– Зачем? – хмыкнула Амелия. – Ты же не заберешь меня домой. А все то, что ты можешь сказать, я уже тысячу раз слышала. Так что – пока! Приятно было повидаться.
– Стой! – прогремело на весь кабинет, вылетело в коридор и прокатилось по нему гулким эхом. Папочка подскочил с кресла, подошел к двери и сам захлопнул ее, а потом за руку, словно маленькую, довел Амелию до стула. – Садись.
– Не хочу, – буркнула Амелия.
– Долго ты еще собираешься вести себя как капризный ребенок? Всего-то пара-тройка недель с начала занятий, а мне уже жалуются на твое поведение. Сколько можно меня позорить? Ты способна хоть что-то делать не назло мне? Я подобрал для тебя превосходную школу…
– Превосходную школу? – Амелия с трудом выдержала все предыдущие реплики, в них не прозвучало ничего нового. Папочка выдавал их и дома с завидной регулярностью. Но при упоминании о школе она не сдержалась. – Превосходную потому, что тебя запирают на ночь в комнате? Потому что за забор не выйдешь без сопровождения? Потому что она расположена далеко от дома и я не мозолю тебе глаза каждый день? Мог бы не стесняться, а сразу отправить меня в психушку! Или в колонию для трудных. Или в закрытый пансион, как маму. Хотя… разве «превосходная школа» отличается от него?
– Замолчи!
Опять – напористо и громко. Вот интересно, он боится, что сдохнет на месте, если заговорит по-человечески? Без повышенных тонов, без приказных интонаций, без обязательных претензий.
– Что тебя не устраивает? Да, может, порядки здесь более строги, чем в обычной школе, но это же для вашей пользы, для вашей безопасности! Зато подготовка гораздо сильнее. И все условия. Учеба тут стоит немалых денег. И я трачу их на твое будущее!
Дальше он непременно скажет: «А ты не понимаешь, не ценишь». И опять про капризного ребенка, и так бесконечно по кругу.
– А знаешь что? – Амелия с силой втянула воздух. – Лучше не трать. Отдай их мне. И я больше не буду тебя беспокоить. Уйду. На фиг. Если я тебе мешаю. И одна проживу!
Папочка закатил глаза и снисходительно скривился:
– А когда эти деньги кончатся, на что ты собираешься жить? Ты же не сможешь работать. На панель пойдешь?
Ну конечно. Папаша уверен, что она уже с половиной знакомых переспала. А она… она, между прочим, еще ни разу, ни с кем!
Это другие, если хотят, пусть ложатся под первого встречного! А Амелия слишком высоко себя ценит. Не попадалось как-то ни одного достойного кандидата, а на дешевку, на всех этих прыщавых мальчиков, которым неважно кто, лишь бы получилось трахнуть, она размениваться не собирается. К тому же первый раз обязательно должен быть особенным. Может, и наивно, и глупо, но ей по фиг. Уж точно ни с кем попало.
Кеннет подходил идеально: взрослый, опытный, внимательный. И с ним даже почти случилось, но… папочка внезапно вернулся. Совсем не вовремя. Вот всегда так: когда он нужен, его никогда нет, он занят, у него куча дел, которые важнее всего. Ну уж важнее дочери точно. Появляется папочка, только когда находится повод поорать, напомнить о своей заботе и ее неблагодарности.
– А тебе-то что? Пусть даже на панель. Тебя не касается.
– Господи, Амелия, не говори ерунды! Все эти твои выкрутасы, твои показательные протесты… – Он опять скривился, на этот раз брезгливо. – Неужели ты сама не видишь, насколько это глупо? Когда ты наконец повзрослеешь?
Амелия насупилась, пробормотала чуть слышно:
– Ты все равно не заметишь.
– Чего не замечу? – озадачился папочка. А в голосе опять недовольство, оттого что не понял ее фразы.
И Амелия вскинулась, проговорила четко и резко, с каждым словом прибавляя громкости:
– Если я повзрослею. Когда я повзрослею. Ты слишком занят для этого. Тебе нет никакого дела. Ни до меня, ни до мамы. Избавился от нас и доволен?
– Амелия!
– К черту! Пошел ты к черту!
Глава 23Амелия
Амелия не заметила, как домчалась до жилого корпуса. Когда заходила в комнату, врезалась плечом в косяк. Настолько сильно и чувствительно, что слезы брызнули из глаз. От боли. И от обиды тоже.
Она бросилась на кровать, вцепилась зубами в подушку.
Рыдать? Да ни за что! Да никогда! Не дождетесь. Судорожный всхлип превратился в злое рычание.
А если сейчас сюда кто-то сунется… она – вот честно! – убьет не раздумывая. Неважно каким способом: на части порвет, придушит, ударит первым, что попадется под руку. И пусть папочка порадуется тогда. У него же появится законный повод запереть сумасшедшую дочурку в более подходящем месте. Привязать к стулу, приставить персонального надзирателя. И тогда со временем она тоже превратится в человека-овощ, довольного уже тем, что он просто есть, не обремененного ни мыслями, ни воспоминаниями. Как мама. Да, как мама.
Амелия слышала, как отцу говорили, что эта болезнь передается по наследству, и со временем, вероятно…
Нет, лучше не думать.
Она закопалась в подушку еще глубже, так что дышать стало невозможно, и терпела, сколько могла. Но долго не выдержала, приподнялась, не открывая глаз, чтобы ничего не видеть. И все равно видела. Не то, что ее окружало, – другое, прочно засевшее в голове.
Сколько лет она уже не ездила к маме? Год? Или два? А может, еще больше. Не потому, что забыла, или ненавидела, или обижалась. Просто – смысл?
Мама все равно никого не помнила, не узнавала, только блаженно улыбалась каждому, кто к ней подходил. Абсолютно всем: мужу, дочери, сиделке, врачу, даже совершенно постороннему человеку. Она ко всем была ласкова и безразлична.
Это ведь не честно. Это ведь даже хуже, чем если бы мамы совсем не существовало. Знать, что она точно есть, но быть уверенной, что ей нет до тебя никакого дела. И смотреть на такое совершенно невыносимо.
Ну почему? Как вообще подобное возможно?
Один раз Амелия попыталась пробудить в ней воспоминания, долго и упорно объясняла маме, кто она. А потом сорвалась и просто трясла за плечи, просто кричала: «Ну вспомни! Слышишь? Вспомни! Я – твоя дочь. Ты – моя мама! Да вспомни же!» А та… сначала ничего не понимала, потом в ее широко распахнутых глазах вспыхнул ужас, а под конец она заверещала. Как-то совсем не по-человечески. Словно загнанный в угол, перепуганный насмерть зверек.
Крик стеганул по ушам, а еще по сознанию и, наверное, по сердцу. Амелия отскочила, перепуганная ничуть не меньше. И тут же набежала целая толпа людей. Кто-то бросился к Амелии, ухватил, стараясь скорее уволочь из комнаты. А кто-то ринулся к… той, что сидела на стуле, взвизгивала и билась в истерике.
Она не могла быть мамой Амелии. Не могла.
– Да что с тобой происходит? – выговаривал отец, когда они уже ехали домой в машине. – Ты даже в больнице не можешь вести себя нормально. Ты…
Амелия игнорировала его брюзжание, лишь тихонько бормотала себе под нос:
– Это не мама. Это не мама. Это не мама.
И старалась забыть ту странную женщину и ее нечеловеческий крик. Но он опять и опять возникал в голове.
До сих пор Амелия его помнит. И боится услышать.
Вот и сейчас. Одним ухом вжалась в матрас, другое – накрыла подушкой. На всякий случай. Уставилась в стенку.
Лежала, лежала, не шевелясь, не чувствуя тела. Не замечая времени. Перед глазами расплывалась шершавая поверхность стены, выкрашенная в светло-бежевый. Может, Амелия даже заснула – не заметила. А потом в дверь неуверенно заскреблись. Звук остался где-то на грани восприятия, не вызвав никакой реакции. Даже раздражения.
Язычок замка щелкнул. Значит, дверь открыли.
– Я вхожу, – прозвучало не слишком решительно. – Я правда вхожу.
Шаги, шорох, странный скрип. Подушка стала потихоньку сползать с головы.
– Эй, Амелия, ты чего? Ни на обеде тебя не было, ни на ужине. Похудеть, что ли, решила? Так тебе вроде некуда. – Бриджет плюхнулась на кровать, опять с размаха, заставив матрас спружинить. – Ну ладно тебе. Поднимайся уже. Я поесть притащила. Сэндвич и шоколадное молоко. Или клубничное надо было? Но я за другим не пойду.
Вот если бы у Амелии была сестра – неважно, старшая или младшая, – может, и жизнь бы тогда не казалась такой паршивой.
Глава 24Шейла
«Странности в поведении директрисы Опал Норрис. Она то помятая, то излишне пафосная. Вплоть до одежды. Ее капитально накрывает уже несколько дней. Шизофрения? Или два человека? И, похоже, меня накрывает вместе с ней».
Шейла вовремя заметила какое-то шевеление за плечом и успела выключить планшет.
Оглянулась – миссис Пафф. Трудно предположить, что такая большая женщина может передвигаться настолько бесшумно, но тем не менее.
– Ведете блог?
– Нет. – Девушка дернула головой. – Скучная подготовка к следующему модулю у четвертого класса.
– Никогда не соглашаюсь на выпускников, – выпятила губы Пафф. – Мнят из себя гениев, а сами не лучше позавчерашнего бифштекса.
– И тот мальчик?
– Какой мальчик? – Собеседница выкатила глаза.
– Мы говорили с вами на днях. О третьекурснике, который пропал. Решили, что сбежал, – напомнила Шейла, делая нарочитую паузу.
Пафф купилась.
– Брэд Гриффит. – Она закивала жизнерадостным болванчиком. – Ничего так парень, не избалованный. Отличался от большинства. Такой, знаете ли, себе на уме. Никогда бы и не подумала про него… но буквально на днях узнала такое!
И она принялась щедро выкладывать последние сплетни. Видимо, бедолага Саммер все-таки воспользовалась широкой грудью миссис Пафф, а та, в свою очередь, много чего додумала без чьей-либо помощи. По ее рассказу выходило, что Брэд и Саммер если не встречались, то однозначно глубоко друг другу симпатизировали. Потом, когда уже отношениям было пора переходить на новый этап, парень влип в какую-то темную историю. Почему-то всплыл садовник, оказавшийся чуть ли не Джеком-потрошителем, скрывающимся от правосудия. Брэд разнюхал о его мутных делишках, за это попал под преследование. Недолго думая он просто сбежал. Сделал ноги! И теперь не выходит на связь