Под мысли о Париже потянуло к французским плакатам, отличавшимся своей жизнерадостностью, обилием света и воздуха. Среди всей этой эфемерно-кружевной легкости резко выделялась черно-белая афиша фильма «Le voyage imaginaire». По аналогии с английским «imagine» нетрудно было перевести название как «Воображаемое путешествие». Афиша показалась Моршанцеву не просто мрачной, а какой-то зловещей — разорвавшаяся тьма (именно — разорвавшаяся) открывала перед героем какую-то странную дверь. Черный силуэт героя даже со спины выглядел ошеломленным и напуганным. Контраст завораживал, вынуждал остановиться, потому что за внешней простотой изображения таилось что-то, чего нельзя было разглядеть мимоходом.
— Дмитрий Константинович?
Моршанцев обернулся и в первый момент не узнал Ирину Николаевну. Без халата, в джинсах и ярком полосатом свитере, она выглядела лет на десять моложе. И еще узнаванию мешали очки — стильная, тонкая, почти невесомая оправа, переходящая в широкие, постепенно сужающиеся дужки.
— Здравствуйте, Дмитрий Константинович! — Ирина Николаевна явно наслаждалась произведенным эффектом. — Что, не ожидали меня здесь встретить? Представьте, что я хожу не только на «Медэкспо»![20]
— Здравствуйте, Ирина Николаевна, — Моршанцев постарался не слишком откровенно разглядывать свою начальницу. — Не узнал вас, разбогатеете…
— Вашими молитвами. Только пришли или уже заканчиваете?
— Только пришел.
— Я тоже. Можно превратить осмотр в совместный, — предложила Ирина Николаевна и добавила: — Я люблю обсуждать увиденное.
— Я в курсе, — улыбнулся Моршанцев.
— Откуда?
— Вы на каждой пятиминутке обсуждаете с нами увиденное, да и не только на пятиминутке.
— Чувство юмора — это хорошо, — одобрила Ирина Николаевна, но от улыбки воздержалась. — Я смотрю, вы выбрали самый «веселый» из постеров. Или любите немое кино?
— Просто заинтересовался.
— Мрачная картинка, — Ирина Николаевна склонила голову влево, затем вправо, как будто наклон головы мог изменить впечатление об афише. — Но что-то в ней есть. Духа времени нет ни на грамм, а что-то есть.
— Настроение? — предположил Моршанцев.
— Скорее мечта… Что вот так — раз — и можно вырваться, прорваться куда-то.
— Сбежать от реальности.
— Возможно и так. А вы здесь случайно или любите покопаться в прошлом?
— Отчасти — случайно, потому что изначально собирался встретиться с однокурсниками, но и прошлым интересуюсь немного.
— Встречи с однокурсниками — адский мрак, — сверкнула глазами Ирина Николаевна. — Такое впечатление, как будто склеиваешь из осколков вазу и понимаешь, что она никогда не склеится. Чему вы улыбаетесь? Разве это смешно? Это же грустно… наверное.
— Сравнение понравилось, — Моршанцев согнал с лица улыбку. — Очень точное.
— Точное? — недоверчиво сощурилась Ирина Николаевна. — Что же тогда ходите на встречи? Я вот однажды сходила — и бросила это дело.
— Я не совсем правильно выразился. Это не столько однокурсники, сколько приятели. Узкий круг — пять человек.
— А я-то поняла, что речь идет о «мэропрыятии»… Кстати, а как вам это? — Ирина Николаевна указала взглядом на молодую красотку демонического вида, искушавшую зрителей сигаретой, вставленной в мундштук умопомрачительной длины.
— Заманчиво, — ответил Моршанцев.
— Прочтите, что написано, — велела Ирина Николаевна и, не дожидаясь Моршанцева, прочла сама: — «Le mariage nuit gravement a la sante», что переводится как «Брак серьезно вредит здоровью».
— Так это реклама сигарет или агитация против брака?
— Непонятно.
Под плакатом были указаны только год и имя художника.
— Я бы повесила дома такой, — сказала Ирина Николаевна, — а вот этот, — она посмотрела на черно-белую афишу, — подарила бы нашим реаниматологам.
Моршанцев не понял — шутит она или говорит серьезно.
— А под ним написала бы, — взгляд Ирины Николаевны вернулся к демонической красавице, — «мне нравится, что можно быть смешной, распушенной — и не играть словами».[21] Любите Цветаеву?
— Нет, — честно признался Моршанцев.
— Вообще не любите поэзию?
— Разве что в качестве песен, вместе с музыкой.
— И кто же ваш любимый певец? Или нет, у вас, наверное, певица?
— Диапазон широк, — Моршанцев снова улыбнулся, — от Тома Уэйтса до Риты Кулидж.
— А из более современных?
— Есть такая питерская группа «Биллис Бэнд», знаете?
— Что-то припоминаю, но они, кажется, маргиналы? — На лице Ирины Николаевны мелькнула гримаса неодобрения.
— Я бы сказал — городские романтики, — мягко возразил Моршанцев. — А их лидер, между прочим, наш коллега, бывший патологоанатом.
— Это многое объясняет, — усмехнулась Ирина Николаевна. — Поэтому они и поют о смерти, гробах и кладбищах.
— Не только. Это вот тоже они: «Загадай желанье и закрой глаза, до рассвета. До утра осталось три часа и конфета. Где-то мчит по улицам она. Королева. Снежная. Нежная…»[22]
— Знакомо, — кивнула Ирина Николаевна. — Из серии: «Может, с толстыми ляжками, тайно придет „она“, и ты будешь читать свою дохлую томную лирику…»[23]
Моршанцев понял, что с поэзией пора завязывать, и предложил перейти в соседний зал. Попутно рассказал о том, как мучился Сергей Довлатов во время работы экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом, придумывая «связки» для логичных переходов из одного музейного зала в другой, и наконец придумал универсальную: «Друзья мои! Здесь, я вижу, тесновато. Пройдемте в следующий зал!»
— Сегодня бы эта связка не сработала, — пошутила Ирина Николаевна, намекая на малое количество посетителей.
В общении сама собой установилась неожиданная легкость. Они обращались к друг другу на «вы», но, словно сговорившись, избегали имен и отчеств, как не совсем уместных в разговоре двух молодых людей. Когда же у Моршанцева вдруг сорвалось с языка: «Ирина Николаевна», то в ответ он услышал:
— Мы с вами не на работе, поэтому предлагаю на время забыть об официозе и обходиться без отчеств.
На словах «на время» было сделано ударение.
— Хорошо, Ирина Ни… — Моршанцев оборвал себя на полуслове, — так действительно проще. На время.
Уже через пять минут он из Дмитрия превратился в Диму, но заведующую неукоснительно называл Ириной, не скатываясь до фамильярного «Ира». Опять же, Дмитрий — немного тяжелое для произношения имя, два блока сдвоенных согласных, поэтому Дима — это не столько фамильярно, сколько удобно.
К концу осмотра Моршанцев освоился настолько, что пригласил начальницу продолжить обсуждение выставки в каком-нибудь заведении.
— Уточните, Дима, какое заведение вы имеете в виду? — потребовала Ирина Николаевна. — Заведения бывают разные, некоторые даже с номерами.
Моршанцев покраснел от смущения (все-таки манера общаться у начальницы всегда оставалась шокирующей), от смущения же стал многословным и начал путано, с запинками, объяснять, что имел в виду сугубо «едательные» заведения, и ничего более…
— Перекусить где-нибудь поблизости я не прочь, — ответила Ирина Николаевна и сразу же уточнила: — Только каждый платит за себя и чтобы была нормальная еда, а не суши с роллами.
— Не любите японскую кухню?
— Терпеть ненавижу. Хотя понимаю, почему эта мода на суши так старательно насаждается рестораторами.
— Почему? — полюбопытствовал Моршанцев.
— А вы попробуйте дорого продать порцию риса с куском селедки. Вряд ли получится. Но если взять и навертеть понтовых колобков, да подать их на дощечке с горсточкой имбиря… Вот маринованный имбирь я люблю, вкусная штука. А васаби — пакость и мерзость.
— Я, собственно, тоже не любитель азиатской кухни, — честно признался Моршанцев. — Суши предпочитаю пиццу или чебуреки.
— Я тоже люблю пиццу, а чебуреки как-то не очень…
В пиццерии, на которую они наткнулись случайно и быстро, Моршанцев замешкался с выбором напитков.
— Я буду вино, — сказала Ирина Николаевна. — Раз уж выбралась в центр своим ходом, то надо получить от этого максимум удовольствия.
— Красное? — уточнил Моршанцев.
— Кьянти, вернее, то, что здесь так называют. Хотя бы в названиях должна быть гармония.
Себе Моршанцев заказал пиво. Официант настойчиво советовал попробовать нефильтрованное бочковое из собственной пивоварни, но опытный Моршанцев предпочитал знакомые марки не поймешь чему.
— Пицца и пиво совершенно не сочетаются друг с другом, — прокомментировала Ирина Николаевна.
— Могу поспорить. Пиво превосходно сочетается с колбасами, анчоусами, ветчиной, то есть со многими компонентами пиццы, а следовательно…
— Убедили, сочетается, но с вином все равно вкуснее. Пиво больше подходит к тяжелым, жирным блюдам, всем этим баварским «швайнехаксе»[24] и «швайнбратенам».[25] Хотя вот сало хорошо только под горилку, с пивом оно не идет…
— Все зависит от стереотипов.
— Да, вы правы, — согласилась Ирина Николаевна. — Стереотипы — основа мироздания. Взять, к примеру, наш институт… Извините, я нечаянно. В выходные нельзя разговаривать о работе, тем более с теми, с кем вместе работаешь. Да еще за едой.
— Я не против, — ответил Моршанцев.
— Ценю вашу деликатность, но я точно против. Лучше расскажите мне, как вы любите отдыхать?
— По-разному, — пожал плечами Моршанцев. — Главное — делать что хочется. Хочется валяться перед телевизором — надо валяться перед телевизором, хочется рвануть на лыжах по Лосиному острову — надо рвануть. Летом люблю уезжать куда-нибудь далеко на велосипеде. Без определенной цели, куда глаза глядят…
— Почему так? — удивилась Ирина Николаевна. — Разве не лучше составить маршрут заранее? Чтобы избежать неопределенности…