– Спрашивает, почему ты такой сухарь.
– Лучше будет, если он перестанет мной интересоваться. Ты же помнишь, чем все кончилось в прошлый раз?
Мурат до сих пор не знает, кто накалякал тот мерзкий рисунок, ведь в художественном кружке числилось достаточно потенциально недружественных личностей. Но он железобетонно уверен, что Пегов имеет к рисунку прямое отношение. Кому, как не ему, на руку гнусные сплетни? Только он так отчаянно трясется за свою репутацию образцового старосты. Чтобы защитить себя от своих же страхов, Кирилл не придумал ничего лучше, чем испортить чью-то жизнь.
Мурат все еще корит себя за недальновидность: с самого начала было ясно, что дружба между ними на слабую троечку. Пегов не скрывал своей брезгливости и в стенах школы никогда с Муратом не здоровался, боялся, что подумают другие. Принцу школы не к лицу общаться с чуркой, сыном потаскухи.
Голос Толика выводит его из неприятных воспоминаний:
– Про Славу ты опять забыл. Не все такие уроды, как Кирилл. Слава не делал тебе больно, он бережет тебя. Мне до сих пор кажется, что его появление в твоей жизни – это помощь свыше, не иначе.
– Я тогда думал, что он это все… из жалости делал, и поэтому злился на тебя, что ты привел его.
– Ну дура-а-ак. – Раздается мягкий добрый смех, и Мурат в ответ тоже улыбается.
– Если бы не Слава… Да, я рад, что он в свое время решил помочь мне, но спасибо сказать до сих пор трушу. Только ему не говори.
– Не скажу, как и всегда. Знаешь, чего я боюсь?
– Сашку, когда она узнает, с кем будет ночевать сегодня в комнате?
– Нет. То есть да, но я про другое. Вот представь, приезжаю я на следующий год сюда, а от тебя прежнего – одно имя осталось. Передо мной будет сломанный одиночеством человек, отвергающий любую помощь. Понимаешь, о чем я говорю?
– Я не… – Мурат слышит едва промелькнувший укор в голосе друга и тупит взгляд. – Я постараюсь почаще приходить к вам. Но приходить без причины… к этому сложно привыкнуть после всего, что было.
– Перестань отталкивать всех от себя. Да, люди – «хэ» на блюде, но и хороших полно. Хоть кому-то шанс дай. Чем крепче связь, тем сильнее отдача.
– А если опять ошибусь? Что тогда? – Этот вопрос к Смирновым, с которыми Мурат только-только начинает строить доверие с нуля, не относится. Становится страшно, вдруг Толик потребует конкретики, а Мурат категорически не хочет произносить имя внука Риммы Аркадьевны.
– Не зацикливайся на этом. К чему переживать, если ты еще не ошибся? Эти каникулы такие же короткие, как все прошлые. Помни об этом. – Верно. Моргнешь, и лето пролетит, а вместе с ним и мизерные шансы на перемены. Толик и Слава уедут на учебу, и жизнь снова превратится в бесконечный день сурка. – Зато в этом есть и положительная сторона. Пегов уедет этим летом.
А ведь точно, этот год у него последний. Мурат, настолько погруженный в свои заботы, совсем забыл о скором поступлении Кирилла.
– Не думаю, что Пыга останется здесь после выпуска.
Да, сомнительно. Совершенно точно эти двое покинут деревню вместе. Старые раны и ушибы будто снова ноют при одном лишь упоминании Пыги. Этот моральный урод редко разгуливает по улицам днем, так что слава богу, что с ним Мурат уже давно не пересекается.
Толя между тем продолжает:
– Его родоки, конечно, еще более конченные, чем он сам, но не настолько, чтобы лишать его образования. Он же не донимает тебя больше?
– Ко мне не лезут. Но если появится хотя бы намек, что кто-то кроме меня знает… мне будет одна дорога.
Если Мурат попадет под 119-ю статью, Милана и мама останутся одни и совершенно точно пропадут. В деревне, где и без того ходят слухи, что сестру мама нагуляла на стороне, их вконец заклюют. В полиции никто разбираться не будет: с нерусскими у них разговор короткий.
– Извини, что я когда-то вынудил тебя рассказать мне все как есть. Сейчас бы ты не переживал об этом. Но послушай, Пегов не станет так подставляться. Полиция начнет копать и под него тоже.
Это единственное, что успокаивает, и единственное, что препятствует Кириллу подать заявление в участок. Мурат сжимает пальцы на ногах и откидывается на спинку дивана, громко сглотнув. Славка и мама не в курсе его проблем с законом.
– Если я пойду на дно, – Мурат злобно усмехается, – то потяну тех двоих за собой. За себя я не боюсь, и в тебе я уверен. Кроме тебя и меня, никто ничего не знает и не узнает, если те сами не подставятся.
На крыльце кто-то устало бормочет, затем раздается тяжелый топот, и дверь отворяется, задребезжав стеклом. Толин отец сразу поднимается на второй этаж, на ходу снимая рабочую куртку, а Сашка заворачивает в туалет. Никто из них не обращает внимания на молчаливые фигуры в полутьме зала.
Когда спустя какое-то время Мурат возвращается в комнату, там пахнет бензином и смазкой. Источник запаха – одежда Саши, брошенная комом в корзину для грязного белья. Сама девчонка немало удивляется, обнаружив на соседней кровати не своего старшего брата, а его лучшего друга:
– Ты случайно дверью не ошибся?
– Случайно не ошибся. Не ссы, подглядывать не буду. Там и глядеть не на что.
Если бы сестра Толи привлекала его в том плане, в каком привлекает Славку, он бы ни за что не согласился ночевать с ней рядом. Ребята, с которыми она гоняет мяч, воспринимают ее как свою, то есть девушку в ней не видят. Если вдруг случится, что кто-то вздумает некрасиво клеиться к ней, она двинет так, что у нерадивого еще долго будет болеть между ног.
Сашка хохочет, сверкая брекетами во рту, и кидает в Мурата подушку через проем между стеной и шифоньером.
– Ну ты и су…
– Супа захотела? – Тот возвращает подушку прицельным ударом. – А за луком сходила?
Она взъерошивает свои короткие волосы и ложится на кровать, закинув ноги на стену. В ее руках бульварная книжка в розовой обложке. Мурат не упускает возможности добавить:
– Это что, женский роман? С каких пор тебя тянет на розовые сопли?
– С каких пор тебя это волнует? Вообще, это не роман, а научпоп. Видишь, розовое – не всегда женское. Раз пришел, не мешай.
– А синее – не всегда мужское, по твоей логике?
Саша поворачивает лицо в его сторону:
– Это не моя логика. Если у человека широкие взгляды, он не будет делить мир на розовое и синее. Это глупо и скучно. Ведь есть столько замечательных оттенков: красных, зеленых, оранжевых. Понимаешь, о чем я?
– Нет. Мы же говорили про мужское и женское. При чем тут другие цвета?
Должно быть, его лицо выражает сейчас абсолютную тупость, потому что Саша глядит на него с жалостью.
– Ты бревно, Мурат. Не хочу с тобой разговаривать.
– Хорошо-хорошо, ладно. Какой я цвет по вашей прогрессивной теории?
Она переворачивается на живот и сканирует его дотошным взглядом исследователя. Голос, которым Саша отвечает, полон непоколебимой уверенности:
– Фиолетовый.
Проходит несколько мгновений полный тишины, прежде чем до Мурата доходит, что к чему, и это его не на шутку злит.
– Хрень несешь.
Та пожимает плечами и возвращается к книге. Отвернувшись от света к стенке, он слышит ее обидчивое:
– Кто-то застрял в текстурах. Ой, то есть в прошлом. Рефлексия в помощь.
Утром Мурат просыпается с намерением доказать Толику и Сашке, что он не зациклен на своих проблемах. Нет приятнее чувства, чем знать, что ты прав, а остальные нет. С такими мыслями он отправляет емкое смс Цареву.
«Назови причину, почему я не должен жать тебе руку» – выглядит как что-то невозможное, но лучше решить все лично.
Мурат поднимает голову, готовый пробить товар очередного покупателя, и тут видит перед собой Пегова Кирилла. Тот стоит у кассы без единой покупки.
– Я бы хотел закупиться оптом, можно? – Весь его вид сочится самовлюбленностью и гордыней. Даже напускная вежливость в голосе ни к чему – слишком уж высоко задран подбородок.
– Смотря чем, – едко, сквозь зубы.
– Ящик лимонного «Гаража». Штук двадцать бутылок колы ноль девять. «Хаски» поллитровых столько же. Потом чипсы…
Мурата от неожиданности чуть не подводит бдительность: очень хочется спросить, знает ли отец Кирилла об этих покупках. Сомневаться в том, что алкоголь покупается втайне, не приходится: Пегов оплачивает наличкой, а не картой, с которой легко себя разоблачить, и добавляет, что все купленное позже заберут его друзья. Мамкин конспиратор.
– Слушай, я тут…
Мурат зыркает в его сторону весьма определенно.
– …Предложу тебе кое-что.
– Чего? Быстрее говори.
– Завтра у меня выпуск. Тебя ведь на своем не было, я знаю. Мне бы хотелось, чтобы ты… Ну, в общем…
Удивительно, но в его голосе чувствуется мольба. Весь показной лоск, которым Кирилл так любит кичиться, слезает с него, как облупившаяся эмаль. У Мурата на языке так и вертится: «А на хер сходить не хочешь?». Но для всего того, что совершил Пегов, любой матерщины будет мало. Конечно, Кирилл в курсе, что Мурат не присутствовал не только на своем выпуске, но и на вручении аттестата, ведь сам и приложил к этому руку.
– Я не приду. Это все?
– Приходи. Было бы неплохо, вернись все назад, а?
– В те дни, когда ты еще не угрожал мне? Я молчу про тебя не потому, что великодушный до усрачки.
Голубые глаза Кирилла превращаются в лед.
– Я сделал это вынужденно. Я не хочу доходить до крайностей.
Кто бы сомневался. Мурат уничижительно хохочет:
– Своему дружку ты тоже это говоришь? Хотя не отвечай. Мне плевать на вас. Проваливай.
– Я скоро уеду в Москву. Ты ничего не потеряешь, если завтра повеселишься. Смирнова и Банина тоже пригласили. – К кассе подходит покупатель с доверху полной корзиной, так что Кирилл разворачивается к выходу. И перед тем, как окончательно уйти, бросает напоследок: – Приходи, Котов, не ломайся.
Мурат все же не сдерживается и едва слышно цедит:
– Убейся к хуям.
Покупатель, опешив, выпучивает глаза.