В землю Лотоса путь отныне лежит пред вами.
Обретет ваша плоть могущество в теле Будды.
Гэнро Орю
Все былые друзья моего детства
Нынче стали известны и знамениты.
Кто вникает в премудрость древних учений,
Кто строчит один за другим трактаты.
Я же стар становлюсь, ни на что не годен.
Из друзей остался лишь дождь вечерний.
Возжигаю под вечер куренья в келье —
Только ветер шуршит бамбуковой шторой…
Ступали они по острым клинкам мечей,
По тонкому льду едва замерзшей реки,
Входили они и в тот пустующий дом,
Отнюдь не лелея мыслей о воровстве.
Вернувшись затем в свой ветхий земной приют,
Встречали они, как и все, восход поутру,
А ночью луна и звезды светили им.
Бродили они по улицам городов,
И ветер странствий их овевал в пути,
А под конец, открыв заветную дверь,
Они вступали в сокровищницу свою,
Не зная страха, сомнений и смутных грез, —
Ведь изначально их выбор туда и вел.
Весь огромный мир – мой сад вовеки.
Распевают птицы в нем мои песни.
Дуют ветры – и это мое дыханье.
Это я танцую с обезьянами на деревьях.
Это я свободен, как вольная рыба в море.
В тысяче озер отражен вечерний месяц,
И ничто не затмит его ясный образ.
Дорог мне и каждый цветок весенний,
И багряный лист осенней порою.
Вот в чем таинство перевоплощений!
Инок Рёкан
Словно лист банана под ветром,
на полоски жизнь моя рвется.
Собираю для пропитанья
близ тропинки коренья, травы,
Приношу бамбук и солому,
чтоб чинить дырявую кровлю.
Под луной всю ночь до рассвета
в созерцанье сижу, в раздумье —
Снова, залюбовавшись цветами,
позабыл домой возвратиться.
Вот к такой бестолковой жизни
я пришел, сам того не заметив,
С той поры, как познал впервые
дух Ученья в буддийской общине.
Прошлое миновало,
грядущее не наступило,
А того, что меж ними, —
настоящего – не существует.
Все меняется в мире,
ни в чем не найти опоры.
Столько имен, названий
рождается произвольно.
Что же в праздном безделье
растрачивать годы жизни?
Нет резона держаться
за обветшавшие догмы,
Нет нужды поклоняться
новомодным причудам.
Сердцем правды взыскуя,
сердце стремись постигнуть.
Поиск и размышленье,
размышленье и поиск.
Лишь пройдя до предела
все дороги исканий,
Ты поймешь, как неверно,
скверно пожил на свете…
Откуда берется жизнь, куда исчезает?
Одиноко сижу в тиши, предавшись раздумьям.
Все гадаю, куда и как, зачем и откуда.
Вот и в бренной жизни моей череда изменений —
Отражение Пустоты в зеркале кармы.
Дни и годы летят, летят – что делать с ними?
Я, покорен карме, во всем нахожу отраду…
К двери моей намело
лепестки с вишневых деревьев.
Опадают цветы
под птичий немолчный щебет.
Рассвело – за окном
восходит вешнее солнце.
Струйкой тянется дым
от палочки благовоний.
На исходе весна,
подросли душистые травы.
Лепестки плывут по реке —
отцветает персик.
Я в житейских делах
никогда ничего не смыслил —
Но вот этой красе
не устаю дивиться…
Занедужил – и вот,
не в силах подняться с ложа,
Столько дней лишь в мечтах
уносился к далям заветным,
Но сегодня с утра
все же встал и дошел до речки —
По теченью плывет
цвет персика облетевший…
Хижина моя
под названием «Мерка риса»[88]
Колокол большой
напоминает с виду
И стоит в лесу
под сводами криптомерий.
Стены изнутри
испещрены стихами.
Котелок порой
покрывается слоем пыли.
Дым над очагом
зачастую не вьется вовсе.
Одинокий гость —
старик с восточного склона —
В полнолуние
изредка постучится…
Все не мог я заснуть
погожей ночью осенней —
Встал и вышел во мглу,
прихватив неизменный посох.
Верещали сверчки
под осколками черепицы,
И шуршала листва,
облетая с дрожащих веток.
Из далеких лощин
доносилось ручьев журчанье.
Не спешила луна
подниматься над горной кручей.
Будто все так сошлось,
чтоб повергнуть меня в раздумье.
Миновали часы —
пропиталось платье росою…
Нынче просил подаянья —
как вдруг разразился ливень.
Переждать непогоду
случилось в маленьком храме.
Принимаю с улыбкой
плошку риса, чашку с водою.
Что в горах, что в деревне —
покой, простота и бедность…
Одиноко блуждая по горным склонам,
Я набрел на покинутую лачугу:
Покосились стены. Зайцы да лисы —
Лишь они навещают былую пустынь.
Подле купы бамбука – сухой колодец.
Том стихов под окошком весь в паутине.
В доме пол покрыт нетронутой пылью,
И порог зарос лебедой, бурьяном.
Причитают цикады – я их встревожил.
Созерцаю закат, объят тоскою…
Все превратности мира —
что облака в небе.
Пять десятков лет жизни,
как долгий сон, промелькнули.
Редкий дождик ночной
поливает мою лачугу.
Молча в рясе сижу,
смотрю в пустоту окошка.
С отрочества презрев
убогость мирской науки,
Посвятил я себя
ученью благого Будды.
Лишь баклага с водой
да плошка для подаянья —
Так весну за весной
бродил я нищим монахом.
А теперь мой приют
в горах, под сенью утеса.
Стала домом моим
лачуга с соломенной кровлей.
Краше музыки мне
пичуг веселые трели,
Облака в небесах —
мои друзья и соседи.
У подножья ручей
течет из светлой криницы.
Я порой прихожу
в ручье постирать одежды.
По утесам вокруг
вековые кедры да сосны —
И в поленнице дров
всегда у меня в достатке.
В простоте живу,
бесхитростно, на приволье.
И текут мои дни,
один за другим проходят…
День за днем, день за днем
по-прежнему любо
С детворою играть
старому монаху.
Запасу для ребят
мячики на нитке
Да выпью вволю вина
в благости весенней!
Впереди, позади —
зеленеют горные склоны.
Белые облака
плывут на восток, на запад.
Если встретится мне
в пути такой же скиталец,
Что поведать ему?
Ведь ничто не ново на свете…
Затерялся мой скит
в дремучем лесу, в чащобе.
С каждым годом все гуще плющ,
все длинней лианы.
О делах мирских
сюда не доходят вести.
Только изредка
долетит напев дровосека.
Я при солнечном свете
сижу и латаю рясу,
А как выйдет луна —
твержу буддийские вирши.
Что сказать вам, друзья?
Коль суть хотите постигнуть,
Не гонитесь за многим,
не суетитесь втуне…
Жаль мне тех достойных мужей,
что самозабвенно
Изнуряют себя,
строча китайские вирши.