Макнила учили, что меланома встречается не так уж часто, но синий невус — заболевание вообще крайне редкое. Математически было больше шансов, что это меланома. Но они занимались не математикой, а патологической анатомией в ее чистейшем виде.
Макнил мысленно перебрал в уме сравнительные гистологические признаки двух заболеваний. Они были удручающе сходными. В срезах видна рубцовая ткань и сильно пигментированные клетки. В обоих случаях структура клеток очень хорошо выражена. Кроме всего прочего, Макнила учили быть честным. Посмотрев все препараты, он признался:
— Я не знаю. — Потом добавил: — У нас есть подобные случаи? Может, стоит сравнить с ними?
— Поиски займут у нас год, — нахмурился Пирсон. — Я не помню, когда в последний раз видел голубой невус. — И мрачно добавил: — На днях мы получим серию стандартных образцов, и тогда в сомнительных случаях сможем сравнивать картину.
— Вы говорите об этом уже пять лет, — сухо заметил Баннистер.
Пирсон резко обернулся к нему, повернувшись на крутящемся стуле:
— Что ты здесь делаешь?
— Складываю папки в шкаф, — лаконично ответил старший техник-лаборант. — За секретаря, которого у нас нет и который по идее должен быть.
«Конечно, должен, и не один», — подумал Макнил. Отделение остро нуждалось во вспомогательном персонале, да и система хранения препаратов безнадежно устарела. Слова шефа о наборе стандартных образцов напомнили Макнилу о вопиющих недочетах администрирования. Почти во всех хороших клиниках были такие наборы. Иногда их называли наборами поврежденных тканей. Но как бы их ни называли, они очень помогают справляться с проблемами, подобными той, с которой они сейчас столкнулись.
Пирсон снова принялся изучать срезы. Он что-то бормотал, как это делает большинство патологоанатомов, мысленно отвергая одни признаки и находя подтверждение другим. Макнил слышал: «Эта слишком мала… нет кровоизлияния… отсутствует некроз тканей… не вижу, но подтверждения нет… да, это так… вот теперь довольно».
Пирсон оторвался от микроскопа, вытащил из-под объектива последний срез, положил его в планшет.
— Диагноз — синий невус.
Суд патологической анатомии состоялся. Женщина будет жить.
Пирсон перечислил признаки, основываясь на которых он вынес свое заключение, чтобы поучить Макнила. Потом указал на планшет:
— Тебе стоит получше просмотреть эти срезы. Такое увидишь нечасто.
Макнил нисколько не сомневался в том, что старик поставил правильный диагноз. Многолетний опыт сделал свое дело. Макнил уважал суждения Пирсона в патологической анатомии. «Но когда ты уйдешь, — подумал он, глядя на старика, — нам остро потребуется набор образцов».
Они исследовали еще два случая, которые оказались простыми и не вызвали никаких затруднений.
Пирсон вставил в микроскоп первый срез следующего случая. Он взглянул в окуляры, выпрямился и загремел на весь кабинет, обращаясь к Макнилу:
— Баннистера сюда!
— Я еще здесь, — безмятежно отозвался старший лаборант.
Пирсон развернулся к нему на стуле.
— Посмотри на это безобразие! — громко и грубо заорал он. — Сколько можно учить тебя правильно делать срезы? Что случилось с лаборантами в гистологии? Они что, глухие или просто непроходимо глупы?
Макнилу приходилось и раньше слышать такие вспышки ярости.
— В чем проблема? — спросил Баннистер.
— Я скажу тебе, в чем проблема. — Пирсон вытащил стекло из-под объектива и толкнул его по столу. — Как я могу поставить верный диагноз при таком паршивом срезе?
Старший лаборант взял со стола стекло и посмотрел его на свет.
— Срез слишком толстый, да?
— Конечно, он очень толстый. — Пирсон взял с подставки еще одно стекло. — Посмотри на этот срез. Если его положить на хлеб, то получится изрядный бутерброд.
Баннистер примиряюще улыбнулся:
— Я проверю микротом. Он уже давно барахлит. — Старший лаборант протянул руку к подставке со стеклами: — Это можно убрать?
— Нет, мне придется работать с ними. — Буря миновала, теперь старик просто ворчал. — Тебе надо лучше следить за гистологией.
Теперь уже Баннистер проявил строптивость. Идя к двери, он пробурчал:
— Я бы следил, но у меня много и других дел…
— Ладно, ладно. Эту песню я слышу уже не в первый раз! — крикнул ему вслед Пирсон.
Не успел Баннистер взяться за ручку двери, как раздался тихий стук и на пороге появился Чарльз Дорнбергер.
— Можно войти? — спросил он.
— Конечно. — Пирсон улыбнулся: — Может быть, тебе даже удастся что-нибудь узнать, Чарли.
Гинеколог вежливо кивнул Макнилу, потом непринужденно обратился к Пирсону:
— Мы договорились, что я приду к тебе сегодня. Ты забыл?
— Да, забыл. — Пирсон отодвинул в сторону подставку со стеклами и спросил резидента: — Сколько нам еще осталось?
— Восемь случаев.
— Мы закончим позднее.
Макнил собрал уже заполненные истории болезни.
Дорнбергер достал трубку и принялся не спеша ее набивать. Оглядев большую, тускло освещенную комнату, он вздрогнул.
— У тебя здесь очень сыро, Джо. Каждый раз, когда я сюда прихожу, опасаюсь простудиться.
Пирсон глухо рассмеялся:
— Мы каждый день распыляем здесь вирусы гриппа чтобы отпугивать незваных гостей. Выкладывай, зачем пришел?
Дорнбергер не стал терять время на предисловия.
— Я пришел к тебе как парламентер, который должен тактично с тобой поговорить. — Он вставил в рот мундштук трубки и убрал кисет в карман.
Пирсон поднял голову:
— Что случилось? Опять какие-то проблемы?
Их взгляды встретились.
— Трудно сказать, — тихо ответил Дорнбергер и сделал паузу. — Похоже, что скоро ты получишь помощника — второго патологоанатома.
Дорнбергер ожидал вспышки, но Пирсон был странно спокоен.
— Независимо от того, хочу я этого или нет, так? — задумчиво спросил он.
— Да, Джо. — Дорнбергер не стал юлить — в этом не было никакого смысла. Он обдумывал свое поведение в течение всех дней, прошедших после совещания в администрации.
— Думаю, что за этим стоит О’Доннелл. — Пирсон произнес это с горечью, но спокойно. Как всегда, старый патологоанатом был непредсказуем.
— Отчасти да, но не только он, — сказал Дорнбергер.
Реакция Пирсона снова удивила гинеколога.
— Как ты думаешь, что мне делать? — спросил он. Это был вопрос, заданный близкому другу.
Дорнбергер положил неприкуренную трубку в пепельницу, стоявшую на столе Пирсона. Он был рад, что Пирсон так воспринял дурную новость. Значит, он, Дорнбергер, сможет помочь ему принять новое положение дел, приспособиться к нему. Вслух он сказал:
— Думаю, выбор невелик, Джо. Ты отстаешь с представлениями заключений в хирургию, разве не так? И с другими вещами ты тоже опаздываешь.
На мгновение Дорнбергеру показалось, что он зашел слишком далеко, задев Пирсона за больное место. Он видел, как тот напрягся, и ожидал, что Джо взорвется. Но взрыва не произошло. Громче, чем обычно, но вполне рассудительно Пирсон ответил:
— Конечно, некоторые вещи нуждаются в улучшении. В этом я могу тебе признаться. И я не успеваю все сделать вовремя — мне не хватает времени.
Он принял это, подумал Дорнбергер, он понимает действительное положение вещей. И уже без внутреннего напряжения произнес:
— Но у тебя появится время — с приходом второго патологоанатома.
Сказав это, Дорнбергер достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, который дал ему администратор.
— Что это? — спросил Пирсон.
— Это резюме патологоанатома, которого нашел Гарри Томазелли. Он хотел бы работать в нашей клинике. Но пока еще ничего не решено.
Пирсон взял резюме.
— Да, они не теряли время даром.
— Наш администратор — человек дела, — бодро произнес Дорнбергер.
Пирсон пробежал глазами текст.
— «Доктор Дэвид Коулмен», — прочитал он, сделал паузу, а потом с нескрываемой горечью и растерянностью добавил: — Тридцати одного года…
Было двадцать минут первого, и в столовой клиники началось самое горячее время — выстроилась длинная очередь.
Миссис Строган, как и обычно в это время, внимательно следила за тем, чтобы ее подчиненные успевали приносить новые порции на раздачу и очередь не останавливалась. Сегодня на обед было мясо по-ирландски, баранья поджарка и жареный палтус. Главная диетсестра заметила, что баранина расходится плохо. Она решила попробовать ее, чтобы понять, в чем причина. Может быть, мясо не очень сочное и уходящие говорят об этом новым посетителям? В этот момент миссис Строган взглянула на стопку тарелок на раздаче, заметила пятно на верхней из них и сразу же убрала тарелку. Опять эта проблема с посудомоечной машиной! Надо обязательно поставить вопрос о замене машины.
Со стороны столов, предназначенных для врачей, доносился смех. В центре веселой компании был доктор Ральф Белл, рентгенолог.
Гил Бартлет подошел к столу с подносом, поставил его и протянул Беллу руку.
— Мои поздравления, Динь-Дон, я все слышал, — сказал он.
— Слышал что? — поинтересовался Льюис Тойнби, терапевт, подошедший вслед за Бартлетом. Но, посмотрев на сияющего Белла, воскликнул: — Не может быть! Опять?
— А почему бы и нет? — рассмеялся рентгенолог. — Теперь нас, Беллов, восемь.
— Восемь? Когда же это произошло?
— Сегодня утром. Еще один мальчишка в мою футбольную команду.
В разговор вмешался Билл Руфус:
— Не суди его строго, Льюис. Он делает что может. В конце концов, он женат всего восемь лет.
Льюис Тойнби протянул руку Беллу:
— Только не жми слишком сильно, чтобы не лишиться такой плодовитости.
— Это мне не грозит, — добродушно сказал Белл. Все это он слышал уже не один раз.
— Как себя чувствует твоя жена? — спросила Люси Грейнджер.
— Отлично, спасибо, — ответил Белл.
— Интересно, каково это — быть сексуальным маньяком? — с наигранной задумчивостью спросил сидевший за соседним столом главный терапевт Харви Чендлер.
— Я не с