Радушно, не скупясь, покормив, начал показывать свои двухуровневые апартаменты, но увидел, что гости разомлели, ничуть не обидевшись, повел в спальню и через два часа разбудил, поскольку нужно было отправлять их в аэропорт.
Ну вот, всё как в тумане, по крайней мере именно такое ощущение от этого отрезка времени осталось у Кислова. Приятно было положиться на добрую волю открытого, как дитя, великодушного обладателя несравненного голоса, поющего аж в семи октавах, но труба звала, и Игорь, мчась в том же минивэне всё дальше и дальше от дома Пенкина, понемногу стряхивал с себя радужную паутину, возвращаясь в прежнее состояние сосредоточенности и внимания к мелочам.
Пенкин, у которого вечером было выступление, не поехал, и правильно сделал. Хорошего помаленьку…
Германия встретила русских туристов, а именно в таком качестве путешествовали Фадеев и Кислов, меленьким дождем, который в отличие от вчерашнего, пензенского, был теплым и каким-то уютным.
В аэропорту их ожидал русскоговорящий немец с лицом рязанского Степы, который, погрузив в багажник сверкающего Фольксвагена фадеевский чемодан, сел за руль и повез гостей по мокрому блестящему шоссе в Мюнхен. В городе, нарядном, как игрушка, и одновременно чопорном, ощетинившимся островерхими кирхами, Фольксваген не остановился даже у Музея Пива, а, проехав насквозь, помчался зелеными всхломлениями по трассе, плавно огибающей поля и темные лесные массивы. Вдруг серое небо разорвалось, и в просвет щедро брызнуло уже заходящее солнце, облив холмы золотом и медью.
Глава 22. Замок
Километрах в десяти от окраины Мюнхена Фольксваген свернул под кирпич с предупреждающей надписью на узкий проселок, проехал сотню метров и перед густым лесом остановился, поскольку дорога была перегорожена шлагбаумом. Из застекленной будки вышел военный в плаще и фуражке, пролаял: «Пропуск».
«Степа» молча подал ему пропуск и какую-то бумагу с внушительной печатью.
Военный принялся изучать документы, а Фадеев подтолкнул Кислова локтем и показал подбородком — посмотри, мол, направо, но Игорь уже и сам увидел. Справа, метрах в двадцати от дороги, под видом холмика имел место замаскированный дот, а далее за ним под маскировочной сетью угадывался БТР. Всё вроде бы и скрыто, но кому надо — тот увидит.
Военный перехватил его взгляд и усмехнулся. Вернув документы, козырнул, махнул рукой кому-то в будке, и шлагбаум плавно поплыл вверх.
Машина въехала в лес, в салоне стемнело.
— Серьезные ребята, — заметил Фадеев, подмигнув Кислову, который никак не мог понять, куда их везут, но делал вид, что всё в порядке.
— Будто не знаете, Василий Гордеевич, — сказал «Степа».
Фадеев хохотнул.
Вот черные стволы впереди перечеркнула серая полоса бетонного ограждения, и вскоре они подъехали к массивным, выкрашенным в зеленый цвет стальным воротам. Телекамера наверху, поерзав туда-сюда, изучила Фольксваген, потом в калитку вышел офицер, и процедура проверки документов повторилась.
На этот раз пришлось выйти из машины и предъявить загранпаспорта, что Фадееву откровенно не понравилось. Привык, орелик, что его везде встречают по одежке. Оттопырив тугой зад, офицер залез в салон, всё обнюхал, даже заглянул под сиденья, открыл бардачок, посветил фонариком, после чего велел открыть багажник и капот. «Степа» сказал резко, что поставит в известность господина Кирхгоффа, офицер ответил коротко: «Нам приказано».
Знающий немецкий язык Кислов ничем не показал, что понял, о чем речь.
«Степа» открыл багажник, потом капот, а Фадеев между тем спросил:
— Ну, и о чем они гутарят?
Кислов пожал плечами.
— Ты же в школе изучал немецкий.
— Я и английский изучал, — ответил Кислов. — А что толку?
— Да, учителя у нас аховые, — согласился Фадеев. И, развеселившись, добавил: — А ученики вообще пни.
Кислов согласно кивнул. Всегда полезно прикинуться шлангом — спросу меньше.
Но вот ворота окрылись, и Фольксваген помчался в глубину леса. Несколько поворотов, и лес начал редеть, уступая место зеленым лужайкам и причудливо подстриженным кустам, а справа начал выплывать невысокий, каких-то три этажа, широко раскинувшийся замок с башенками, фигурами на крыше и посверкивающим золотом гербом над двустворчатыми воротами.
Автомобиль вывернул на центральную аллею, миновал брызжущий радужными струями фонтан и остановился напротив ворот.
Сунув водителю разноцветную денежку, Фадеев вышел из машины и направился в замок, Кислов последовал за ним со своим кейсом, слыша, как «Степа» достает из багажника фадеевский чемодан и, пыхтя, крячит его следом.
Надо сказать, что вблизи замок оказался гораздо более внушительным, чем издалека, а внутри так он вообще был огромным. Мраморный, залитый ярким светом холл был не ниже пяти метров, а площадью был с какой-нибудь танцзал. Наверняка здесь до сих пор лихо отплясывали нагрузившиеся шнапсом и баварским пивом славные наследники тевтона, а потом отдыхали на велюровых банкетках, стоявших вдоль зеркальных стен.
Что и говорить, нехудо жили нынешние хозяева замка, всё здесь сверкало, всё было вылизано до блеска, даже плитки, устилающие пол, были особыми — на каждой изображен тот же герб, что над воротами, правда более блеклый, потускневший, но ведь изображен, и потускнел он вовсе не от множества подошв, цвет что с краю, у стен, что в центре зала, где основной пляс, один и тот же.
Попирая гербы своими давами, Фадеев прошел к лестнице на второй этаж, покрытой алой дорожкой, и занес было ногу над ступенькой, но тут из боковой двери вышел длинный, седой, сухопарый человек в ковбойке и джинсах и воскликнул:
— Васья, я ошен р-р-рад.
Далее, идя навстречу устремившемуся к нему Фадееву, он бегло залопотал по-немецки и всё лопотал, пока они не состыковались на полпути и троекратно не облобызались. Игорь из этого лопотания не понял ни слова, и это его насторожило. Язык был внешне похож на немецкий, такой же гортанный, грубый, лающий, но немецким не был. Фадеев же, судя по всему, прекрасно его понимал.
Ввалился «Степа» с чемоданом, выждал, пока хозяин, он же герр Кирхгофф, его заметит, и доложил, что офицер на въезде оскорбил досмотром. «Я разберусь», — ответил Кирхгофф и кивнул, отпуская.
Фадеев подозвал Кислова, представил длинному хозяину, которому Игорь едва доставал до плеча.
— А я думал, все русские офицеры — гренадеры, — сказал Кирхгофф, пожимая Кислову руку.
Игорь посмотрел на Фадеева — переводите, мол.
— Ты ему понравился, — объяснил Фадеева, после чего сказал Кирхгоффу:
— Он не понимает.
— Ой ли? — не поверил Кирхгофф. — Чекисты — очень хитрый народ, смею вас уверить. Так что поаккуратнее.
При этом он внимательно смотрел на Кислова, но у того и мускул не дрогнул, только глазами луп-луп, как наивный дурачок.
— Контр-р-разведка, — одобрительно сказал Кирхгофф и потрепал Игоря по плечу. Дескать — молодец, придуряйся и дальше.
Русских гостей разместили на втором этаже, в отдельных комнатах, по соседству. Удобства были в пяти шагах, там же имелись душ и рукомойник. В одной из пристроек имелся бассейн, куда перед ужином Фадеев затащил Кислова. Он, Фадеев, был здесь уже не в первый раз. Бассейн порадовал морской водой, искусственными волнами и тем, что они здесь одни.
Вообще, замок казался пустым, лишь изредка по высоким коридорам прошмыгивал какой-нибудь учтивый прислужка, гнущий при каждой встрече спину.
Перед ужином старый лакей с прилизанными волосами принес Кислову фрак, манишку и бабочку. Одев всё это, он почувствовал себя полнейшим идиотом. Во-первых, душно, во-вторых, некуда деть руки, болтаются, как макароны, туда-сюда, в-третьих, фрак к чему-то обязывает, в нём не ляпнешь, не почешешь в маковке, когда приспичит, а совсем наоборот — ты должен вести себя так, будто лом проглотил. В зеркале, однако, Кислов выглядел вполне прилично, что подтвердил и Фадеев, который вскоре зашел за ним.
Глава 23. Ужин в замке
В трапезной за длинным, ломящимся от кушаний столом, уже размещались шесть мужчин — все во фраках, всем за пятьдесят, так что Игорь был в этой компании самым молодым. После того, как русские заняли свои места, герр Кирхгофф, сидящий во главе стола, сказал, что все в сборе, можно приступать к чревоугодию, а разговоры потом, когда будет заморен червячок.
Что тут началось. Гости со всем пылом накинулись на еду, принялись стучать вилками, ножами, чавкать, лакать пиво, рыгать, отпыхиваться и молотить языками. Каких-то шесть бурбонов подняли такой гам, как будто было их в десять раз больше.
Вот кто-то с шумом пустил ветры,
Игорь с недоумением посмотрел на Фадеева, и тот объяснил, что здесь все свои, что сдерживаться в таком случае вредно, врачи не рекомендуют, а потому если приспичит, то валяй, никто не обидится. Вообще, добавил он, немцы очень рациональная нация, есть чему поучиться. «Этому и учиться не надо», — подумал Кислов и сказал, что странно, что дам нет.
— Это, батенька, не какая-нибудь идиотская тусовка, а деловая встреча, — ответил Фадеев. — Сейчас, погоди маленько, все напитаются, основная часть и начнется. Ты не встревай, даже если что-то и поймешь. Когда надо, я тебя спрошу.
— Что спросите? — не понял Кислов.
— Что надо. Там увидишь.
Действительно, весьма скоро гости принялись метать пореже, перешли на коньячок, на ветчину, на маслины.
Кирхгофф постучал вилкой по тарелке и, когда гам утих, сказал:
— Я намеренно не назвал нашего юного друга из Москвы. Это чекист Игорь Кислов. Делает вид, что не знает языка, но у меня есть подозрение, что знает. Будьте внимательны.
После его слов гости, жуя, уставились на Кислова, потом на Фадеева — ты, мол, что себе позволяешь? Фадеев поднял перед собой ладонь — дескать, спокойно, всё схвачено.
Гости переглянулись. Ну что с них, с этих русских миллионеров, возьмешь? Что хотят, то и делают.
Дальнейшая беседа проходила на тарабарском языке, и Игорь остался не у дел. Сидел себе, вылавливая порой из речи немецкие слова, которые никак не складывались в общую картину, жевал вкусную рыбку, чередуя с крупной черешней, разглядывал высокий сводчатый потолок, украшенные барельефами и лепниной стены, в общем валял дурака. Когда надоело пялиться по сторонам, принялся разглядывать гостей. Очень забавно было наблюдать за тем, как, почувствовав его взгляд, какой-нибудь из мужчин начинает поёживаться, бегать глазками, потом сердито смотрит, бормочет: «Чего