Совсем рядом увидел он свежераскопанную могилу и небольшую группу людей рядом – в основном старухи, один только трясущийся старичок затесался. Распоряжалась всем высокая женщина с нарочито скорбным выражением длинного лица и в неловко повязанном черном платке. Могильщики уже заканчивали свою работу.
Хлоп! – маленький камешек больно ударил его по уху. Маркиз удивленно оглянулся в ту сторону и увидел Лолу, которая выглядывала из-за каменного ангела с пухлыми щеками и сломанным крылом. Лола таращила глаза, беззвучно шевелила губами и махала руками, приглашая к себе. Вид ее Маркизу не очень понравился, он пробормотал: «Свят, свят, свят», и едва сдержал попытку перекреститься. Лолка скрылась за ангелом, а Леня нехотя сделал несколько шагов в ту сторону. Было сыро и грязно.
– Да иди ты быстрее! – послышался шепот.
– С чего это тебе вздумалось в прятки играть? – ворчал Маркиз. – Нашла время.
Лола втянула его за ангела и зашептала:
– Видишь вон ту бабу в черном платке? Ну, сутулая такая…
– Ну вижу…
– Это она, та самая белобрысая Зайценогова! – выпалила Лола. – Ну дела! И тут она, и там она!
– Ты точно знаешь?..
– А чего я, по-твоему, тут сижу? – огрызнулась Лола. – Для развлечения? Вон, всю куртку вымазала!
– Сиди тут и не высовывайся! – приказал Леня, заметив, что один из могильщиков погрузил инвентарь в тачку и пошел прочь. Второй остался для делового разговора с женщиной в платке, в результате которого, надо думать, некоторое количество денег должно было перекочевать из сумочки девицы в карманы могильщиков.
Маркиз поднял повыше воротник куртки, натянул на голову всегда имевшуюся у него в кармане кепку-бейсболку, выхватил из стеклянной банки, стоявшей на соседней могиле, довольно еще свежий букетик гвоздик и рванул вперед, чтобы выскочить наперерез парню с тачкой. Он налетел на него и сделал вид, что сильно запыхался.
– Кого закопали-то, служивые? – вскричал он, показывая на могилу. – Не Сидоренко Иван Дмитрича?
– Не, бабу какую-то, – махнул рукой могильщик, – старуху, в общем…
Леня сделал вид, что перевел дух, потом вытер несуществующий пот со лба и достал из кармана сигареты.
– Значит, не туда я пришел, – сокрушался он, протягивая сигареты парню. – Точно старуха это?
– Ну, я тебе говорю, – парень закурил и посмотрел в засаленную записную книжку, – Лопатина Анна Ермолаевна, одна тысяча девятьсот двадцатый, две тысячи третий, вот! К мужу ее, Лопатину Федору Ивановичу…
– Точно, старуха. – Маркиз сделал вид, что совсем расстроился. – Я, понимаешь, дядю Ваню, Сидоренко-то, лет двадцать не видел, кто там его хоронит – понятия не имею! Да опоздал еще, вроде помню, что здесь место, где жена дяди-Ванина… да еще издали показалось, что девка эта знакомая, – он кивнул на черный платок.
– Не, это старухина племянница, что ли, – пояснил могильщик. – Она там всем распоряжается, и венок от нее «Дорогой тете от Веры».
– Ну, спасибо, пойду дальше искать! – вздохнул Маркиз.
– Все точно, – сообщил он Лоле, когда оказался рядом с ней за ангелом и заботливо вернул позаимствованный букетик на место, – это ее тетка. Что-то мне удивительно, с чего это вдруг на всех родственников этой Веры Зайценоговой мор напал почти в одночасье? Надо бы с этим делом разобраться…
Не обращая внимания на грязь, они, прячась за могилами, отошли подальше и только там решились выйти на аллею.
– Ужас какой! – вздыхала Лола в машине. – Столько времени провести на кладбище! Этак можно живым трупом стать!
Дома Лола отправилась в ванную, а Маркиз заперся в своей комнате и плотно повис на телефоне. Он решил выяснить, кто такая была покойная Анна Ермолаевна Лопатина.
Когда Лола выползла из ванной через сорок минут, вся розовая, разомлевшая и пахнущая лавандой (несколько капелек лавандового масла, добавленного в воду, снимают стресс и успокаивают), Леня попался ей на дороге. Он страшно спешил.
– Хорошо, что в нашей квартире две ванные комнаты! – недовольно заговорил он. – Иначе я все время опаздывал бы!
– Куда это ты собрался? – удивилась Лола. – Я думала – посидим, поболтаем, чайку выпьем…
– Пока ты отмокала в своей лаванде, – Леня поморщился, – я выяснил множество интересных вещей. Не спрашивай как, – заторопился он, хотя Лола и не думала спрашивать, – это мои производственные секреты. Значит, так, – начал он, отвернувшись к зеркалу, чтобы завязать галстук, – Анна Ермолаевна Лопатина – вдова Федора Ивановича Лопатина, известного партийного деятеля.
– Когда известного? – Лола сморщила носик. – Что-то я такого не знаю.
– Вот именно, дорогая, – Леня улыбнулся в зеркале, – ты смотришь в самую точку. Старуха умерла в возрасте восьмидесяти трех лет – возраст солидный, она была моложе своего мужа лет на пятнадцать, если мои информаторы не наврали. Впрочем, можно проверить, этот самый Федор Лопатин есть в каком-нибудь политическом словаре семидесятых годов. Умер он в семьдесят пятом, будучи на пенсии. В молодости воевал в Гражданскую, затем пошел по линии НКВД. Потом перешел на партийную работу, достиг там высот, после почему-то покатился вниз и закончил свою трудовую деятельность, занимая пост скромного начальника отдела в Смольном, откуда его тихо-мирно ушли на пенсию.
– Слушай, к чему ты мне это рассказываешь? – вскипела Лола. – Больше мне делать нечего, как про какого-то партийного функционера слушать! Что тут интересного?
– Лола, я тебя не узнаю! Ты стала нелюбопытной, а это плохо для нашей работы… – укоризненно проговорил Леня. – Дело в том, что этот самый Лопатин работал в НКВД. И до войны, и в войну. А после войны он оттуда ушел на партийную работу. А жена его нигде не работала. Не то она была артистка, не то – несостоявшийся художник – в общем, собирала произведения искусства. То есть это он собирал. Но про это стало известно только после его смерти, то есть какие-то слухи просочились, потому что вдова была еще женщина нестарая и болталась по всяким салонам и выставкам. Коллекцию своего мужа она показывала очень немногим. И вот сейчас я встречаюсь с человеком, который должен быть осведомлен о коллекции вдовы Лопатиной. То есть покойной вдовы…
– Так не говорят, – заметила Лола, отбирая у Маркиза галстук и поворачивая его к себе лицом.
Она полюбовалась красивым узлом и сняла пылинку с его плеча.
– Спасибо, дорогая, – Маркиз чмокнул ее в щеку и испарился.
Маркиз вошел в антикварный магазин на Литейном проспекте, миновал зал, недовольно покосившись на пошленький туалетный столик из карельской березы и картину неизвестного художника середины девятнадцатого века «Утро на птичьем дворе», толкнул дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен».
Охранник, лысый отставник с оловянными глазами, шагнул к нему, но Маркиз махнул рукой и бросил:
– К Артуру!
В кабинете хозяина царила уютная полутьма. По стенам висели портреты осанистых вельмож и их очаровательных жен в кружевах и парче. Артур, низенький толстячок с живыми бегающими глазками, сидел в глубоком кресле за помпезным столом черного дерева с бронзовыми накладками и курил тоненькую темную сигарету.
– Здорово, Артур! – Маркиз протянул руку хозяину кабинета. – Ты что это, никак женские сигареты куришь?
– Что бы ты в этом что-нибудь понимал! – поморщился Артур, приподнявшись из-за стола и удостоив Маркиза рукопожатием – мягким и влажным, как малосольная селедка. – Какими судьбами?
Отношение Артура к Маркизу было сложным и неоднозначным. С одной стороны, Леня мог иногда недорого продать какую-нибудь случайно попавшую в руки по-настоящему ценную вещь или поделиться интересной информацией. С другой стороны, он был слишком самостоятелен, не подчинялся ни одному из криминальных авторитетов, а это опасно, и Артур, при его рискованном бизнесе, опасался случайно попасть в немилость из-за контакта со свободолюбивым мошенником. Во всяком случае, следовало соблюдать осторожность.
– Так что же тебя привело в мою берлогу?
– Артурчик, ты все знаешь! – Леня сел верхом на стул (Россия, ампир, десятые годы девятнадцатого века).
– Ты мне льстишь, Леня, – Артур откинулся на спинку стула, – а раз ты льстишь, значит, тебе что-то от меня нужно.
– Информация.
– Какая?
– Тебе что-нибудь говорит такая фамилия – Лопатин?
– Ничего! – уверенно заявил Артур, но именно по этой уверенности, а также по тому, как забегали его глазки, Леня понял, что попал в точку.
– Так-таки и ничего? – Леня придвинулся вместе со стулом к черному инкрустированному столу, за которым Артур окопался, как за бруствером окопа. – Первый раз слышишь?
– Вот те крест!
– Артур, ты некрещеный! А помнишь то бюро красного дерева?
– С круглой консолью? – Глазки Артура плотоядно зажглись.
– С круглой консолью, – подтвердил Маркиз.
– И с потайными ящиками?
– Именно!
– И ты мне его продашь?
– Продам, живоглот, и очень дешево, если ты поделишься со мной информацией! Представляешь, за такую неосязаемую вещь, как информация, ты получишь замечательное бюро раннего классицизма!
– Ты змей-искуситель, – тяжело вздохнул Артур, – ты просто вьешь из меня веревки!
– Из тебя, пожалуй, совьешь! Ты скользкий, как угорь! Ну так как, твоя память восстановилась?
– Кажется, да… – Артур снова тяжело вздохнул. – Какая, ты говоришь, фамилия?
– Лопатин, – повторил Маркиз.
– Нет, ничего не знаю. – Артур уставился в потолок и замолчал.
Когда Леня хотел уже нарушить тишину возмущенной репликой, Артур усмехнулся и негромко проговорил:
– Вот фамилия Лопатина мне действительно кое-что говорит. Анна Ермолаевна Лопатина.
Леня придвинулся еще ближе и замер, весь обратившись в слух.
– Ведь понимаю, что нельзя об этом говорить, – как бы жалуясь, продолжил Артур, – но ради старой дружбы…
«И ради уникального бюро», – хотел добавить Маркиз, но воздержался.
– Ради старой дружбы я, так и быть, расскажу тебе то, что слышал. Только, – Артур понизил голос, – ты ведь понимаешь – ни одна живая душа не должна знать о нашем разговоре!