Магдален начала кусать ногти от досады.
— Коли так, пойди к милорду, Эрин, и спроси, долго ли он намерен оставаться в этом месте, поскольку у меня голова вот-вот лопнет от колокольного звона.
Гаю тоже не очень-то нравилось в тесной и грязной мансарде, где по углам сновали тараканы и большие бочки у противоположной стены воняли рыбьим жиром. Тем не менее он был не в настроении трогаться с места до завтрашнего утра, и нетерпеливость Магдален не могла поколебать его решения. Довольно резким тоном он попросил Эрин передать хозяйке, что если той мешает шум, пусть она заткнет себе чем-нибудь уши и ждет до следующего дня.
Получив такой отеческий совет, Магдален присвистнула от возмущения и объявила о своем намерении встать.
— Боже, миледи, но это же совершенная глупость! — запротестовала Эрин. — Вы же еще слабы, как новорожденный ягненок.
— Ерунда! У меня достаточно сил, и будет еще больше, если я сумею сбросить с себя хандру. Помоги надеть платье, я сама найду милорда. Если он не желает прийти ко мне, то я сама пойду к нему!
Однако, встав с кровати, она с огорчением поняла, что ноги у нее подкашиваются. Она постояла минуту, держась за косяк двери, затем решительно шагнула в коридор. Шаткая деревянная лестница вела в зал для гостей, и Магдален, подобрав юбки и осторожно ступая, сошла вниз.
Здесь было полно народа, в воздухе висел тяжелый запах пота и несвежего пива, перебивавший даже рыбную вонь. На мгновение ей стало плохо, но, преодолев дурноту, она ринулась сквозь толпу на улицу. Со слов Эрин она знала, что лорд де Жерве ушел со слугой по делу, и если она подождет милорда на улице, на свежем воздухе и на солнышке, то наверняка его поймает при возвращении.
С некоторым облегчением Магдален уселась на лавку у стены постоялого двора и на минуту прикрыла глаза.
— Простите за дерзость, но здесь не место для леди!
Незнакомый голос заставил ее вздрогнуть. Она увидела перед собой мужчину средних лет, судя по одежде — рыцаря. Первая мысль, которая пришла ей в голову — она его уже где-то видела раньше, вернее, ей знакомы эти глаза — серые, как и у нее. Лицо незнакомца было худым и заостренным книзу, нос крупный, выдающийся вперед, зато тонкие губы делали едва заметным рот этого человека. Впрочем, сама по себе внешность не вызывала в ней особого интереса, дело было в другом: хотя рыцарь был сама любезность и ослепительно улыбался, от него исходило ощущение угрозы.
— Сэр, — брови Магдален надменно приподнялись с чисто плантагенетовским высокомерием.
— Сьёр Шарль д'Ориак, миледи де Бресс. — Он низко поклонился и, взяв ее руку, поднес к своим губам. — Еще раз простите меня за вмешательство в ваши личные дела, но городская улица и в самом деле неподходящее место для одинокой леди. Если вы позволите мне составить вам компанию, то буквально в двух шагах отсюда расположен садик, где вы могли бы насладиться солнцем, не опасаясь, что к вам кто-то привяжется.
— До сих пор, однако, кроме вас, никто ко мне не привязывался! — ответила она резко, раздраженная, помимо неловкости, самой возможностью такого предположения.
Глаза д'Ориака потемнели, и ощущение исходящей от него угрозы стало совершенно явственным. Магдален похолодела, хотя бояться не было, безусловно, никаких оснований: она сидела в двух шагах от дверей постоялого двора, и раздававшийся там гвалт казался лучшей гарантией ее безопасности.
— И все же, заверяю вас, я всего лишь хочу услужить вам, — сказал д'Ориак, мягко положив свою руку на ее ладонь. — Умоляю вас, позвольте показать вам садик. Кроме монахов, там нет ни души. Он принадлежит пресвитерии, но вам с радостью предоставят там уединение.
«Почему же, — спрашивала она себя, — при всем том, что его слова вполне разумные, а сам он явно принадлежит к дворянскому сословию, я не верю не единому его слову?» Почувствовав, как его пальцы властно сжались вокруг ее запястья, Магдален не на шутку испугалась. Но, Боже! Какое счастье! — в дальнем конце площади она заметила лорда де Жерве, возвращавшегося в сопровождении слуги. Вырвав руку, она опрометью бросилась ему навстречу с криком: «Милорд де Жерве!»
Шарль д'Ориак, быстро оглянувшись и не произнеся ни слова, торопливо зашагал прочь.
Гай поспешил к ней.
— Что ты здесь делаешь?
— Я хотела поговорить с тобой, — сказала она запыхавшись. — Ты ко мне не шел, что мне оставалось еще делать?
Гай нахмурился и отослал слугу.
— Что за человек только что был с тобой?
— По-моему, очень нехороший человек. Кажется, он назвал себя сьёром д'Ориаком, и, хотя я ему не представилась, он знает мое имя.
— Это как раз неудивительно. Кале — маленький городишко, и здесь каждый все обо всех знает. Однако тебе не следует выходить в город одной.
— Он сказал то же самое, и настаивал, чтобы я пошла с ним в сад пресвитерии, где могла бы наслаждаться солнцем, не опасаясь посторонних. — Она вздрогнула. — Не понимаю, отчего, но он так испугал меня.
— Чем? — Ее тревога передалась Гаю.
— Мне показалось, что он хочет заставить меня пойти с ним, — сказала она, медленно подбирая слова.
— То есть хочет похитить тебя?
— Наверное, это звучит глупо, но именно так мне и показалось. Еще мне показалось, что я его узнала… что-то вроде воспоминания… — Она замолкла и пожала плечами. — Я не могу подобрать нужные слова.
Гай помрачнел еще больше. Для него было загадкой, какую угрозу мог представлять французский дворянин для знатной леди, которую он, тем более, признал. Иное дело, если бы он принял ее за горожанку, которая пришла к постоялому двору, чтобы явно и неприкрыто предлагать там свои услуги. Здесь можно было бы ждать с его стороны непристойной шутки. Наконец, Кале находился под протекторатом Англии, и добрая половина горожан видела, что эта леди сошла с английского судна с развевающимся на его мачте штандартом Ланкастеров. Ни один француз не рискнул бы вести себя неучтиво по отношению к такой даме… Разве что… Но нет, маловероятно, чтобы Боргары успели перенести свое вероломство на французскую территорию.
— Возвращайся обратно в свои покои, — сказал он. — Теперь надеюсь, тебе понятно, что улица — неподходящее место для девушки вроде тебя.
— А ты не придешь ко мне? Я в самом деле с ума схожу от скуки и не могу больше находиться в постели. А может быть, немного пройдемся? — она улыбнулась, с надеждой глядя на него.
Де Жерве почувствовал, что у него уходит почва из-под ног.
— Я совершенно не расположен расхаживать с тобой. Иди на постоялый двор. Завтра мы отправляемся, и тебе надо хоть немного выспаться.
У нее с лица сбежал румянец и губы задрожали, как в тот далекий день, когда он наказал ее за обиду, нанесенную леди Гвендолин. Как и тогда, она показалась ему похожей на раненого олененка. Резко отвернувшись, она, не проронив ни слова, ушла.
С колокольни звонили к вечерне, но шум в общем зале не смолкал. Эрин принесла хозяйке ужин: миноги и пирог с угрем.
— Почему не мясо? — спросила Магдален, с трудом приподнявшись на подушке. — Меня уже тошнит от запаха рыбы.
— Но пирог очень вкусный, миледи, — промурлыкала Эрин. — И потом, если вы не будете есть, вы не восстановите своих сил.
Магдален уткнулась головой в подушки и закрыла глаза.
Через час площадь огласили звуки музыки и громкий смех.
— О, миледи, это менестрели, — воскликнула Эрин, высунувшись их окна. — И актеры тут.
— Да, и смотрите, там вот труппа спятивших танцоров, — встряла в разговор Марджери, перегнувшись через подоконник так далеко, что Эрин пришлось схватить ее за перевязь фартука. — Я их уже видела в Линкольне. Они танцуют так, потому что одержимые. Вы только поглядите на них, миледи.
Магдален тяжело вздохнула. Сумасшедшие танцоры не вызывали у нее никакого энтузиазма. Все еще болела голова, но не это было причиной глубокого уныния.
— Спуститесь вниз и поглядите, если вам так интересно.
— Но мы не может оставить вас одну, миледи, — возразила Эрин, но глаза у нее загорелись. — А почему бы вам тоже не пойти?
Магдален отрицательно покачала головой.
— Нет, я не расположена смотреть на них, но вы можете пойти вдвоем. Ночью вы мне не нужны.
Поотнекиваясь для порядка, Эрин и Марджери через пять минут накинули плащи с капюшонами и кинулись на улицу, где все громче становились крики, визги и иные звуки веселья. У Магдален возникло ощущение, что кричат прямо ей в ухо. Натянув простыню на голову, она зарылась лицом в подушку.
Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, обнаружила, что комната погружена во мрак. Шум на площади не смолкал, и оттуда сквозь шторы пробивался свет факелов. Она не понимала, что заставило ее проснуться, но сердце почему-то колотилось и во рту пересохло. И тут она с содроганием увидела, как по стене метнулась громадная тень, похожая на гигантскую летучую мышь, и ей стало понятно, что шестое чувство вновь помогло ей ощутить опасность. Что-то темное бросилось на нее, и в воздухе блеснул кинжал или нож.
Магдален откатилась в сторону, и в тот же миг нож распорол подушку. Крик застрял у нее в горле. Она сползла на пол, но человек в капюшоне, обежав кровать, снова надвигался на нее. На этот раз ей удалось закричать, но голос ее потонул в шуме, доносившемся с площади. Стянув с кровати простыню, Магдален швырнула ее в нападавшего. Рука с ножом запуталась в полотне, и убийца грязно выругался. Она снова закричала и кинулась к двери. Пальцы, потные и скользкие от ужаса, нащупали щеколду. На дверь набежала тень — неизвестный был уже у нее за спиной. Ей удалось броситься на пол и тем избежать удара, и в этот момент дверь распахнулась.
Все дальнейшее происходило как в тумане. Магдален, сжавшись в комок, замерла у стены, пока Гай де Жерве, обезумев от ярости, пытался схватить незнакомца. Через мгновение в руках у Гая осталась коричневая монашеская ряса, а человек в подштанниках и рубашке выпрыгнул из окна и растворился в ночи.
— За что он хотел убить меня? — задыхаясь от рыданий, она бросилась к Гаю. Он прижимал ее, что-то ласково бормоча на ухо, пока она не перестала дрожать.