– С чего это вдруг? – В голосе старухи, не привыкшей к неожиданным подаркам судьбы, прозвучало явное недоверие.
– Говорю же – деньги начислены, их обратно сдавать – одна морока! А вам наверняка пригодятся…
– Да уж, лишними не будут, – согласилась старуха, – а у тебя, милый, документы какие-нибудь имеются?
– Это обязательно. – Маркиз поднес к дверному глазку раскрытое удостоверение депутата законодательного собрания города Замухрыщенска.
Он носил в кармане кучу всяких визитных карточек, удостоверений и бланков – на всякий пожарный случай.
Загремели засовы, и дверь отворилась.
На пороге стояла небольшая худощавая старушка в детском спортивном костюме фирмы «Адидас» – наверняка из немецких гуманитарных поставок.
Старушка внимательно осмотрела Маркиза с головы до ног и, по-видимому, осталась удовлетворена. Как всякий мошенник высокого класса, Леня производил на малознакомых людей исключительно хорошее впечатление.
– Вот ваши деньги, – поспешно полез он в карман, – только распишитесь, пожалуйста, в ведомости, а то мне отчитываться перед руководством…
– Это обязательно, – кивнула старушка, – разве же я не понимаю? Всюду порядок должен быть… Ты извини, милый, что я с недоверием, сам понимаешь, сейчас такое время…
– Конечно, – кивнул Маркиз, – я без претензий…
– Пойдем на кухню, хоть чаем тебя напою! Надо же, такие деньги мне вдруг! А говорят, нет на свете добрых людей!
– На кухню? – Маркиз сделал вид, что колеблется. – Ну, вы мне тогда там и распишетесь, а то на весу неудобно…
Старушка расписалась в подсунутой Леней ведомости и поставила на стол две яркие чашки с петухами.
– У меня варенье-то вишневое, – проговорила она, доставая вазочку. – Где ты еще вишневого-то попробуешь?
– Ну, если вишневого. – Маркиз устроился поудобнее. – А что, вы с соседкой-то своей, Анной Ермолаевной, хорошо были знакомы? Общались с ней?
– Да как? – старушка пожала плечами. – Рядом живем, обе одинокие, как не общаться? Когда за солью зайдешь, когда за спичками, когда так просто… Цветы тоже взять… у меня хорошие цветы, так я ей рассаду давала.
Леня вспомнил одинаковые балконы и согласно кивнул. Старушка подложила ему на блюдце варенья и продолжила:
– Теперь-то небось погибнут цветочки. – Она горестно вздохнула. – Дверь-то опечатали… Да кому они и нужны? Верке на них наплевать. – И она неодобрительно махнула рукой.
– Верке? – переспросил Маркиз. – А это кто же?
– Племянница ее. – Старушка поморщилась.
– Так разве у нее племянница имеется? – Леня изобразил недоверие. – А у нас отмечено, что она одинокая. И пособие ей выписано как одинокой, в полуторном размере…
– Ну уж и одинокая! И племянница, и племянник. Только племянник-то, Алексей, – тот мужчина солидный, и все тетке чем-нибудь помогал. То денег немного подкинет, то продуктов… Она, покойница-то, мне все рассказывала. Видно, похвастаться передо мной хотела…
– Еще и племянник! Вы ничего не путаете? – Леня отхлебнул чая и поставил чашку на стол.
– Что уж я – врать, что ли, буду? Солидный человек, вроде как писатель… А Верка только прибежит, чаю напьется и начинает на Алексея наговаривать… что нечестный он, да неискренний, да будто нарочно к тетке ходит, из-за наследства… Какое уж там у нее наследство? Картинки старые да несколько чашек… но Анна-то ей, конечно, не верила. «Алеша, – говорила, – мой любимый племянник, все ему оставлю, а Вере – сервиз отпишу чайный, раз она чай пить приходила, да вышивки мои…»
Старушка протянула Лене кухонное полотенчико с вышитым на нем букетом полевых цветов.
– Вышивала покойница и правда очень хорошо. Вот мне в прошлом году подарила…
Леня с уважением оглядел полотенце и вернул хозяйке.
– Очень красиво!
– А разве молодежь это ценит? – старушка скривилась. – Анна-то и говорила, мол, только бы Вера не узнала про завещание, а то ходить совсем перестанет, да еще гадость какую сделает… У нее, у Верки-то, характер гадкий, такая сплетница, все за спиной, все тишком…
После посещения нотариальной конторы Лола решила, что пришла пора ей немножко отдохнуть. Она сняла светлый парик, стерла с губ помаду и прогулялась по Каменноостровскому проспекту, заходя по пути в некоторые магазины. Время пролетело незаметно, и, когда Лола поглядела на часы, оказалось, что прошло уже довольно много времени. Лола ахнула и полетела домой. С Леней она столкнулась в собственном дворе. Вид у него был сердитый, в руке компаньон держал клетку с попугаем.
– Вот так новость! – удивилась Лола. – Откуда вы, друзья мои?
– С твоей телестудии, – ворчал Леня, – позвонили – срочно, говорят, забирайте своего попугая! Он у них там всех до смерти заговорил, режиссер уже на грани нервного срыва! Актрисы тоже: одну, что похудее, он в нос клюнул, а у второй парик стащил!
– Батюшки! – ахнула Лола. – Перришон, что ты наделал! Теперь тебя уволят!
– Ничего подобного, – заявил Маркиз. – Режиссер сказал, что у Перришона отличный типаж, но характер ужасный. И что раз он такой невоспитанный, то сериал будут снимать без него, а потом отработают все сцены с попугаем за три дня и смонтируют, вот!
– Сами они все невоспитанные, верно, Перришончик? – обиделась Лола. – Просто ты – тонкая творческая натура…
За разговором они незаметно добрались до квартиры, где насмерть разобиженный Пу И лежал на Лолиной кровати и делал вид, что страдает. Пу И страшно жалел сам себя и осуждал Лолу. Всеми фибрами своей собачьей души он не уставал поражаться ее вероломству. Восхищение талантом попугая понемногу сошло на нет, и теперь позабытый и позаброшенный Пу И мучился от ревности. Кот, как всегда, держался невозмутимо – его-то никто не бросал. Все же по некоторым признакам было заметно, что Лолино поведение Аскольд не одобряет, но никакой моральной поддержки песику он не оказывал.
Увидев своего любимца в скорбной позе, Лола почувствовала угрызения совести.
– Пуишечка, детка! – начала она ласково, но попугай тут же заорал в клетке, захлопал крыльями и затопал ногами.
Лола махнула рукой и решила оставить примирение с песиком на потом.
– Дорогая! – позвал Леня. – Тебе удалось что-нибудь выяснить?
– Да, и очень много, только ты первый начинай.
– Ну что, – начал Леня, усевшись в кресло и почесывая за ушами невесть откуда взявшегося у него на коленях кота Аскольда, – как я и предполагал, речь идет о наследстве старухи Лопатиной. В наследстве у нее предположительно числится картина не кого-нибудь, а самого Симоне Мартини. Но судя по тому, какие папуасские танцы развиваются вокруг этого наследства, картина действительно существует. То есть ее даже видели.
– Кто? – невинно спросила Лола.
– Это… неважно. – По тому, как Маркиз сделал легкую запинку при ответе, Лола сразу же поняла, что в деле замешана женщина, да не какая-нибудь посторонняя, а близкая знакомая ее ветреного компаньона.
– Короче, бабуля узнает, что у нее в доме имеется такая ценность, – начал Леня, старательно отворачиваясь от своей проницательной подруги, потому что неоднократно имел случай убедиться, что Лолка не только умеет читать по глазам, но и запросто влезет ему в душу, – она решает обезопасить себя от воров и грабителей, вызывает нотариуса…
– Селиверстова Владимира Константиновича, нотариальная контора находится на Каменноостровском проспекте, – вставила Лола.
Маркиз удивленно блеснул глазами, но продолжил:
– Вызывает нотариуса и пишет завещание, по которому эту картину вместе с остальными отписывает своему племяннику Алеше Зайценогову – в миру писатель Волкоедов. А племяннице Верочке, которая часто ходит к старушке пить чай, – как раз чайный сервиз и вышивки собственного изготовления.
– Коварная старуха! – Лола покачала головой. – Но отчасти я ее понимаю.
– Она отдает самую ценную картину нотариусу Селиверстову, который прячет ее в банковский сейф.
– А дальше я знаю! – оживилась Лола. – Можно расскажу?
Маркиз милостиво кивнул.
– Верочка Зайценогова девица не промах, она подозревает, что шляется к старухе напрасно. Та обожает своего племянника Лешеньку, а ее, Веру, может спокойно оставить с носом. Поэтому она узнает каким-то образом имя нотариуса – возможно, старуха его и не скрывала, начинает кружить около конторы и однажды знакомится с секретаршей Леночкой, которая сама себя называет помощником нотариуса. Уж не знаю как, но Вере удается убедить Леночку заглянуть в старухино завещание. Это должностное преступление, но Вера обещает заплатить ей за сведения пятьсот долларов. Та девушка небалованная; это нотариусы получают кучу денег, а секретари – мало. Так что пятьсот баксов для Лены очень даже большая сумма.
– Откуда ты все это знаешь? – поразился Леня.
– Выследила их, но не отвлекайся! – отмахнулась Лола. – Итак, заглянув в завещание, Вера узнает, что тетка после смерти намерена ее кинуть на ржавый гвоздь, и очень по этому поводу расстраивается. И до того сильно, что ей приходит в голову преступная идея: каким-нибудь способом устранить с пути племянника Лешеньку, сиречь писателя Волкоедова. Тут ей очень кстати подворачивается наш знакомый псих Рома…
– Р-рома, Р-ромочка, кр-ролик! – заорал попугай из клетки.
– Вот именно, Перришон прав. Этот Рома бродит по студии, таскается к Животовскому, капает ему на мозги и так далее. Животовский от него уже бегает, тогда он переходит на других сотрудников. Все шарахаются от него как от чумы, и только Вера Зайценогова его слушает. Слушает и внушает ему, что личность нельзя подавлять, что никто не должен быть марионеткой, что справедливость должна торжествовать… Думаю, она действовала так из интереса, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Или, возможно, хотела насолить Животовскому, то есть чтобы Рома подпортил ему жизнь.
– Он и подпортил, – заметил Леня, – да так сильно, что уж и не исправишь…
– Верочка, я думаю, сама удивилась, как это у нее ловко получилось – манипулировать психом Ромой, и начала ему внушать, что Волкоедов украл у него роман. Прямо из головы. Рома только замыслил роман, а тот его уже украл и напечатал. Результат не замедлил сказаться – Волкоедова не стало, и Верочка становится единственной наследницей… Что и требовалось доказать.