Солнце причудливо играется среди узких длинных листьев, дрожит золотыми бликами на речной поверхности, греет щеки и шею. Денис считает, что все не так уж и плохо, раз его крыша еще на месте и никуда не едет. Слава и Толик заливисто смеются, хлопают по воде руками, ныряют глубоко и бесстрашно. Мурата не слышно, но Толик временами зовет его по имени. Денис тоже зовет – в своих мыслях. Однако вовремя одергивает себя: вдруг, не переставая думать о нем, он каким-то образом ему докучает?
Он признает, что тот еще дурак, и трусость в нем, словно константа, никуда не девается. Его вчерашнее признание – попытка хоть каким-то образом понравиться Мурату. А ведь был соблазн соврать, сказать, что был пьяным и ничего не запомнил. Теперь эмоции Мурата как на ладони; умным быть не надо, чтобы понять, что от этой ситуации из них двоих именно он испытывает большую неловкость. За все время они так и не поговорили толком, казалось, словно спираль их взаимоотношений крутится в обратную сторону.
Дрова тихо шипят и вкусно пахнут. За спиной шуршит трава от чьей-то поступи; слышится влажное шмыганье носом. Денис оборачивается через плечо: Мурат на ходу вытирает грудь полотенцем; вода стекает с его волос, а ноги до середины икр облепил песок. Он садится ближе к огню, разведя колени. От жара огня его глаза слезятся, а щеки густо краснеют. Денис незаметно улыбается в ладонь.
– Почему не идешь купаться? – Мурат шуршит упаковкой, пока ест чесночные гренки.
– Гитара важнее. Лажаю часто.
– Когда мы вот так сидим, – Мурат заметно мнется; в его голосе слышится скрытое смущение, – мне тоже не по себе. Сходи, поплавай. Я здесь посижу, не буду отсвечивать.
В широко распахнутых глазах Дениса читается громкое «Чего-о-о?». Спустя молчаливую паузу до него доходит, как это все, на самом деле, забавно выглядит, и смех невольно вырывается из его рта.
– Ну ты выдал. – Денис чувствует эйфорию, бешеную и приятную, как при их первой прогулке. – Это вообще-то мои слова.
– Кто успел, тот и съел.
Мурат ворошит веткой головешки и медленно обсыхает. Комары пьют его кровь под коленкой. Рука так и тянется прихлопнуть их, но Денис держит ее при себе.
– Это ведь я все начал, мне и расхлебывать. Просто забей.
Улыбка на лице Мурата тут же угасает, взгляд становится вопросительным, а рот приоткрывается, чтобы ответить что-то. Денис спешно опережает его:
– Я просто не хочу в воду. Не хочу потом, как ты, сидеть здесь мокрым слизняком.
Мурат делает громкое влажное «пф-ф-ф» в ладонь. Денис повторяет «мок-рый слиз-няк» по слогам, как дразнилку, и возвращается к гитаре.
Они сидят молча некоторое время. Мурат, наевшись гренок, теперь запекает картошку на углях. Идиллия длится ровно до момента, пока кто-то за спиной не начинает визжать, точно поросенок. Славка на речке хохочет, пока Толик отфыркивается сквозь смех. Мурат наблюдает за ними, держась за лоб, и неожиданно громко вторит им обоим. Когда Денис спрашивает, что произошло, он объясняет на руках, как именно Толик встал, чтобы подбросить Славу, и как именно Слава оттолкнулся, чуть не утопив Толика. Мурат жестикулирует ярко и говорит потешно. Он, может, и держит дистанцию, но Денис чувствует, что Мурат рядом с ним больше не сдерживается. Значит ли это, что он не против сближения? Наверное, больше да, чем нет.
За спиной ребята опять громко брызгаются и балуются. Мурат зычно и смешно кричит им какие-то нелепые междометия. Денис знает, что не всегда боялся воды. В далеком детстве он ездил с родителями в санаторий. Сидел на надувном круге, катался от одного края бассейна к другому, от отцовских рук, до маминых и обратно. Это потом уже настало первое лето в деревне, первый укус шершня в пятку, первые игрушечные войны с ребятишками. Дедушкина сторожевая собака однажды ощенилась четырьмя. Помнится, вся семья тогда отдыхала на берегу. Взрослые жарили мясо и на маленького Дениса не обращали внимания.
– Эх, душевно вышло, – Славка хвалит сам себя, закончив песню чисто. – Может, еще одну?
Толик пожимает плечами, и под славными пальцами возникает новая мелодия. Денис не уверен, слышал ли ее когда-то. Мурат прикрывает глаза, когда Толик начинает петь.
Атмосфера у ослабевшего огня веет тоской и апатией, немного сонливостью, немного романтикой. Пахнет жаром углей, печеной картошкой и влажными волосами: у Мурата голова еще не высохла, а завитки Славки от ветерка кудрявятся сильнее.
Ребята поют среди шелеста листвы, среди редкого комариного писка. Поют в ночи, еще неуверенно-светлой, только что начавшейся. Среди понимающих вздохов, тяжелых, безрадостных, потому что невеселая песня, не для всех. Но точно для них. Голос Толика обрывается грустно и нежно. Денис пьет сладкую газировку, раздумывая над тем, какую трогательную песню он может исполнить сам. Из трогающего – только разученная с ребятами песня про любовь, которую так часто крутят по излюбленному бабушкиному каналу. С ней он справляется вполне сносно, даже без посторонней помощи. Мурат наблюдает за ним, пока натягивает штаны, и Денису нравится думать, что Мурату по душе его пение.
– Мда-а-а. – Славка вырывает всех из пучины задумчивости. – Совсем народ стух. Может, есть у кого смешные истории из прошлого? Я могу начать первым. – Он в предвкушении поворачивается к Денису: – Ты можешь мне не верить, но мелким я мечтал стать пожарным…
Тот, смекнув, о чем пойдет речь, заговорщически переглядывается с Толиком.
– Я уже знаю, каким пакостником ты был в детстве. Мне уже все доложили.
Славка с недовольством бьет Толю по плечу и деланно восклицает:
– Ну, бес! Я ведь так красочно рассказать хотел. Всю малину мне испортил.
– Красочно рассказать? Поди приврать, как ты героически боролся с огнем наравне со взрослыми? Знаем – плавали.
– Тогда ты рассказывай, раз такой умный.
Как только Толик заикается о том, как однажды в школе пропустил районные соревнования, Мурат громко хохочет в кулак.
– История эта скорее печальная, чем смешная, – начинает Толик. – У меня с Сашкой только недавно отношения наладились. До универа так вообще, что ни день, то драка. Я уже не помню, из-за чего мы тогда разругались, но насолил я ей сильно. Помню, что все ее комиксы спрятал вместе с приставкой. Визг тогда стоял – мама не горюй! А вечером… Я, конечно, знал, что Сашка та еще мстительная козявка, но…
В итоге Толик весь следующий день провел на стульчаке. Ни о каких соревнованиях и речи не могло быть. Сестра подсыпала слабительное в его смузи из кураги, не пожадничала, аж два пакетика бахнула. Она, как никто, была в курсе, что брат каждый вечер пьет «эту кислую парашу» для очищения.
– Вот и очистился. Чуть в больницу не попал.
Денис припоминает, как Сашка теннисным мячиком почти попала ему в голову. Девчонка дикая, как волчонок.
– И ты ее отлупил? – Злого-то Толика трудно представить, а Толика, раздающий щелбаны в воспитательных целях, – абсолютно никак.
– Куда ему? – за него отвечает Славка. Тот в знак солидарности хлопает друга по спине. – Он потом еще три дня на площадку не выходил. Лишиться возможности разделить победу с командой – то еще разочарование. Вы же победили тогда, да?
Толик кисло кивает. В мыслях не к месту появляется имя, которое Кир как бы между делом произнес. Андрей Тугаринов, попросту Туган. Вроде из-за него Славка отказался от лидерства в команде. Но многим ли словам Кира теперь можно верить? Помнится, при первой встрече он говорил, что Мурат ужасный человек, каких еще поискать. А на деле что? На деле Мурат понимающий и Дениса, кажется, простил. Он интересный, пусть и молчаливый. Смех у него забавный. А еще взгляд приятный, до мурашек, если он не злой. Вот как сейчас.
Мурат смотрит на него пристально и выжидающе. Денис приподнимает бровь, мол, что? Мурат отзеркаливает и приподнимает тоже:
– Чего молчишь? Твоя очередь.
В сущности, рассказывать Денису нечего, кроме локальных шуток с Юрком, которые ребята не поймут. Он решает поднять то, что всплыло в памяти пару часов назад, когда Слава и Толик купались.
Когда маленький Денис впервые приехал в Ручейный, у него с самого начала не задались отношения с местной малышней, и обижали его часто. Подробностей очередной стычки у бабушкиного участка уже и не вспомнить, однако…
– Вроде много детей было, но ярко запомнил только двух: первый вечно в хвосте прятался, наверное на шухере стоял, а второй конкретно бесил! Обзывал меня через забор толстым бурундуком.
Он невольно петушится. Славка шлепает себя по коленке, смеясь. Денис, может, и был пухлым в том возрасте, но разве термин «толстый» применим к ребенку семи лет? Да и вообще к людям любого возраста? Денис считал, что нет, поэтому и кинул в обидчика влажной ботвой с огорода.
– Прямо трехочковым в лицо. Он даже закашлялся. Наверно, через щель во рту земли наелся. Ну, думаю, все: я тебе задницу надрал, гуляй, гадюка, до следующего раза. Так хер! Этот уродец беззубый ко мне через забор полез.
Свою территорию Денис готов был защищать всеми возможными способами, доступными семилетнему мальчику. Вот он и заорал, что есть мочи, что позовет бабушку. Шпана удрала махом – только пятки сверкали. Главный задира еще долго слезал с забора – высоты боялся. А под конец позорно соскользнул и покатился колбаской вниз, прямиком в кусты каменной крапивы. Денис напоследок коршуном зыркнул на поверженного врага и важно подумал, что нет, все-таки никого страшнее его бабушки в мире просто не существует.
– Соглашусь, – произносит Слава, глубоко проникшись историей. – Я даже деда своего так не боюсь, как Римму Аркадьевну.
– Теперь ты. – Денис, полный нетерпеливого любопытства, поворачивается лицом к Мурату. Его истории он ждет с особым интересом.
Тот хмурится, выглядит максимально задумчивым, словно решает какие-то суперглобальные проблемы в голове.
– Крыша, – подсказывает улыбчивый Толик.
Мурат в ответ весь сияет, вспомнив что-то очень приятное.