— Придешь или пока там останешься? — спросил Белоусов.
— Я днем еще написал заявление об увольнении, — сказал Новиков, — но Оскарыч не подписал, а предложил место зама. Так что пойду-ка я, пожалуй, восвояси. Вы уж там как-нибудь без меня.
Глава 29. Позвольте спросить
Перед уходом он выглянул в распахнутое окно — мда, высоковато даже для субтильного Аскольда. С когтями на руках что-то еще можно было бы придумать, но и это помощь небольшая, стены гладкие, без выступов, зацепиться кроме как за подоконник не за что… Сиганул на дерево? В принципе, можно, но тогда следовало бы здорово разбежаться.
Барменша пришла в себя и лежала теперь, закрыв глаза ладонью. Потом она ругнулась, как извозчик, и села. Процедила: «Что же это за сволочь-то такая здесь была?» Подняла глаза на Новикова и, уловив его жалость, заскулила, захныкала, как маленький ребенок, всё больше распаляясь.
— Ну, ну, — произнес он. — Всё уже позади. Я найду эту сволочь.
И вышел, спрашивая себя, зачем он это ей сказал? Или скорее он сказал это себе, как бы давая клятву на крови?
Спустившись во двор, он нашел распахнутое окно игровой и не обнаружил на стене ни единого следочка. Пропеллер ему, что ли, вставили?..
На следующее утро он как штык явился на кладбище, и пошла писать губерния. Время до четверга пролетело незаметно, в четверг же утром Тарас принес два известия: первое — после обеда придет мужик потолковать насчет Добровольческой Армии и второе — вечером идем потрошить казино.
Мужик, который появился сразу после обеда, будто ждал, когда сытые и довольные Тарас с Андреем выйдут из «столовой», был сер, блёкл, невзрачен, да и не мужик он был, а молодой человек, тот самый молодой человек, что до смерти напугал Ивана Георгиевича Лисова своей синюшной жабьей рожей. Нет, нет, ничего жабьего в его внешности не было, но Лисов увидел именно это, после чего взял, да помер. Эх, знать бы Новикову, кто перед ним стоит.
Новиков, однако, этого не знал, и потому был с молодым человеком любезен и корректен. Тарас, которому было противно, оставил их одних, и Новиков, прогуливаясь с полпредом между старых могилок, нес околесицу насчет того, как было всем хорошо до перестройки и как стало отвратно после оной. А почему? — спрашивал он себя и сам же себе отвечал: а потому, что наш корабль встал торчмя да так и плывет. Айсберг, тудыть его. Вверху золотой миллион (у тех миллиард, а у нас миллион, пусть будет миллион, хотя много меньше), внизу же балласт, навоз, ботва, в смысле прочее народонаселение. Стыдище, позорище, срам на весь мир. Поневоле возникает вопрос: «Доколе?»
Нес он, значит, эту ахинею, и диву давался — с чего бы вдруг на него напало такое словоблудие? И как-то аллейки пропускались, проскакивали незамеченными, будто их не было. Вроде бы шли не спеша, тащились, можно сказать, а за каких-то десять минут вдоль и поперек всё кладбище исходили.
Впрочем, этих десяти минут полпреду оказалось достаточно, чтобы оценить серьезность намерений Новикова.
— А позвольте спросить, — подал он голос. — Кто вас познакомил с Аскольдом Шубенкиным?
— Никто, — произнес Новиков, отметив, что они уже стоят у выхода.
— Тогда откуда вы его знаете?
— Знакомые бомжи рассказали.
— То есть, никаких стычек между вами не было? — предположил молодой человек и глаза его на какую-то секунду сделались насмешливыми, что не ускользнуло от Новикова.
«Эх, потрясти бы тебя, Чумака недорезанного, — подумал он, ничуть не сомневаясь в том, что полпред обладает даром внушения, отчего и аллейки проскакивали незамеченными. — По другому бы запел».
— Не понимаю, к чему вы клоните? — осведомился Новиков.
— К тому, что Аскольд вас знает, — ответил молодой человек. — Я-то за вас, вы мне понравились, но вот Шубенкин.
— А что Шубенкин? Он кто — начальник? Какой-то вонючий бомж ему дороже бывшего силовика.
— Не понял, — признался молодой человек, и сразу сделался симпатичным.
Он то был гадким и скользким, то симпатичным и пушистым, не человек, а сплошное наваждение.
— На днях этот ваш Аскольд вербовал в Армию одного бомжа, — объяснил Новиков. — И ничего. А тут бывший силовик, то есть я, предлагает услуги, и у Аскрольда возникают сомнения.
— Не понял, — повторил молодой человек. — Вас уже внедряли в Армию, но вы добровольно избавились от чипа. Вы стреляли в Шубенкина и при первой возможности вновь будете стрелять. Вы сейчас на хорошо оплачиваемом месте, а у нас при опасной работе заработки невысокие. Вы что, идете к нам за какую-то идею? За какую?
— Ну, я же говорил, — скучно произнес Новиков. — Надоело всё, обрыдло.
— Свергать власть? — подсказал молодой человек, у которого в глазах прыгали веселые чертики.
— Ну да, — вяло ответил Новиков, показывая, что ему надоело толочь воду в ступе.
— В понедельник в пятнадцать ноль-ноль вот по этому адресу, — полпред вручил ему визитку с адресом. — Просьба не опаздывать.
Пока Новиков разглядывал визитку, а длилось это секунды три, не больше, он исчез. Вот ведь сволочь проворная.
— Доволен? — спросил Тарас, когда Новиков подошел к нему.
— С избытком, — ответил Новиков. — Не бывал здесь?
Тарас взял протянутую ему визитку, подумал и сказал:
— Нет, здесь точно не бывал. Улица Марии Ульяновой — это, дай Бог памяти, рядом с проспектом Вернадского, как раз напротив автосалона. Опасное местечко, этот проспект Вернадского за автосалоном, запретная зона. Масса гаражей, где и угнанные иномарки хранят, и наркотой приторговывают, и чего только не делают, о чем нам с тобой лучше не знать. Я бы на твоем месте поостерегся.
— Хе, — сказал в ответ Новиков. — Волков боятся — в лес не ходить.
— Видел я, как этот парнишка тебя по кладбищу таскал, — Тарас с сомнением покачал головой. — Не приведи Господь. Охота тебе с нечистью связываться?
— Нечистую силу еще Советская власть отменила, — воинственно ответил Новиков…
Адрес казино, куда в девять вечера завалились Тарас с Новиковым, мы называть не будем, чтобы не возбуждать у правоохранительных органов лишнего ажиотажа. Но всё по порядку.
С кладбища Тарас привел Новикова к себе домой — в двухкомнатную квартиру в восьмиэтажном доме рядом с Красногвардейскими прудами. Обстановка здесь была под стать той, что во владении Константина Борисовича на Сретенке, то есть уважающего себя ворюгу нипочем бы не прельстила, но если бы этот ворюга ухитрился открыть платяной шкаф, то обнаружил бы там не ношеные портки и рубахи с вытертыми воротничками, а новёхонькие костюмы, рубашки с иголочки и модные галстуки. В стене под картиной Агриппины Кулаковой «Цветок в проруби» он смог бы обнаружить потайной сейф с кодовым замком, но ни шкаф, ни сейф ему открыть бы не удалось, зубы обломал бы о запирающую конструкцию недоучившегося аспиранта Тараса Покровского.
— Сразу видно — холостяк, — заметил Новиков, войдя вслед за Тарасом в комнату со шкафом.
— А чем плохо? — осведомился Тарас, возясь с замком, который открывался весьма хитрым образом.
— А ничем, — ответил Новиков. — Я ведь такой же.
Тарас открыл шкаф, выбрал костюм побольше, элегантный, стального цвета, снял с вешалки.
— Примерь-ка.
— На вырост покупал? — спросил Новиков, раздеваясь.
— Был у меня дружбан, такой же фитиль, как ты, — объяснил Тарас. — Да сплыл.
— И куда же он сплыл?
— Всё туда же, — ответил Тарас. — Пойду душ приму. Потом ты, если пожелаешь.
— Помер, что ли? — не унимался Новиков. Брюки были в самый раз.
— Убили, чудик, — сказал Тарас. — У кого бабки, тот первый кандидат. Поэтому у меня как бы и есть семья, и как бы её и нету.
Начал прямо тут, в комнате, раздеваться.
— Почему «как бы есть»? — спросил Новиков, надевая пиджак. Фитиль был одного с ним телосложения.
— Официально я женат, есть сын, — терпеливо объяснил Тарас. — Исправно отдаю часть зарплаты, позваниваю, но посещать не посещаю, потому как опасно. Всем всё ясно?
И, мелькая голой задницей, направился в ванную.
Через десять минут его сменил Новиков. Пока он отсутствовал, Тарас вынул из сейфа несколько пачек зеленых, небрежно бросил на стол, а перед выходом сложил деньги в дипломат из крокодиловой кожи, объяснив, что купит на них много-много фишек, на которые в основном будет играть Новиков. Почему именно он? Потому что новичкам везёт.
Без всех этих унизительных занюханных причиндалов нищего Тарас выглядел значительно моложе, а в строгом черном костюме он был просто хлыщ, прожигатель жизни. Было в нём что-то от молодого Кадочникова, в которого без ума втюривались юные красотки.
— Могёшь, — сказал Новиков.
— А то, — ответил Тарас, сунув в зубы зажженную сигару и подхватывая дипломат.
К казино они подъехали на белом Ниссане, принадлежащем Тарасу. Водителем, кстати, он был замечательным, сразу видно — технический человек.
Заведение это было элитным, пускали сюда не всякого. Тараса с Новиковым как бы не заметили, они прошли сквозь дюжую охрану как нож сквозь масло, а вот к следующему посетителю прицепились, да так и не пропустили, хотя вроде бы и одет был нормально и деньги украдкой совал.
— Шулер, — объяснил Тарас, направляясь к неприметной двери в глубине зала. — У ребятишек память натренированная.
За этой дверью имелась лесенка вниз, которую охранял верзила в белой рубашке с засученными рукавами и черных брюках. Явно спортсмен, бицепс в три обхвата.
— Видал? — сказал Тарас, кивнув на него.
Спортсмен осклабился и жестом показал, что можно проходить.
Глава 30. Не прибедняйся, Сеня
Внизу оказалось несколько игровых залов, публика в которых была легко узнаваема. Пугачева, Королёва с Тарзаном, Буйнов, Шнур, ребятишки из пугачевской фабрики звёзд. Буйнов махнул Тарасу рукой, Тарзан посмотрел как солдат на вошь. В этом зале они не задержались, прошли в следующий, где за столом царствовал Кобзон. Вокруг него мельтешила группа юных патлатых фотографов, к которой решительно приближался фатоватый администратор. Те торопливо щелкали, хватая последние секунды, и по команде администратора безропотной струйкой утекли на выход. Кобзон покосил