– По башке себе постучи! Бегаешь по дому, суетишься, готовишь этому старому дураку, он еще и зубы скалит! Внука моего жизни учит! Своей-то не нажил, да?
– А-а-а! Завелась, ядрена вошь! – Дед резко встает из-за стола. – Секатор, между прочим, в сарае, я вчера еще и починил! Но где ж ты увидишь?
Он, обиженный до глубины души, выходит вон. Бабушка кидает вдогонку не без злорадства, что он свинтус, потому что чай попил, а кружку не вымыл. Денис замирает с ложкой у самого рта в полнейшем замешательстве. Николай, заметив это, кивает ему:
– Ешь, чего сидишь? Не обращай внимания. Милые бранятся – только тешатся.
Позже Денис усаживается рядом с ним на лавочку во дворе.
– Ты шибко не пугайся. На нашей улице каждый знает, какие здесь скандальные живут старики.
Деревья, разросшиеся за столько лет, шелестят над их головами, а впереди, в уголке с ягодными кустами, раскачиваются яблоневые саженцы. Бабуля с дедом посадили их этой весной в подарок внучке. К ее четырем годам этот сорт обещает обильно плодоносить.
Николай продолжает:
– И ведь не упрекнешь. Чем еще на старости лет заниматься? Только друг друга любить и по пустякам собачиться.
Денис хмыкает. Он чувствует неловкость и мучительно не может решить, как будет правильнее обратиться к фактически незнакомцу и о чем с ним вообще говорить. Однако Николай, несмотря на их разницу в семь лет, общается достаточно непринужденно. Они болтают долго и о многом, пока солнце не скрывается, оставив за переплетениями веток лишь красный уголек уходящего дня.
Вдруг дядя посреди их увлеченного трепа начинает шарить по карманам.
– Думаю, чего меня так колотит. – Он вынимает губами сигарету из пачки и чиркает колесиком зажигалки. – Не курил с самого утра, представляешь? – Он уже собирается убрать все обратно, но тут замечает, как Денис на него смотрит. – Не, друг, угостить не могу, прости.
– Что, не дорос? – Смешок выходит против воли, но Денис не ощущает ни грамма веселья, лишь очередную волну печальной ностальгии.
Мурат тусклый и обрывистый сидел у заиленного берега, смотрел в глаза и говорил: «Угостить не могу». Сдержанно враждебно, даже высокомерно, с капелькой опаски в его больших черных глазах. Светлана Николаевна была права: Денису нравится вспоминать, нравится думать о том, что было бы, встреться они еще раз.
– Ты-то? – Николай рассматривает его с ног до головы с таким видом, будто услышал полнейшую чушь. – У нас здесь шпана дымит – будь здоров! Так бы угостил, говорю же, но голодный год у меня. Две осталось всего, до утра бы дожить.
Катюшка, рассказывает он, терпеть не может, когда он, покуривши, околачивается рядом с ребенком, да и бабушка тоже ворчит, вот и пилят его вдвоем. Добрались до заначки – все перепрятали, теперь в день по три штуки выдают. Тирания настоящая!
В этот момент Катя появляется в окне кухни и кричит, что Дениса зовут к телефону. Николай спешно прячет глазок сигареты за спинку лавочки и тихо бормочет что-то про солнце и лучик.
На другом конце телефонного провода ждет Слава. Он спрашивает, привез ли Денис гитару, и слегка расстраивается, услышав отрицание. «Эх, значит свою старенькую придется брать». Они планируют провести вечер у костерка, как в старые добрые, на том месте, у мостика. К тому же Толик замариновал мясо, так что ожидаются отпадные шашлыки.
– Как все-таки круто, что ты приехал, – добавляет он напоследок радостно и таинственно. – Давно мы всей компашкой не собирались, да?
Денис собирается, не мешкая. Он думает, что на природе будет легче друг друга понять, будет легче начать говорить о том, что их так долго мучает. Зреет предчувствие, что сегодняшним вечером они втроем, наконец, сбросят груз вины за прошлые ошибки и придут к чему-то хорошему.
Катя складывает ему в рюкзак горячих бутербродов и просит передать от нее привет ребятам. Денис выходит на улицу со странно бьющимся сердцем.
На центральной трассе ездят машины, так что, несмотря на позднее время, в Ручейном стоит ощутимый шум. За ограждениями стадиона еще носятся дети. Мелкие мальчишки торчат у автомата с напитками и шутливо препираются. Сам стадион заметно обновлен: беговые дорожки заасфальтированы, новой травой застелено футбольное поле и трибуны выглядят поновее.
Молодежи, кажется, стало больше, и это не ограничивается лишь стадионом. На улицах то тут, то там прогуливаются молодые люди так, словно Денис вернулся не в глушь, а в полноценный город.
Когда вдали появляются заросли дельфиниума и дом Мурата, нешуточное волнение сковывает грудь. У забора Котовых внезапно стоит чья-то машина, а в окнах дома почему-то горит свет. Во дворе слышатся женский смех и неразборчивая речь. Неужели новые жильцы?
У крыльца в медово-желтом свете лампы две девушки красят окна. Одна из них – черноволосая с большой соломенной шляпой за спиной – без проблем достает до верхнего наличника окна. Вторая же – с двумя светлыми шишечками на голове – орудует кисточкой на стремянке. Рядом с ними невысокая школьница с длинными косичками держит картонную коробку с садовым инвентарем. Наверное, все они сестры, подумает Денис, затем поднимает взгляд на окно чердака. Чья-то спина то и дело мелькает там.
– Добрый вечер! – Он машет девушкам через забор. Те поворачивают к нему миловидные удивленные лица. – Простите за беспокойство, вы же недавно заехали?
Та, что со шляпой, подходит ближе. Высокая, круглолицая, с милыми оттопыренными ушами, которые нисколько ее не портят, она какими-то чертами напоминает иностранку.
– Здравствуйте, – говорит, и что-то странное мелькает в ее произношении, оттенок некоего говора. – Да, в пятницу заехали, вот обживаемся понемногу. Это так заметно, да? А вы…
Денис принимает ее располагающий тон за зеленый свет и заходит во двор. Калитка все так же знакомо скрипит.
– Тогда с новосельем вас.
Вторая девушка спускается со стремянки. Ее маленькая сестренка жмется к ее боку и говорить стесняется. Он спешит объясниться:
– Я не был здесь давно, решил немного прогуляться по окрестностям, и понимаете, в вашем доме когда-то жил мой друг, – застенчивая пауза, – вот мне и стало интересно. – Затем он спохватывается, еще пуще смутившись: – Ой, извините, что не представился. Царев Денис!
– Вуйчик Даша.
– Вуйчик Настя. – Вторая девушка, с шишечками доброжелательно ему улыбается, затем что-то шепчет на ушко самой младшей. Та резво кивает и убегает домой. – А хотите чаю? Родители сейчас как раз накрывают на стол, и нам было бы очень приятно ваше общество.
Даша кивает, поддержав ее слова.
– Нет-нет-нет. – Денис, совсем не ожидав такого беспричинного радушия, в растерянности хлопает ресницами. – Простите, но меня ждут друзья. Как-нибудь в другой раз.
– Ох, ничего страшного. – Даша машет ему рукой, слегка расстроившись. – Приятного вам вечера.
Калитка вновь скрипит, открываясь. Длинные стебли дельфиниума мягко гладят по оголенному предплечью, словно тоже прощаясь.
– Do widzenia. – Настя провожает его любопытным взглядом. В тот момент где-то на подкорке сознания появляется навязчивая уверенность, что ее голос Денис уже где-то слышал.
Гравийная дорога, ведущая к старой автобусной остановке, немилосердно заросла полынью, а сама остановка заметно облезла и лишилась фонарного столба. Он хочет пробраться сквозь темно-зеленые, почти черные стебли полыни и усесться на лавочку, чтобы вновь погрузиться в волнующие воспоминания того, как приятно губы Мурата касались его, когда они обнимали друг друга на этом месте… но тут глядит под потолок и страшно пугается. Там раздулось большое осиное гнездо, и, если бы не приглушенное жужжание, Денис точно бы напоролся на неприятности.
Угор, по которому он и Мурат когда-то спускались к нежно-зеленому полю, зарос тоже, но тропа, ведущая к лесу, напротив – расширилась, превратилась в удобную дорогу.
У блекло-синего горизонта уже поблескивает тусклый венец из звезд. Ветер стоит ощутимый и теплый, так что мошка мучает не сильно. Денис глубоко вдыхает запах полевых цветов и на ходу потягивается, хрустя спиной. Наступающая ночь звучит его тихими шагами, его тихим дыханием, шелестом душистых трав, далеким-далеким шумом трассы… а еще чем-то прозрачным, едва скрипучим.
Он разворачивается, прислушавшись. В той стороне дороги двигается маленький пучок света. Кто-то едет на велосипеде. Тонкий и резкий луч фонарика касается рукава футболки. Некто крутит педали с заядлой частотой. Денис думает, что, кто бы это ни ехал, ему следует срочно смазать цепь. А еще он задумывается о том, что завтра обязательно вернется к дому Котовых и воспользуется предложением девушек попить чай. Наверное, внутри дома новоселы пока мало что поменяли.
Тут колеса шуршат у самой спины. От близкого света собственная тень двигается наискось. Прежде чем Денис поворачивается, звучит голос, от которого лицо замирает в неверии и спину осыпает горошинами мурашек.
– Хей, может, подвезти?
Мурат останавливается прямо перед ним, одной ногой упираясь в землю, а другой удерживая педаль. Волосы, взлохмаченные ветром, на макушке торчат как перышки. Его глаза – черная топь – смотрят безотрывно, и Денис смотрит в ответ, не замечая, с какой неожиданной силой собственная рука сжимает лямку рюкзака. Выглядящий скорее печальным, чем радостным, словно заранее готовится к неудаче, Мурат не похож на выцветшее воспоминание, обрывистую кальку прошлого. Но в то, что он, наконец, спустя столько лет стоит так близко, верится с трудом. Денис касается его плеча, и ладонь Мурата обхватывает его ладонь. Это не мираж, рожденный тоской, – он в самом деле догнал его на велосипеде, в самом деле предложил подвезти…
Даже в самых отчаянных фантазиях Денис не представлял, что они вновь встретятся именно так.
– Ты?
Мурат тянется к нему медленно, на пробу, затем обнимает, уткнувшись носом в изгиб шеи. Он выдыхает щекотно и горячо, его ссутуленные плечи дрожат. Есть в этом выдохе столько тяжести и облегчения, невысказанных слов и очевидных чувств, что умереть бы на месте. Руки Дениса невольно сминают его рубашку, тесно прижимают к себе в страхе потерять вновь.