— Нет, — ответил Кислов. — Учту.
— Во-во, учти…
Утром перед прибытием в Москву Загрицын с усмешкой посматривал на страдающего от тяжелого похмелья рабочего, который был хмур и молчалив. Посматривал, как бы обещая: вот приедем, и я тебя, козявку, сдам первому же попавшемуся милиционеру. Но работяга, не будь дурак, выскочил со своим набитым рюкзаком первый и как дунет к переходу, только его и видели…
По традиции они остановились в забронированном номере гостиницы «Пекин», откуда после легкого завтрака направились на Лубянку, где в кабинете Сапрыкина их уже ждал полковник Титов из уголовного розыска. Не медля ни секунды, Титов провел приезжих через заднее крыльцо к белой Волге, которая, поколесив по городу, привезла их к невзрачному унылому двухэтажному зданию, огороженному со всех сторон высоким бетонным забором.
Здесь в подвале под ярким светом люминесцентных ламп на жестяном столе возлежало страшноватое, пахнущее землей и гарью, коричневое с прозеленью длинное тело.
Сгоревший Новиков выглядел бы именно так, и Кислов сказал без колебаний:
— Это Новиков.
— Вы, — повернулся к Загрицыну Титов.
Тот подошел к столу, нагнулся над трупом, внимательно осмотрел зубы, вгляделся в жуткое лицо, вернее в то, что от него осталось, и с сомнением произнес:
— Пожалуй, я соглашусь с коллегой. Чисто внешне — он, но если есть сомнения, то можно ведь провести и сравнительный анализ.
— Вы имеете в виду родительские клетки? — уточнил Титов.
— Конечно.
— Это можно сделать? — спросил Титов, повернувшись к присутствующему при этом медику.
Тот кивнул.
— Я распоряжусь немедленно, — сказал Загрицын. — Образцы тканей будут у вас завтра-послезавтра.
Глава 10. Не побрезгуй
Включив фонарь, Новиков затрусил по узкому переходу, именно затрусил, чуть быстрее обычного шага, бежать мешали камни на неровном полу, да стальные прутья, хаотично торчащие то сверху, то из стен.
— Здесь, — приглушенно сказали сзади.
Вновь выстрел из базуки, реактивный снаряд прошил несколько метров, обо что-то задел и взорвался, превратившись в тесном бетонном проеме в поток огня и металла. Новиков заспешил прочь, понимая, что от осколков никуда не деться, споткнулся и полетел куда-то вниз, в кромешную тьму. Выпущенный из рук фонарик, кувыркаясь, летел рядом. Вот в его хаотичном дергающемся свете что-то блеснуло внизу, и в следующую секунду Новиков, подогнув к животу ноги, врезался в теплую, отдающую химией воду. Вода погасила удар, но всё равно он саданулся боком о близкое скользкое дно.
Вынырнул, отплевываясь и ничего перед собой не видя, встал на ноги, поискал, вертя головой, фонарь, углядел неподалеку на дне сла-абенькое пятно света. Вот он, родимый.
С фонариком в руке по горло в воде он побрел прочь от спасительного обрыва, на краю которого уже переговаривались преследователи. Голоса были приглушены расстоянием, но Новиков разобрал, что кто-то, очевидно Носков, предлагает спуститься вниз по веревочной лестнице, а кто-то, вероятно оружейник, настаивает на том, чтобы закидать яму гранатами.
Вероятно, никто из них эту подземную клоаку не исследовал, иначе бы они знали, что вовсе это не яма, а на половину заполненный водой тоннель, уходящий неизвестно куда. Короче, когда начали взрываться гранаты, Новиков был уже далеко.
Несчастный фонарик начал вдруг гаснуть, слепнуть, но, бывают же такие чудеса, когда он окончательно увял, Новиков разглядел впереди колеблющиеся проблески света, как будто там горел костер.
Так оно и было, в выемке на пологом «берегу» горел костер, а вокруг него сидели три плоховато одетых небритых мужичка, которые резались в карты и пили водку, заедая сырокопченой колбасой и кружочками ананаса из семисотграммовой банки. «Берег» за их широкими спинами плавно переходил в чернеющий проём, откуда они и притопали на свой пикник.
— Здорово, приятель, — увидев беззвучно подобравшегося к ним Новикова, сказал один из мужичков, нисколько при этом не удивившись. — Вода теплая?
— Приятная, — ответил Новиков, которого от этой теплой воды уже начал пробирать озноб.
— И мне, что ли, скупнуться? — сказал другой мужичок, па третий рассудительно предложил:
— Чего там, в болоте, гузку-то мочить? Присоединяйся, четвертым будешь. Водяры, может, и маловато, а жратвы навалом.
На «берегу», когда Новиков начал обсыхать у костра, все болячки разом заявили о себе. Заныли простреленное плечо и ушибленный бок, засаднило исцарапанные икры, даже ножевая рана в ляжке, нанесенная грабителем Тойоты, и та начала постреливать, хотя о ней Новиков напрочь забыл. Она как-то очень быстро зарубцевалась, и уже на следующее утро после безмятежной ночи, проведенной на королевской постели Штольца, совсем не беспокоила. Но главное, пожалуй, — вдруг жутко разболелась голова, особенно в затылке, как тогда, в квартире певца, когда рядом лежали убиенные Логус и Шагалин.
— Да ты, брат, совсем плох, — заметил первый мужичок и снял с себя засаленный пиджачок, чтобы застелить припорошенный песком бетонный пол.
К нему присоединились двое других, без сожаления снимая с себя обноски, которые худо-бедно, но грели, ибо под землей было сыровато.
— Спасибо, ребята, я чуть-чуть покемарю, — благодарно сказал Новиков, устраиваясь на этом жестком ложе и тут же засыпая.
Проснулся он через полчаса. Одежда уже высохла, болячки поутихли, сил заметно прибавилось.
Мужички всё так же сидели рядом. Чувствовалось, что они аккуратно, со знанием дела шарили у него, спящего, по карманам, но ничего не нашли.
— Тебя что — свои же того? — спросил первый, самый словоохотливый мужичок.
— В смысле? — уточнил Новиков.
— Ну, судя по форме, ты из спецназа? — предположил мужичок. — Свои же в канализацию-то скинули или кто еще?
— Какая ж это канализация? — усмехнулся Новиков, умиляясь деликатностью этих подземных, похожих на гномов, жителей. — Ни какашек, ни вони.
— Это верно, — согласился мужичок. — Просто мы её так зовём. Не каналом же называть венецианским.
— Никакой я теперь не спецназовец, а самый натуральный бомж, — вздохнув, ответил Новиков. — Да еще в розыске.
— Не побрезгуй, — сказал словоохотливый, протягивая руку. — Давай знакомиться, что ли?
Звали его Никитой, был он когда-то старшиной в одной подмосковной части, да стырил, понимаешь, канистру спирта, после чего, убоявшись суда, дал дёру, вот с тех пор так и числится в бегах. Это уже, почитай, двадцать лет с гаком.
Второй мужичок, Лёва, будучи студентом МГУ, натурально спятил от умственного перенапряжения и набил ректору морду, потом, войдя в раж, поколотил в туалете проректора и декана, обоих сразу, воспользовавшись тем, что они стояли лицом к писсуарам, а к нему, Лёве, спиной. На улице дал в рыло прохожему мусору, и пошло-поехало. Это сейчас он усох, а тогда он здоровый был, Лёва-то, к тому же бегал хорошо. Так бы и дрался до посинения, но, слава Богу, попался хороший человек, который так ему, Лёве, вмазал, что тот брык с катушек и затих. Человек этот, оказавшийся ворюгой с большой дороги, пожалел опупевшего студента, пригрел на чужой хате, начал обучать доходному ремеслу, но Лёва был настолько не в себе, что ничего не воспринимал, о чем теперь, по прошествии многих лет, сильно жалеет, потому как был это не просто ворюга, каких много, а сам Викентий Прохоров по кличке Лось.
Третьего мужичка звали Славой, он всё больше улыбался и помалкивал, так что его прошлое осталось неизвестным.
Это поначалу Новикову показалось, что мужички эти, как и все бомжи, на одну харю — нет, разница была. У Славы вообще не было зубов, и он терзал твердую колбасу деснами, причем весьма успешно, у Никиты не хватало двух передних, а у Левы зубы были все, правда потемневшие, с выщерблинами, но все. Характер у каждого свой, привычки свои, к примеру, Славка любил плеваться, а Лёва ворчал при этом, то есть показывал свою образованность. Никита был дипломат, умел всех мирить, даже в дупель пьяных. Ну и так далее. И всё равно это были малопочтенные, спившиеся, с коричневыми морщинистыми рожами, без возраста люди дна.
Единственное, на что они раскошелились — это на водку, так как от самогона мухи дохнут, колбасу же и ананасы раздобыли в помойном баке за «Рамстором» (адрес во избежание нездорового ажиотажа называть не будем), о чём им вовремя сообщил специальный уведомитель. Продукты, естественно, были просрочены и оказались в помойке, так как в супермаркете ожидалась комиссия санэпиднадзора. Ананасы в банках, что им будет? Открыл да лопай, а вот колбасу, дорогущий приплюснутый сервилат, который покрылся плесенью, знающие жизнь мужички протерли растительным маслом, и она сделалась как новая. Так, между прочим, поступают и на рынках.
От водки Новиков отказался, колбаски же, чтобы не обижать радушных хозяев, отведал.
Пока что предсказания астролога Редутова сбылись лишь в одном — Андрей упал на дно. Если это начало и сверху скоро посыплется золотой дождь, то это еще ничего, но вдруг всё дном и закончится? Не хотелось бы.
— Чем на жизнь-то промышляете, дружбаны? — спросил Новиков.
— Когда помойка помогает, когда кто из старушек денежку даст, а то и профи подкинут, мы же как бы в одной связке, — ответил Никита.
— А пузатые не раскошеливаются на милостыню?
— Попрошайничать нам не велят, для этого есть профи, — сказал Никита, — а что касаемо пузатых, так эти могут бесплатно ботинком по харе, другого от них не дождешься.
— Вот ты говоришь — вы в одной связке, — произнес Новиков. — А кто хозяева?
— Да есть, — неопределенно ответил Никита.
— Это они не велят?
— А кто же еще.
— Как бы с ними связаться? — сказал Новиков.
— Э, брат, — щербато улыбнулся Никита. — Ты сначала себя покажи, в учениках походи, а там тебя сами найдут.
— Не шепнешь, где надо, что есть, мол, такой человечек, который всё может, но вынужден скрываться от мусоров и от братков? — попросил Новиков.