А Земсков взял и подтвердил по 300 тысяч в 1937 и 1938 годах. Подтвердил ложь, состряпанную для Хрущева. И наши «сталинисты» этой ложью защищают Сталина. Как это назвать можно?
Когда страна узнала о «кровавом сталинизме» из доклада кукурузника на XX съезде, даже отмороженные диссиденты проговаривались, что они Сталина пламенно любили, потому что о масштабах репрессий не подозревали. Это каким образом страна не заметила боо тысяч убитых НКВД за два года? Это же потери очень серьезной войны — это как можно было советским людям не заметить?
Уже доступен для публики рассекреченный «протокол допроса Н.И. Ежова». В кавычках потому, что этот протокол даже на беглый взгляд можно определить как нелепо состряпанную фальшивку. Н.И. Ежов следователям рассказывает, что НКВД при его попустительстве репрессировал большое число кулаков и других антисоветских элементов. Вроде складно. Даже опустим, что в 1937 году про кулаков уже забыли, коллективизация давно завершилась и кулаки были ликвидированы, как класс. Они влились в народное хозяйство страны либо на стройках, либо в колхозах в местах переселения. Мой дед, Балаев Павел Карпович, в 1930 году демобилизовался из армии, вернулся в семью, к своим пяти братьям. Братья жили вместе, и хозяйство у них было кулацким. Пока дед служил, их не трогали, семьи красноармейцев раскулачивать было нельзя. Как только пришел из армии — раскулачили на второй день. Кстати, к радости Павла Карповича, ему единоличная каторга счастьем не казалась. Но Балаевых даже сослать никуда не успели, они сами собрались и разъехались во все концы страны строить новую жизнь, завербовались на стройки. Мой дед из Пензенской области уехал в Приморский край. Но ни Павел Карпович, ни один из его братьев в лапы «ежовских сатрапов» загадочным образом не попали, их не коснулись репрессии конца 30-х годов.
Ладно, это мой субъективный взгляд на историческую эпоху. Но в «протоколе допроса Н.И. Ежова» есть совсем поразительная вещь — бездействие прокуратуры, молча наблюдавшей и даже прикрывавшей незаконные действия сотрудников НКВД. Ежов объяснил эту ситуацию тем, что прокуроры его сотрудников боялись. Вот от этого уже хочется даже расплакаться. Надзирающий орган боялся органа поднадзорного! А.Я. Вышинский тоже Н.И. Ежова боялся?
«Патриоты-сталинисты», сверкая незамутненным глазом, сегодня утверждают, что Ежова и его подельников расстреляли за то, что они развязали массовые незаконные репрессии. Всё у них кажется вполне логичным, они убедили в этом огромное число людей. Одна закавыка только — как уцелели Генеральный прокурор Вышинский и масса прокуроров на местах, которые своим бездействием и пособничеством преступникам в НКВД допустили такую ситуацию?
Одно то, что расправа с Ежовым за незаконные массовые репрессии минула такой же расправы с прокурорами, все «массовые ежовские репрессии» превращает в наглую и нелепую ложь, в фейк, как выражаются на интернетовских форумах. Этот фейк понадобился для того, чтобы представить Сталина, Ворошилова, Молотова, Кагановича, Маленкова преступниками. Не более того.
ГЛАВА 9
«Слово предоставляется товарищу Брежневу — Председателю Президиума Верховного Совета СССР», — объявил Председательствующий. Первый маршал особенно внимательно разглядывал своего преемника на посту главы государства. Его давно интересовала эта фигура, невозможно было не заметить, что именно Брежнев с группой молодых членов ЦК, центром которой высветился Николай Патоличев, были ядром заговорщиков, совершивших в партии переворот. Никита — это фигура временная, козел отпущения на случай неудачи. На июньском Пленуме 1957 года и событиях ему предшествующих, Президиуме по Хрущеву, компания Патоличева, когда они прибежали на заседание, высветилась окончательно, самыми активными были.
«За 1956–1961 гг. в народное хозяйство нашей страны вложено больше средств, чем за все годы Советской власти до XX съезда КПСС…», — маршал едва удержался, чтобы не расхохотаться, когда услышал эти слова. Лёня Брежнев явно даже не читал, какую чушь ему вписали в доклад. Утруждать себя работой, даже корректировкой того, что ему готовили секретари, уж не говоря о том, чтобы самому свои выступления готовить, он не любил. Не для того, как говорится, власть брали, чтобы утруждать себя.
«… фракционеры, догматики и маловеры, порвавшие связь с народом, — Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров и примкнувший к ним Шепилов вступили в антипартийный сговор, направленный против ленинского курса, выработанного XX съездом КПСС. Отягощенные грузом прошлого и тех ошибок и преступлений, которые были совершены на этой почве и за которые они должны нести ответственность перед партией и народом, они не хотели смириться с восстановлением ленинских принципов и норм жизни и политики нашей партии. Как во внутренней, так и во внешней политике они были и остались ревизионистами, сектантами и безнадежными догматиками, цепляющимися за старые, изжившие себя формы и методы, отвергающими все новое, что зарождается жизнью и вытекает из интересов и развития советского общества».
«Лёня, ты бы хоть определился до конца: кто мы — догматики, или — ревизионисты? Всё в одну кучу свалил», — маршалу даже весело стало.
Пройдет совсем немного времени, когда будут подавлены силой выступления рабочих против политики КПСС, затормозившей развитие страны и окунувшей народ в уравниловку и перманентно убогую, серую жизнь, когда во время подавления выступлений возмущенного народа компания Брежнева почувствует, что уже полностью контролирует партию, армию, КГБ и МВД, ставшего ненужным Никиту Хрущева тихо отправят на пенсию. Настанут райские времена для партийной номенклатуры.
Быстро спивающийся Брежнев будет утруждать себя почти только чтением раз в 4 года на съездах партии подготовленных для него докладов, наполненных лживой статистикой успехов и достижений. Народ будет потешаться над его манерой произносить слова, едва ворочая челюстью после долгих дней запоя. Сначала для масс вбросят информацию, что Лёня потерял челюсть на войне и ему вставили вместо нее протез, потому так трудно ему говорить. Потом министр здравоохранения Чазов будет объяснять, что это из-за снотворного… Да, так сильно за страну он переживал ночами, что без «колес» даже спать не мог…
Я много «ласковых» слов уже написал в адрес советских историков, и, наверно, совершенно напрасно написал. Какие к черту историки в Советском Союзе могли быть, если лысый Никита на XX съезде прямо объявил о ликвидации исторической науки. Ничего двусмысленного в его указании исправить книги по истории и написать новые не было. После этого единственным историком в стране стал идеологический отдел ЦК КПСС.
Полководческая деятельность Климента Ефремовича Ворошилова в период до Великой Отечественной войны явилась объектом особо изощренной лжи со стороны идеологов ЦК КПСС. Умолчания о ней этим родителям перестроечных пропагандистов было мало. Они пошли даже на то, что блестящую победу Красной армии в Финской зимней войне 1940 года представили как компанию почти неудачную. Победу в ней — пирровой. Закономерно, что современная военно-историческая наука, действуя в направлении этой логики, уже прямо говорит о том, что Маннергейм нанес Советскому Союзу поражение.
Сегодня начинают раздаваться голоса трезвеющих исследователей тех событий, но многолетняя ложь насколько застит им глаза, что они не видят явного, и продолжают твердить о каком-то неудачном первом этапе в боях с финнами. Гипноз — штука серьезная.
После переворота 1953 года заговорщикам в ЦК, пока их власть еще окончательно не утвердилась, пока существовала оппозиция в лице соратников Сталина, крайне важна была поддержка военных. А маршалы и генералы требовали славы и почестей, да должностей, достойных этой славы. Иосиф Виссарионович из числа полководцев был исключен. Он глобус трубкой вертел всю войну. Но оставалась Ставка ВГК. Имена членов Ставки маршальско-генеральской славе мешали. Костяк же Ставки вместе со Сталиным составляли «царицынские товарищи» — К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный и С.К. Тимошенко. Их нужно было из числа командования исключить каким-то образом. Иначе не очень удобная ситуация для примкнувших к заговорщикам военным получалась: фронтами-то они командовали, но ими командовали тоже, над ними был высший военный орган страны. Выходила слава победителей фашизма половинчатой. Полной славы триумфаторов не вырисовывалось.
Никак без роли Ставки ВГК было не обойтись. Тогда придумали очень забавный трюк. Рядового члена Ставки Георгия Жукова произвели в единственные заместители Верховного Главнокомандующего. Насочиняли всякой беллетристики, в которой дядя Жора орал: «Я не первый заместитель Сталина! Я — единственный!». Одна фигура в Ставке появилась. Но этого было явно недостаточно. Самолюбие «маршала Победы» было удовлетворено. Только кто еще в Ставке был, когда Жора Берлин штурмовал? Он же фронтом в той операции командовал, а командующий фронтом подчинялся Ставке.
К счастью, у ЦК нашелся еще один маршал-холуй. Александр Михайлович Василевский. Следующий, после Бориса Михайловича Шапошникова, начальник Генштаба. Начальник Генштаба в состав Ставки входил. Как и начальник штаба полка входит в состав командования полка. Но советские военные историки сделали такое, что у любого курсанта военного училища, если он элементарно над этим задумается, будет болеть надорванный от смеха живот. Они из начальника штаба сотворили полководца! Шапошников и Василевский в этой должности стали не просто военачальниками, а полководцами! Операции разрабатывали, операциями руководили!
Военачальниками они, конечно, были. И были видными военачальниками. Но разница между полководцем и просто военачальником, между командующим фронтом, армией, дивизией и начальником соответствующего штаба… Такая же, как между директором завода и главным экономистом завода.
Но тут опять «маленькое неудобство» возникло. Тот же Иван Степанович Конев мог справедливо и возмутиться: