснее. Затем провела ладонями по бёдрам, убрала волосы за ухо, но это было лишь движение, заполняющее пустоту, которую она не хотела ощущать.
Внутри не было сожаления, не было страха, но было то, чего она никогда не называла вслух. Она смотрела в сторону, избегая взглядов, но прекрасно знала, что это ничего не изменит, что он будет ждать, что не отпустит, пока она не скажет всё.
– Он не закричал, не бросился ко мне, не стал вымещать злость на моём парне, не ударил в стену, не сделал ничего, что делают люди, когда их предают. Он просто стоял в дверях и смотрел, не двигаясь. В его глазах не было ненависти, не было отчаяния, не было даже мольбы. Он не спрашивал меня, зачем, не пытался понять, что он сделал не так, не пытался меня переубедить. Он просто смотрел, и эта тишина была хуже любого крика.
Анна провела рукой по колену, будто стирая что-то липкое, мешающее говорить дальше, ощущение, застывшее в теле, словно отголосок той минуты.
– Я смотрела в ответ. Я не отвела взгляд, не сделала вид, что мне стыдно, не попыталась сгладить этот момент. Я не сказала ничего, что могло бы облегчить ему боль, не произнесла ни слова, чтобы оправдаться, не дала ни одной ниточки, за которую он мог бы зацепиться. В этот момент я поняла, что это конец, и он понял это тоже. Моё молчание уничтожило его окончательно.
Она глубже вдохнула, словно освободиться от этих воспоминаний можно было только, пропустив их через себя, только произнеся всё до конца.
– Он стоял долго, хотя мне тогда казалось, что всё произошло за секунду. Но я помню, как он сжимал пальцы, как судорожно выдыхал через нос, как его грудь поднималась и опадала быстрее, чем обычно. Я помню, что он был бледен, что вены на висках были напряжены, что он даже тогда не позволял себе рухнуть, не позволял мне увидеть его слабым. Но слабым он уже был.
Она подняла голову, посмотрела на Артёма, но не задержала взгляд.
– Потом он развернулся и ушёл.
Слова вышли глухо, отстранённо, но в этом голосе было что-то затянутое, что долго находилось под давлением и теперь медленно распутывалось.
– Не оглянулся. Не замедлил шаг. Просто ушёл, как человек, у которого внезапно больше ничего не осталось. Я слышала, как его шаги становились всё тише, как он спускался по лестнице, как, уже внизу, захлопнул дверь с такой силой, что звук эхом отдался в коридоре. После этого стало тихо.
Она снова провела рукой по колену, на этот раз медленно, почти неосознанно.
– Я не пошла за ним. Я не звонила ему, не пыталась узнать, где он. Я не думала, что с ним стало. Он исчез из моей жизни, как исчезают люди, которые никогда в ней не были. Мне не нужно было знать, справился ли он с этим или сломался окончательно, нашёл в себе силы идти дальше или утонул в том унижении, которое я ему устроила. Я просто вычеркнула его, стерла, как ненужную запись в блокноте, и больше никогда о нём не вспоминала.
Она прижала пальцы к виску, сжала, будто так можно было остановить течение мыслей, но это было невозможно.
– Я не слышала больше его имени. Никто из наших знакомых не говорил о нём. Я не знаю, как он жил после этого, не знаю, рассказывал ли кому-то, пытался ли объяснить, что с ним случилось, пытался ли понять сам. Я не знаю, сколько времени он прожил с этим, сколько дней и ночей прокручивал в голове ту картину, где я даже не сделала попытки остановить его. Может, он разозлился и вычеркнул меня так же, как я его. Может, нет.