Клин клином — страница 53 из 58

– Ух ты, вот это суета, – начинает он так, будто видит Дениса впервые и сейчас неуклюже начинает знакомство. – Собираетесь куда-то? – Денис равнодушно отвечает, куда. Толик невесело улыбается: – М-да… скверно все вышло.

– Ой, да брось! – В голосе звучит некоторая едкость. – Я же все равно сую нос куда не надо, так какая разница?

– Это очень плохой настрой. – Толик разворачивается к нему всем телом. – Ни в коем случае не слушай ни меня, ни Славку. Ты ни в чем не виноват и никогда не был, идет? Здесь только я капитально опрофанился, потому что… Да, ты все верно сказал, я думал только о себе и о том, каким плохим другом я стану, если промолчу.

– Поздравляю, Толян, ты стал даже хуже, чем себе представлял.

– То, что я натворил… Мне действительно жаль. Ты правильно сделал, что не сдержался вчера. Прости, если сможешь.

Денис выдает язвительное «пф-ф-ф» и закатывает глаза. Может Толя и признал свою вину, но многое ли это поменяет?

– Слава с тобой не согласится. Я ведь бешу его. С самого начала бесил, скажешь нет?

– Не принимай его слова только на свой счет.

От этого ответа колет обидой еще ощутимее.

– Как тебя понимать? Ты забыл, что он сказал? Наша с Муратом «лав-стори» ему резьбу сорвала! Он же буквально выгнал меня.

– Все я помню, поэтому и говорю: дело не только в вас двоих. – Толя медленно выдыхает сквозь плотно сжатый рот, его пальцы громко хрустят. – Когда ты ушел, я подумал, что у меня получится все замять, но вышло только хуже. Мы крупно с ним поссорились, пожалуй впервые за все время нашей дружбы. Он сказал, что ему нужно о многом подумать, поэтому сегодня утром он уехал с дедом на озера. Полагаю, на три дня точно.

– Попутного ветра, значит. – Денис отрешенно глядит на сине-розовое небо. Его руки сами по себе теребят застежку рюкзака, то открывая, то закрывая кармашек. – Мне уже плевать. Я просто хочу спокойно уехать.

– Ни о чем не жалея?

Возникает неприятная пауза. Толик поймал его. Остается только признать, что ему на самом деле ни в коем разе не плевать и никогда не будет. Пальцы в очередной раз расстегивают кармашек рюкзака, но Денис не закрывает его обратно, запускает руку внутрь: где-то там, среди ключей и разной мелочевки, должны быть огрызок карандаша и завялившийся чек.

– Дай мне свой номер. – Он протягивает их Толику. – И адрес вашей общаги. Встретимся, может. Не знаю. На всякий случай. – Пока Смирнов старательно выводит буквы на коленке, Денис вспоминает, что у него есть одна вещь, которую неплохо бы вернуть. – И вот еще. Отдашь Славке, когда он вернется?

Толик берет в руку черную записную книжку. Денис хотел перед отъездом попросить об этом Катю. Как хорошо, что появился более подходящий для этого Толик.

– Откуда она у тебя? – Денис отвечает, что Слава дал позаниматься еще на первом уроке гитары, а потом о ней забыл. – Любопытно. Слушай, а может, оставишь у себя? Звучит странно, конечно, но это похоже на знак.

– Знак, что я стану гениальным автором песен? – Денис усмехается над своими словами – прозвучали они глупо.

– Знак, что Славке повнимательнее надо смотреть за своими вещами. – Толик по-приятельски хлопает по плечу и встает с лавочки. – А если серьезно. Не бросай гитару, Дэн. Ты хорош, действительно хорош. У тебя есть и голос, и талант. – И после паузы добавляет: – Мурат считает так же.

Денис моргает совершенно по-дурацки. Обиду на весь мир как ветром сдувает. Остается только что-то сладко-трепетное, расцветает на щеках красным.

– Он так тебе сказал?

Толик кивает. Мурат подобное озвучивал редко, в его характере – держать мысли при себе, поэтому похвала от него кажется Денису самой драгоценной и самой правдивой, кажется правдивее похвалы Толика – такой же не менее приятной и абсолютно не льстивой.

– Тебе, наверное, уже пора?

После этих слов Денис немедленно встает. За спиной Толика у закрытого багажника курит отец и в ожидании поглядывает в их сторону. Дым от сигареты сносит на бабушку, отчего та бухтит и откашливается. Мама устроилась на переднем сиденье и о чем-то говорит с Катей через опущенное стекло.

– Грустно, что мы прощаемся на такой недружественной ноте. – Толик протягивает руку. – Но ведь дружба… дело наживное, верно?

– Наживное. – Денис улыбается уголками губ и пожимает ладонь в ответ.

– Хорошей вам дороги.

Калитка со скрипом закрывается, и Толик исчезает среди узорчатых вечерних теней. Отец делает последнюю затяжку и громко зовет в машину.

* * *

Они останавливаются у АЗС, когда мама начинает суетиться: «А все ли мы взяли? Ничего не забыли?» Вывеска заправки светится резким неоном. Дверь хлопает, и отец уходит на кассу. Денис на короткую секунду представляет, что там, у стойки, рядом с огромным холодильником, отца рассчитывает Мурат что, если сейчас выйти из машины, можно попрощаться с ним еще раз.

Мама поворачивается с переднего сиденья:

– Тебе не холодно? Сегодня очень ветрено.

Он даже не смотрит на нее, только качает головой. Совсем не хочется говорить с ней. Неважно, насколько заботливо она себя ведет, что-то необратимо сломалось в их и без того шатких отношениях. Она то и дело бросает на него взгляды через зеркало и не прекращает попыток завести разговор.

– На днях в парке пересеклась с Людмилой. Узнала от нее, что Юрок – первый по успеваемости на своем потоке, представляешь? Упорный мальчик, я знала, что у него получится поступить в медицинский. Встретишься с ним завтра, он, наверное, так соскучился по тебе.

Денис на это бесцветно хмыкает. Когда он наконец с Юркой увидится, друг сильно расстроится, ведь подарок на день рождения, те белые конверсы, остались у бабушки, отстирать их до изначальной белизны не удалось.

Отец трогается с места. Исчезают огни заправки. Впереди петляет черная трасса. По бокам от нее бесконечные поля волнятся светлой охрой и сочной зеленью. Родители обсуждают какие-то рабочие вопросы, говорят о предстоящем осеннем отпуске, о бытовых делах, которые не требуют отлагательств. Непривычная городская круговерть.

«В деревне я сильно разнежился и многое позабыл».

Настроение у отца ни плохое, ни хорошее. Мама тоже выглядит по большей части нейтрально. Денис решает, что именно сейчас подходящий момент, чтобы признаться, что его документам и телефону каюк. Именно сейчас, когда у матери острая нужда искупить свою вину, а его самого недостаточно снедает стыд. Удивительно, но его никто не ругает: отец досадно бурчит, что с ним одни убытки, а мама ошарашенно спрашивает, как так получилось.

Денис не успевает озвучить свою легенду. Отец резко сбавляет скорость и с удивлением кивает на дорогу:

– Это что?

То, что сбивает всех с толка, оказывается мотоциклом, брошенным ближе к краю насыпи. Его владелец находится сразу же: темная невысокая фигура с массивным рюкзаком на спине идет далеко впереди. Машина быстро нагоняет ее, и отец спрашивает через опущенное стекло, нужна ли помощь.

Денис плохо видит, кто там стоит, и слышит тоже плохо: неизвестный говорит очень тихо. Впрочем, долго гадать не приходится. Некто обходит машину спереди, и Денис с ужасом узнает во владельце брошенного мотоцикла Лапыгина Илью.

Тот ошарашен не меньше, и его светлые, широко распахнутые глаза это не скрывают. Когда он усаживается на пассажирское сиденье, с его бритой головы и складок одежды сыпется дорожная пыль. Денис вжимается в свой угол, полный отвращения и непонимания.

– Как так угораздило-то? – Отец мягко поворачивает на развилке.

Пыга отвечает равнодушно и гнусаво, будто у него заложен нос:

– Мотор заглох.

Их новый попутчик всем своим видом дает понять, что предпочел бы ехать без лишних расспросов. Денис предпочел бы прямо на скорости вышвырнуть его вон.

– Не страшно бросать так? Скинул бы хоть в кусты, а то найдется кто-нибудь, утащат ведь. Не починят, так на запчасти разберут.

Пыга ограничивается отрешенным: «Нестрашно». Отец, уловив его настрой, больше ничего не спрашивает. Однако тут его место занимается мать. Она рассматривает угрюмого незнакомца цепким взглядом и интересуется с вежливым беспокойством:

– Все в порядке?

Денис только сейчас замечает, что Лапыгин держится одной рукой за ребра, пока другой прижимает к себе рюкзак. Чужие губы слегка кривятся от боли.

– Может вначале в больницу?

Тот качает головой и сипит:

– Нет, мне нужно на вокзал.

Никто его не переубеждает. Родители возвращаются к своей беседе, а Денис отворачивается к окну. Чудится, что либо машина едет уже не так быстро, либо время конкретно внутри салона замедлилось. Лапыгин тоже со всех сил притворяется, что Дениса рядом с ним не существует, и это бесит даже сильнее их отвратительного соседства. Пыга устраивается поудобнее, и из его рюкзака выпадает бумажка и скатывается куда-то в ноги.

Они буквально в локте друг от друга, а родители понятия не имеют, что помогли тому, кто не так давно от души побил их сына. Если бы представился волшебный случай и они остались в салоне одни, Денис немедленно высказал бы все, что думает, вывалил бы на Пыгу всю накопившуюся желчь. Да, это мало что поменяет, но хоть на чуть-чуть станет легче. Жестокая судьба столкнула их напоследок. Остается только злиться и думать, за какие грехи.

Спустя какое-то время отец достает из бардачка пачку сигарет. Лапыгин поворачивается к нему резко и голодно, будто гончая, учуявшая след. Упавшую бумажку он не замечает, увлеченный тем, как щелкает зажигалка.

– Не могли бы вы, – Денис не верит, слышит его вежливый тон; хотя, когда нужда берет за жабры, и не так запоешь, – угостить меня одной?

– А сколько тебе лет, парень? Восемнадцать хоть будет?

– Девятнадцать.

Отец отдает ему пачку сигарет и зажигалку без вопросов. Мама таращится на отца с немым возмущением. Тот только пожимает плечами:

– Что? Не четырнадцать, и ладно. – Затем вновь обращается к попутчику: – Только наружу дыми и на сиденья не стряхивай.