— Никаких сигналов. — Она взяла его руку и крепко сжала. — И они не стреляют в детей.
— В одном кино стреляли.
Второй этаж больницы Святого Петра построили задолго до девятого. Он был серый и грязный, коридоры забиты спешащими врачами, сестрами, техниками, санитарами с носилками, больными в инвалидных колясках и обалдевшими родственниками, не знающими, где встать, и старающимися не попасться никому под ноги. Коридоры разветвлялись во всех направлениях без всякой системы, образуя настоящий лабиринт. Реджи спросила трех медсестер, как ей найти комнату 28, и только третья смогла на ходу объяснить им, куда идти. Наконец они обнаружили полутемный коридор, застеленный потертым ковром. На простой деревянной двери шестой комнаты по правой стороне они увидели номер 28.
— Я боюсь, Реджи, — сказал Марк, глядя на дверь. Она крепко сжала его руку. Если она и нервничала, заметить это было невозможно. Лицо оставалось спокойным, голос тихим и успокаивающим.
— Делай то, что я сказала, Марк, и все. Я знаю, что делаю.
Они вернулись немного назад к комнате номер 24, и Реджи открыла дверь. Раньше здесь был кафетерий, а теперь хранился всякий хлам.
— Я подожду здесь. Теперь иди и постучи в дверь.
— Я боюсь, Реджи.
Она осторожно нащупала магнитофон и, найдя кнопку, нажала ее.
— Иди, — приказала она.
Марк глубоко вздохнул и постучал. Он слышал, как в комнате кто-то двигался.
— Войдите, — послышался довольно недружелюбный голос.
Он медленно открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой. Комната была узкой и длинной, как и стол, стоящий посредине. Ни одного окна. Ни улыбки на лицах двух мужчин, стоящих с каждой стороны стола в дальнем конце. Их легко можно было принять за близнецов — белые, застегнутые до верху рубашки, красно-синие галстуки, темные брюки, короткая стрижка.
— Ты, верно, Марк? — спросил один, в то время как другой продолжал смотреть на дверь. Марк кивнул. Говорить он не мог.
— А где твоя мать?
— А, это… кто вы такие? — наконец удалось выговорить Марку.
Тот, который стоял справа, сказал:
— Я Джейсон Мактьюн, мемфисское отделение ФБР. — Он протянул руку Марку, и тот вяло ее пожал. — Приятно познакомиться, Марк.
— Ага, мне тоже.
— А я — Ларри Труманн, — назвался другой. — ФБР. Новый Орлеан.
Так же вяло Марк пожал руку Труманну. Агенты нервно переглянулись. С минуту все неловко молчали. Наконец Труманн указал на стул в конце стола.
— Садись, Марк.
Мактьюн согласно кивнул и почти что улыбнулся. Марк осторожно сел, опасаясь, что лента порвется и эта дурацкая штука вывалится. Они тогда быстренько нацепят на него наручники, зашвырнут в машину, и он никогда больше не увидит маму. Что тогда сделает Реджи? Они подвинулись к нему, разложив блокноты на краю стола.
Они прямо дышали ему в лицо, и Марк сообразил, что это такая тактика. Он едва не улыбнулся. Если они хотят сидеть так близко — ради Бога. Но тогда черненький магнитофон все запишет. Чисто и ясно.
— Мы, гм, ждали твою маму и доктора Гринуэя тоже, — сказал Труманн, бросая взгляды на Мактьюна.
— Они с моим братом.
— И как он? — с сочувствием спросил Мактьюн.
— Не очень здорово. Мама сейчас не может отойти от него.
— Мы полагали, она придет сюда, — снова произнес Труманн и посмотрел на Мактьюна, как бы спрашивая его совета.
— Ну, можно подождать, пока она освободится, — предложил Марк.
— Нет, Марк, нам надо поговорить сейчас.
— Может, я позову ее?
Труманн достал из кармана рубашки ручку и улыбнулся Марку.
— Да нет, давай поговорим пару минут, Марк. Втроем. Ты нервничаешь?
— Немного. Что вы хотите от меня? — Он все еще дрожал от страха, но дышать стало легче. Магнитофон не издавал никаких звуков, и он постепенно переставал за него опасаться.
— Ну, нам хотелось бы задать тебе несколько вопросов насчет вчерашнего.
— А адвокат мне не нужен?
Они переглянулись, челюсти их абсолютно одинаково отвисли, и прошло несколько секунд, прежде чем Мактьюн склонился к Марку и произнес:
— Конечно, нет.
— А почему?
— Ну, потому, что мы, понимаешь, просто хотим задать тебе несколько вопросов. И все. Если ты решишь, что тебе нужна твоя мама, мы позовем ее. Или еще кого. Но адвокат тебе не нужен. Только несколько вопросов, и все.
— Я уже говорил с полицейским. Даже очень долго вчера говорил.
— Так мы не полицейские. Мы — агенты ФБР.
— Это-то меня и пугает. Думаю, может, мне все же нужен адвокат, чтобы, знаете, защищал мои права и все такое.
— Ты слишком часто смотрел телевизор, малыш.
— Меня зовут Марк, ладно? Можете вы звать меня Марком?
— Конечно. Извини. Но адвокат тебе не нужен.
— Да-да, — подключился Труманн. — Адвокаты только мешают. И им надо платить деньги, и они вечно против всего возражают.
— Может, мы подождем, пока мама придет?
Они обменялись одинаковыми улыбками, и Мактьюн сказал:
— Не думаю, Марк. Разумеется, если ты хочешь, мы можем подождать, но ты ведь умный парень, да и мы торопимся, так что просто несколько вопросов, и все.
— Ладно. Если нужно.
Труманн заглянул в свой блокнот и начал первым.
— Значит так. Ты сказал мемфисским полицейским, что Джером Клиффорд был уже мертв, когда вчера вы с Рикки наткнулись на машину. Теперь скажи, Марк, это правда? — Он задал свой вопрос с ухмылкой, как будто заранее знал, что все это вранье.
Марк поерзал, глядя прямо перед собой.
— Я должен отвечать на этот вопрос?
— Конечно.
— Почему?
— Потому что мы должны знать правду, Марк. Мы из ФБР, расследуем это дело, и нам нужна правда.
— А что будет, если я не отвечу?
— Много всякого. Возможно, мы будем вынуждены отвезти тебя в свою контору, разумеется, на заднем сиденье машины и без наручников, и там задать тебе действительно серьезные вопросы. Может, и мать твою придется туда отвезти.
— А что будет с мамой? У нее могут быть неприятности?
— Вполне возможно.
— Какие?
Они немного помолчали, нервно переглядываясь. У них с самого начала не было твердой почвы под ногами, а сейчас дела шли все хуже и хуже. Нельзя допрашивать детей, предварительно не поговорив с родителями.
Но какого черта! Мать не явилась. Отца у него нет. Мальчишка из бедной семьи и в данный момент совсем один. Вряд ли появится еще такая возможность. Так что быстренько пара вопросов.
Мактьюн откашлялся и сурово нахмурился.
— Марк, ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя препятствовать правосудию?
— Да нет.
— Так вот, это преступление, понял? Оскорбление закона. Человек, знающий что-то о преступлении и скрывающий это от ФБР или полиции, может быть обвинен в том, что он препятствует правосудию.
— И что тогда?
— Ну, если его признают виновным, его могут осудить. Отправить в тюрьму или что-нибудь в этом роде.
— Значит, если я не отвечу на ваши вопросы, нас с мамой отправят в тюрьму?
Мактьюн озадаченно посмотрел на Труманна. Лед становился все тоньше.
— Почему ты не хочешь отвечать, Марк? — спросил Труманн. — Ты что-нибудь скрываешь?
— Я просто боюсь. И это несправедливо. Мне всего одиннадцать, а вы агенты ФБР, и мамы тут нет. Я и не знаю, что мне делать.
— А без мамы ты не можешь ответить на вопросы, Марк? Ты вчера что-то видел, а мамы твоей там не было. И она не может помочь тебе ответить. Нам просто надо знать, что ты видел.
— Если бы вы были на моем месте, вы потребовали бы адвоката?
— Дьявол, ну конечно, нет, — сказал Мактьюн. — Я никогда бы не связался с адвокатом. Извини за грубое выражение, сынок, но они, как гвоздь в заднице. Поверь мне. Если тебе нечего скрывать, адвокат тебе не нужен. Отвечай правдиво, и все будет прекрасно.
Он начинал злиться, что было неудивительно. Марк знал, что один из них обязательно должен быть злым. Обычная система «плохой полицейский — хороший полицейский», с которой Марк был отлично знаком благодаря телевизору. Мактьюн будет свирепеть и дальше, а Труманн станет улыбаться и даже иногда хмуро поглядывать на своего разошедшегося коллегу, так, чтобы Марк видел. За это Марк должен проникнуться к нему доверием. Потом Мактьюн выйдет из себя и покинет комнату, а Марк вывернется наизнанку перед добрым Труманном.
Труманн наклонился к Марку, фальшиво улыбаясь.
— Марк, Джером Клиффорд был уже мертв, когда вы с Рикки нашли его?
— Я хочу воспользоваться Пятой поправкой.[2]
Улыбку как ветром сдуло. Лицо Мактьюна налилось кровью, и он в отчаянии покачал головой. Последовала длинная пауза, во время которой агенты переглядывались друг с другом. Марк следил за ползущим по столу муравьем, пока тот не исчез под блокнотом.
Труманн, который добрый, наконец решился заговорить.
— Боюсь, Марк, ты слишком часто смотришь телевизор.
— Вы хотите сказать, я не могу воспользоваться Пятой поправкой?
— Сейчас я угадаю, — прорычал Мактьюн. — Ты смотришь «Закон в Лос-Анджелесе», верно?
— Каждую неделю.
— Оно и видно. Так ты будешь отвечать на вопросы, Марк? Потому что, если не будешь, нам придется принять меры.
— Какие?
— Обратиться в суд. Поговорить с судьей. Убедить его заставить тебя отвечать на вопросы. Это все довольно неприятно, знаешь ли.
— Мне надо в туалет, — сказал Марк, сполз со стула и встал.
— Разумеется, Марк, — согласился Труманн, неожиданно перепугавшись, что Марку стало плохо. — Туалет где-то дальше по коридору. — Марк был уже у дверей. — Даем тебе пять минут, Марк. Мы подождем. Не торопись.
Марк вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
В течение семнадцати минут агенты болтали и крутили в руках свои ручки. Они не волновались. Опытные агенты, они были знакомы со всякими уловками. Такое уже случалось. Он заговорит.
Раздался стук в дверь, и Мактьюн сказал: